ПРОКЛАМАЦИЯ ПЕТЕРБУРГСКОГО КОМИТЕТА РСДРП, 18 ИЮЛЯ 1914 Г.
РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
КО ВСЕМ РАБОЧИМ, КРЕСТЬЯНАМ И СОЛДАТАМ

Товарищи!
Кровавый призрак веет над Европой. Жадная конкуренция капиталистов, политика насилия и захвата, династический расчет и боязнь за привилегии перед растущим международным рабочим движением толкает правительства всех стран на путь милитаризма, на путь увеличения военщины, давящей своими расходами трудовой народ всех земель и всех цветов. В течение последних лет европейскому «вооруженному миру» много раз грозила опасность перейти во всеобщую войну, но бряцающие оружием капиталисты и помещики под давлением народных протестов в Германии, Франции, Англии и других странах вынуждены были урегулировать свои дела без кровавых столкновений народов. Международный Социалистический Рабочий Союз, стоящий на страже интересов всех трудящихся всего мира, был во главе этого движения в пользу мира и теперь призывает рабочий класс всех стран протестовать против войны. «Долой войну! Война войне!» — должно катиться мощно по градам и весям широкой Руси. Рабочие должны помнить, что у них нет врагов по ту сторону границ; всюду рабочий класс угнетается богатыми и власть имущими, везде гнетет его ярмо эксплоатации и цепи нищеты.

Царское правительство заявило себя в грядущем конфликте «покровителем и освободителем» славянских народов, но мы здесь видим не покровительство, а лишь жажду захвата новых
владений. Оттиснутые Японией с востока, наши безответственные кровавые правители путем тайных дипломатических соглашений пытаются ловить рыбу в мутной воде Ближнего Востока.

Да здравствует мировая рабочая солидарность!.. Да здравствует Учредительное собрание, могущее дать крестьянам всю землю и рабочему люду свободу бороться за лучший мир, за социализм, где народы будут жить в труде и мире.

Долой войну!
Долой царское правительство!
Да здравствует революция!
Амнистии всем мученикам свободы!
Да здравствует национальное равенство!..

Петербургский комитет
Российской социал-демократической рабочей партии.
Инв. № 16186, Воспроизведено с типографского подлинника.

6) Задачей социал-демократии России является в особенности, и в первую голову, беспощадная и безусловная борьба с великорусским и царско-монархическим шовинизмом и софистической защитой его русскими либералами, кадетами 6, частью народников 7 и другими буржуазными партиями. С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России и разжигающих национальную вражду для усиления гнета великорусов над другими национальностями и для укрепления реакционного и варварского правительства царской монархии.

Разговоров о войне в то время велось немало, и все же, когда война пришла, она была для всех неожиданной. Меньше всего ждал ее я. Помню, я собрался тогда поехать за границу подлечиться в Виши. По дороге заехал к моей дочери, которая вместе со своим мужем жила в Польше, и там узнал о начавшейся мобилизации. Полк, в котором офицером состоял мой зять, получил срочный приказ двинуться к границе. Конечно, о поездке дальше не могло быть и речи. Я вернулся в Петербург. Он переживал в то время дни военной лихорадки. По улицам ходили демонстрации с национальными флагами. Всюду произносились патриотические речи. Особенно восторженно были настроены офицеры, которые составляли главный круг моих знакомых. Мне эти настроения с самого начала были чужды. Я смотрел на будущее очень пессимистически. Может быть, лучше, чем кто бы то ни было другой, я знал, насколько непрочно то успокоение, которое царило внутри страны, насколько сильны в ней революционные настроения и насколько опасна в этих условиях война. Помню, я не раз высказывался в этом смысле и говорил о войне как о начале длинной серии страшных несчастий, которые надвигаются на нашу родину. Мои настроения стояли в таком резком противоречии с настроениями всех окружающих, мои речи звучали таким резким диссонансом в общих разговорах тогдашних петербургских гостиных, что за мной сложилась репутация чудака-пессимиста и даже германофила.

А между тем я был уверен, что именно я прав, и я не раз говорил, что если бы Столыпин был жив, если бы он стоял по-прежнему у кормила правительственной власти, то он никогда бы войны не допустил. В этом я твердо убежден и теперь. Мне приходилось на эту тему не раз говорить со Столыпиным. Он всегда расценивал войну как величайшее несчастье изо всех, какие только могут постигнуть Россию. Он считал, что Россия только начинает внутренне укрепляться, что в ней только теперь, после проведения земельной реформы, складывается тот класс, который способен стать прочной опорой порядка. Еще лет 10–15, говорил он, и нам будут не страшны все революции. Только бы история дала нам этот срок.

Верный этим взглядам, он, пока был жив, решительно боролся против всех попыток увлечь Россию на путь внешних авантюр. Хорошо помню его тревогу в дни аннексии Боснии и Герцеговины Австрией{69}. Как известно, после провозглашения этой аннексии в столицах началась сильная агитация в пользу войны против Австрии. Интеллигенция, и либеральная, и консервативная, говорила о необходимости выступить «на защиту братьев-славян». Происходили демонстрации, устраивались собрания. После одной из очередных поездок в Царское Село для доклада Столыпин на обратном пути сказал мне: «Сегодня мне удалось спасти Россию от гибели», — и рассказал, что во время доклада Царь сообщил ему как об уже состоявшемся факте о своем решении дать согласие на мобилизацию трех военных округов против Австрии. «С большим трудом, — говорил Столыпин, — мне удалось убедить Его Величество, что этот шаг неизбежно повлечет за собой войну с Германией и что эта война грозит самому существованию и династии и империи. О какой войне может быть речь, — прибавлял Столыпин, — когда у нас внутри достигнуто еще только поверхностное успокоение, когда мы не создали еще новой армии, когда у нас даже нет новых ружей».

Тогда война была предотвращена. В 1914 году Столыпина не было…

Скоро, очень скоро сообщения с театра военных действий стали приносить подтверждения правильности моего пессимизма. Легла гвардия в боях под Кенигсбергом, разбили Самсонова под Сольдау, все яснее и яснее становилось, что хвастливые заявления руководителей Военного ведомства не соответствуют действительности. Вооружение нашей армии было явно недостаточно, командование явно стояло не на высоте, и поражение следовало за поражением. Вчерашние оптимисты, готовые кричать, что они шапками закидают врага, теперь ударились в другую крайность. Всюду шли разговоры о предательстве в тылу, о тайных пособниках Германии, которые расстраивают дело снабжения, о темных силах, которые работают на дело поражения России. Такие разговоры шли и в верхах, и в низах. Особенно много внимания уделяли роли Распутина, по-настоящему ставшего известным всей России только теперь.

О нем говорили по-разному, мне приходилось слышать солдатские разговоры о том, что Царь теперь разуверился в дворянах и чиновниках и решил приблизить к себе «нашего брата, простого мужика» и что это только начало, что скоро вообще всех «дворян и чиновников» Царь прогонит прочь от себя и наступит «мужицкое царство». Но более распространенным было другое мнение: о темных силах, в руках которых Распутин был только орудием. О Распутине говорили все, и в форме, которая унижала наше национальное самолюбие. Помню, в конце 1915 года даже один из знакомых французских генералов, приехавший в Россию в составе какой-то французской военной миссии, встретив меня на Невском, спросил весьма иронически: «Ну, какие новые распоряжения вышли от Распутина?»

Этот вопрос очень больно задел меня, и я ответил на него в достаточной мере резко. Но по существу я не мог не сознавать, что мой знакомый имел право ставить этот иронический вопрос.

Почти весь 1916 год я провел вне Петербурга, в Крыму. Вернулся в начале декабря и сразу же почувствовал, что за этот год атмосфера напряглась до невозможности. Чувствовалось приближение событий. Имя Распутина было у всех на устах. На святках пронеслась весть об его исчезновении. Вскоре стали известны подробности его убийства. Общие отзывы были единодушны. Все были рады: «Слава Богу, наконец с этим позором покончено».

Сначала в детстве умерла его дочь София, потом погиб (1889) наследник Австрийского престола Рудольф (убийство или нет не знаю). В 1898 его любимую жену Сисси Елизавету Баварскую зарезал итальянский террорист.

в детстве умерла его дочь София, потом погиб (1889) наследник Австрийского престола Рудольф (убийство или нет не знаю). В 1898 его любимую жену Сисси Елизавету Баварскую зарезал итальянский террорист.

"Товар." сообщает, что известные деятели социал-демократической партии журналисты Парвус и Дейч, сосланные в Нарымский край, бежали и в настоящее время находятся уже за границей.

Парвус же, вкусив славы революционного трибуна, пройдя тюремные посиделки и побывав в сибирской ссылке, охладел к судьбе революционной России, стал активно заниматься коммерческой деятельностью и посредничеством. Но здесь в погоне за земными радостями и в силу своего бурного темперамента он совершил проступок, последствия которого круто изменили его судьбу. Будучи в течение ряда лет успешным литературным агентом М. Горького в Германии, Парвус собрал за пьесу «На дне» значительную сумму — более 100 тысяч марок — б(льшая часть которой должна была по договору поступить в партийную кассу социал-демократов. Но вместо денег он прислал «буревестнику революции» письмо, в котором уведомлял, что деньги ушли на его путешествие с «дамой сердца». Состоявшийся в начале 1908 г. третейский суд в составе К. Каутского, А. Бебеля и К. Цеткин морально осудил Парвуса, поставил его вне рядов российского и германского социал-демократического движения.

В результате недавний революционер оказался в Константинополе, где, по словам одного из его биографов, «началась самая сенсационная глава жизни этого человека»{82}. Об этой главе длиною в пять лет доподлинно известно немного, а все остальное из области слухов и предположений. По имеющимся сведениям, Парвус с 1911 г. стал агентом немецкого Генерального штаба и в качестве такового был послан как военный корреспондент в Константинополь, где был прикомандирован к немецкому генералу Лиману фон Сандерсу. Здесь ему была предоставлена возможность заключать выгодные контракты по хлебным поставкам и зарабатывать на этом большие деньги{83}. Он гордился заключенной сделкой с Россией по доставке зерна, которая, по его утверждению, спасла режим «младотурок» от катастрофы. Возможно поэтому он стал не только миллионером, но и советником правительства «младотурок», а совсем не потому, что один из его лидеров Мехмет Талаат, с которым Парвус был хорошо знаком, являлся великим мастером образованной в 1909 г. ложи «Великий Восток Турции».

Одновременно Парвус занимался и контрабандой немецкого оружия устаревших образцов, пользовавшегося на Балканах большим спросом. С началом Первой мировой войны он стал активно работать в пользу Германии, агитируя общественное мнение Турции за участие в войне на стороне центральных держав. Как бы то ни было, надо отдать должное его острому уму, практической хватке, предприимчивости и авантюрному характеру. Как мне представляется, финансовые успехи Парвуса есть блестящее подтверждение мысли Ф. М. Достоевского о том, что «из правдоискателей и бунтарей такие деловые шельмы вдруг вырабатываются, что понимающие люди только языком на них в остолбенении пощелкивают». Переход Парвуса в новое качественное состояние, так сказать, на другую сторону классовых баррикад, изменил весь его образ мысли и поведения, обнажил скрываемые ранее черты характера, сделал его в глазах бывших соратников «сутенером империализма» (Э. Бернштейн), «негодяем» и «авантюристом» (Ленин), а для будущих биографов он станет таинственной фигурой. Всей своей предшествующей трудной и бурной деятельностью Парвус был подготовлен к любым превратностям судьбы, в том числе и к очередному резкому повороту, который произошел в его жизни с началом Первой мировой войны.

ессно об австрийском имераторе франце иосифе, про которого писал выше владимирович. цитата из его поста выше.