Армавирский скороход Герострат Дернилович вызывает через посредство «Русского Знамени» П.Н.Милюкова... на кулачный бой.
Возмущенный до глубины души допущением присутствия Милюкова в Государственной Думе, после его предательского поступка в Америке, выражаю ему глубокое негодование и вызываю его на дуэль, но так как я не военный и не умею владеть ружьем, револьвером, шашкой кинжалом и т.п., да и не имею их, то я вызываю Милюкова, как предателя России, по старинному русскому обычаю, на кулачный бой, - словом, будем драться на кулаках, кто кого начистит по ребрам.
Армавир, Куб. обл. Артист-скороход Аполлон Карлович Дернилович.

Турецкий султан Абдул-Гамид отдал приказ венскому послу изловить каким-либо способом принцессу Джемиль Туссун и отправить ее в Константинополь, где она будет подвергнута пожизненному заключению. Беглая принцесса приходится султану внучатой племянницей. Сердится султан на нее, по словам венской "Утренней Газеты", не за то, что она убежала от мужа, а за то, что отреклась от магометанской веры.

Группа православного японского духовенства во главе с архиепископом японским НИКОЛАЕМ, скончавшимся 3 февраля в Токио. По правую руку архиепископа сидит самурай Савабе, первый обращённый в православие Японец.

Интересные воспоминания о Колчаке оставил голландский военный корреспондент, затем член французской военной миссии в Сибири Лодевейк Грондейс в своей книге «Война в России и в Сибири» (Париж, 1922 год). Грондейс, в частности, описывает, как Колчак был заражён антисемитизмом и антиамериканизмом, а также пренебрежением к русским низшим классам:

«Во время наших разговоров адмирал подчёркивал роль иностранцев (к ним он относил латышей и евреев), которую они играли и продолжают играть во всех разрушительных событиях в России и в Сибири. Он показал мне несколько фотографий революционных комитетов (пятёрок) в Омске, Екатеринбурге и т.д. Фотографии были сделаны в подвалах перед повешением большевиков. Лица пещерные, искажённые страхом. «Вот фамилии восьми заговорщиков из Екатеринбурга, - сказал он мне, - среди них два русских, три еврея, три латыша. Посмотрите на лица русских - настоящие дураки! И они символ всей России, безграмотной, необразованной, соблазнённой хитрыми инородцами. В пятерке Омска та же история. Среди семи членов один русский».

Американскую политику адмирал считал для России вредной:
«Соединенные Штаты отправили к нам представителей, столь же злонамеренных, как их президент, их влияние вредно, они только ухудшают ситуацию. Они здесь для распространения большевизма. Их надо отозвать всех, вред от американцев не поддаётся исчислению, отношения между Россией и Америкой становятся только хуже. Их политика - еврейская, и здесь, в Сибири, они окружены евреями».

На этом его политическая карьера закончилась - немцы методично замесили его ногами

Нестеренко не считает русский народ проблемным. Он считает его исчадием ада. Я от него отбивался руками и ногами, кончилось тем, что он "прекратил общение".
niktoinikak.livejournal.com/1180111.html

Grigoriy wrote: Речи этого человека мне напомнили портрет Козьмы Пруткова: только с таким выражением лица, с важно надутыми щеками, с бездонной глупостью во взоре, с водруженным на макущку лавровым венком - только так и можно произносить подобные речи.

Петя Урусов (ныне в ссылке) влюбился в мою двоюродную сестру Олечку. Оба были «беспартийные» в отношении религии. Расписались в загсе и зажили вместе. Родные косились. Неожиданно они захотели венчаться, пошли в ближайшую церковь. Там поп руками замахал: «Что вы, с ума сошли, сейчас масленица. Приходите после Пасхи». — «Да ведь невеста в положении». — «Я ничего не могу, идите в Синод, м.б., разрешат». Те отправились. Петю направили к Сергию, который в этот момент служил. Петя пришел к алтарю, говорит ему, в чем дело. Тот видит: парень невзрачный, одет плохо. Говорит, нельзя. Петя, расстроенный, возвращается к Олечке. Рассказывает о неудаче. Она предложила написать заявление. Написали. «В святейший синод от кнж. Голицыной и кн. Урусова и т.д.». Когда Сергий вернулся, подали ему через секретаря. Через минуту выбегает сам «Владыко», очень любезен. «Что же вы раньше не сказали». Срочно написал разрешение и приложил гигантскую печать. Батя был удивлен, но перевенчал беспрекословно. Вот что называется «классовый подход»!

Удивительно дурацкое положение создалось для бывших лагерников из «бывших». Кн. О. — 24 лет сделался в лагере ветеринаром. Освободился. Куда ни придет наниматься, везде берут с радостью. Как посмотрят документы, что бывший з/к, так не берут. С горя он пришел в Дмитлаг, там в ветотделе обрадовались. Страшно нужны ветеринары. «Вы заключенный?» — «Нет». — «Тогда не можем взять. Приказ вышел». Я знаю десятки людей в таком положении. Брат Сергей, хоть и не бывший з/к, а как узнают, что бывший князь, никуда не берут. С другой стороны, многие из титулованных, проведя в лагере 3—5 лет, остаются на строительствах НКВД и прекрасно живут (хотя много работают по 10—12 часов) и их не боятся. Держат, уважают; начальство даже иногда хвалится (между собой в разговорах) ими. Я говорю брату: «Иди на Красную площадь и кричи: "Бей жидов, спасай Россию"». За это больше трешки не дадут, зато попадешь в лагерь, там узнают, что ты хороший и полезный работник, останешься на строительстве, будешь как граф Г., барон Т., князь В., адмирал Г. или епископ И. и многие другие дворяне»

Дядя Павел Шереметев ехал в трамвае с массой кульков и занял ими два места. Какой-то гражданин обратился к нему:
— Пусти сесть. Ишь расселся, как граф Шереметев!

Джунковский и Загряжский в 1919 году в Бутырской тюрьме сидели во дворе МОК и грелись на солнышке, которое редко сюда заглядывает по причине высокой стены. Загряжский: «Кто это выдумал? Такая стена высокая, и еще железную наделку сделали». Джунковский (грустно качая головой): «Это я! Когда губернатором был. Как приеду в Бутырки, нахожу все карцеры полными. За сношения МОКа сЖОКом. Я приказал, чтобы изолировали раз и навсегда, как следует, чтобы людей в соблазн не вводить»

В современной литературе утвердилось мнение о напряженных отношениях между Ататюрком и предыдущим, младотурецким правительством. Оно верно лишь отчасти. Турцией в 1913-1918 правил триумвират из Трех Пашей: военного министра Энвера, министра внутренних дел и затем великого визиря Талаата и командующего флотом и наместника Сирии Джемаля. Самой сильной личностью среди них был конечно Талаат: достаточно сказать, что он, простой почтальон, сумел подчинить своей воле офицеров (а офицер в Турции - это царь и бог).

Из них троих с Энвером у будущего Ататюрка были враждебные отношения, с Талаатом скорее нейтральные, а с Джемалем – вполне дружеские. Во время ПМВ, готовясь к отъезду из Сирии в Константинополь, Мустафа Кемаль обнаружил, что у него не хватает денег на дорогу. Зато у него было пять прекрасных арабских скакунов – он решил их продать. Вот только местные отказывались их покупать: они справедливо боялись, что кони будут реквизированы для армейских нужд.

Тогда Кемаль сообщил о своей проблеме Джемаль-паше и тот купил у него коней за две тысячи лир. Уже добравшись до Константинополя, Кемаль получил от Джемаля телеграмму: тот писал, что перепродал скакунов за пять тысяч и высылает Кемалю три тысячи лир разницы. Тот отказывался, но Джемаль все равно передал ему деньги через знакомых.

После проигрыша в мировой войне два паши – Талаат и Джемаль были убиты дашнаками за организацию армянского геноцида. Энвер пытался присоединиться к сражающимся против франко-армяно-греческих войск турецким националистам, но Кемаль его естественно послал. Тогда тот отправился в СССР, поступил на службу к большевикам, перебежал от них к басмачам и был убит в одном из столкновений с Красной армией.

История главного московского гастронома началась в 1898 году: здание на Тверской улице, где ему суждено было открыться, приобрел купец Григорий Елисеев. Три года спустя на первом этаже открылся шикарно оформленный магазин, который в столице быстро прозвали «Елисеевским» - в честь хозяина.

Уже в первые годы после своего открытия он превратился в одну из достопримечательностей Москвы. Посетители с удовольствием разгуливали под хрустальными люстрами и украшенным золоченой лепниной потолком «Елисеевского» и редко уходили оттуда без покупок.

Но тут в успешное предприятие купца Елисеева вмешалась революция: ему пришлось бежать во Францию, вывески знаменитого магазина пустили на металлолом, а торговые залы пустовали вплоть до конца эпохи Новой экономической политики (НЭПа).

В 30-е годы XX века «Елисеевский» открылся уже под новым названием - гастроном №1. Изменилось и название улицы, где он находился: в 1932 году Тверская превратилась в улицу Горького. Но знаменитый магазин москвичи по-прежнему называли именем купца Елисеева.

Сохранился за ним и элитный статус - там продавались дефицитные товары вроде ананасов. Само собой, должность директора «Елисеевского» была очень престижной, и многие желали ее занять. Одним из них был уроженец Ярославля Юрий Соколов. Ему удалось стать, пожалуй, самым известным директором легендарного магазина, вот только прославился он вовсе не ударным трудом...

О происхождении Соколова известно мало: его мать была профессором Высшей партийной школы, отец — ученым. В юности Юрий ничем не выделялся среди сверстников, но все изменила Великая Отечественная война. 18-летний Соколов попал на фронт, показал себя прекрасным бойцом и в ранге младшего лейтенанта стал командиром взвода минометной батареи на 2-м Прибалтийском фронте.

Однополчане рассказывали, что Соколов отличался абсолютным бесстрашием и требовал того же от своих подчиненных. Это приносило плоды - взвод молодого командира уничтожил более 100 солдат противника, несколько станковых пулеметов и пушек.

За многочисленные заслуги в 1945 году Соколов получил восемь наград, самыми почетными из которых стали орден Красной звезды и медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».

Впрочем, фронтовые заслуги не помогли Соколову хорошо устроиться в послевоенное время - он перебивался случайными заработками вплоть до конца 40-х годов. Устав от такой жизни, фронтовик перебрался в Москву, поступил в один из столичных вузов, где стал учиться по специальности «Торговое дело», и довольно быстро устроился на работу таксистом.

Но его спокойная жизнь длилась недолго: в 1950 году один из клиентов заподозрил таксиста Соколова в обсчете. Милиция подтвердила догадки пассажира — он стал жертвой обмана; Соколов получил два года лишения свободы. Свой срок он отсидел от звонка до звонка.

Освободившись, бывший зэк вновь принялся искать работу, но теперь путь в таксисты ему был заказан. И Соколов решил податься в торговлю: он устроился продавцом в один из московских магазинов и стал стремительно обрастать знакомствами.

Все это помогло Соколову в начале 60-х годов попасть в знаменитый «Елисеевский». Кстати, его жена с необычным именем Флорида работала в не менее престижном месте — Главном универсальном магазине (ГУМе) на Красной площади.

Рядовым продавцом «Елисеевского» Соколов оставался недолго и в 1963 году стал заместителем руководителя магазина. Девять лет спустя, уже будучи членом бюро райкома партии, он возглавил гастроном №1.

Первым решением Соколова на новом посту стала замена оборудования: холодильники, которые толком не держали температуру, отправили в утиль. Им на смену пришли финские рефрижераторы.

Благодаря новой технике продукты, которые раньше портились за пару дней, стали храниться гораздо дольше. Вот только в документах это не отражалось — товары списывались в прежних объемах, а деньги за неучтенную продажу из-под полы шли в карман Соколову. Туда же поступали взносы от подчиненных-сообщников — с начальников отделов и заведующих филиалами директор получал 150-300 рублей.

Но теневые средства у директора «Елисеевского» не задерживались - Соколов пускал их на взятки. Он не жадничал и щедро делился в том числе с сотрудниками Главного управления торговли Мосгорисполкома, руководил которым Николай Трегубов. Говорят, именно он поспособствовал трудоустройству Соколова в «Елисеевский».

Благодаря большим и не всегда законным стараниям Соколова в его магазин поступало много качественного и дефицитного товара. Но простым покупателям не была доступна и половина того, что попадало на столы партийной элиты, богемы и высокопоставленных научных работников.

Благодаря директору «Елисеевского» те не знали нужды в черной и красной икре, шоколадных конфетах, колбасах и сырах, рыбных деликатесах, кофе и качественном алкоголе.

Соколов был талантливым управленцем: за то время, пока он руководил гастрономом №1, выручка магазина выросла в три раза - с 30 до 90 миллионов рублей в год. Конечно, благодаря своему высокому посту и талантам он был вхож в самые высокие партийные круги.

Среди его покровителей, кроме Николая Трегубова, были второй секретарь Московского горкома КПСС Раиса Дементьева и министр МВД СССР Николай Щелоков. Но самым влиятельным среди них был секретарь Московского горкома партии Виктор Гришин; по некоторым данным, именно связь с ним сыграла роковую роль в судьбе Соколова.

У Гришина был враг - глава КГБ Юрий Андропов. Главный чекист Союза не только подозревал Гришина в коррупции, но и понимал, что он - один из верных кандидатов на место первого секретаря ЦК КПСС, на которое метил сам Андропов.

Соперника надо было устранить, и лучшим способом могла стать дискредитация его окружения. Поэтому сотрудники правоохранительных органов начали копать под Соколова.

К слову, судьба давала директору гастронома №1 шанс уйти от уголовной ответственности. В конце 70-х годов журналист одной из центральных газет провел собственное расследование и выяснил, что продавцы «Елисеевского» часто обсчитывают и обвешивают покупателей.

Статья уже готовилась к выпуску, как вдруг в редакцию позвонили «сверху» и настойчиво попросили не давать ход компромату. Материал сняли с печати. А ведь Соколова тогда могли бы просто уволить — и под жернова политической борьбы он скорее всего не попал бы. Но вышло иначе.

Правоохранительные органы занялись директором «Елисеевского» с умом. Воспользовавшись отъездом Соколова за границу, они оснастили его кабинет прослушивающей аппаратурой и скрытыми камерами. Чтобы маневр удался, оперативники устроили в здании «Елисеевского» короткое замыкание и под видом ремонтников проникли в рабочий кабинет Соколова.

Вернувшись из командировки, тот даже не заподозрил, что его рабочее место нашпиговано шпионской техникой, и спокойно продолжил работу по привычной схеме.

Теперь оперативники ежедневно становились свидетелями дачи и получения главой гастронома №1 взяток от различных лиц, так или иначе связанных с торговлей.

Очень вовремя попалась милиции одна из сообщниц Соколова - заведующая колбасным отделом, которая пыталась за валюту сбыть иностранцам водку и икру. На первом же допросе задержанная раскололась и сдала своего начальника «с потрохами».

Соколов был задержан 30 октября 1982 года. Перед входом в кабинет директора «Елисеевского» сотрудникам КГБ пришла оперативная информация - подозреваемый только что получил взятку в 300 рублей.

Но чекисты знали, что Соколов не так прост: у него под столом находилась тревожная кнопка вызова охраны, которая могла бы затруднить задержание. Поэтому когда один из оперативников вошел в кабинет к Соколову, он сразу протянул ему руку для приветствия. Директор машинально пожал ее - и его сразу скрутили, не позволив добраться до кнопки.

Помимо Соколова на скамье подсудимых оказались его заместитель и трое заведующих отделами гастронома №1. Первое время главный фигурант отмалчивался и не давал никаких показаний. Правда, после смерти Брежнева и прихода к власти Андропова сидевший в СИЗО «Лефортово» Соколов стал куда разговорчивее.

Узнав, что партию возглавил не его могущественный покровитель Гришин, а опаснейший враг, Соколов решил пойти на сделку со следствием и принялся каяться, предварительно взяв со следователей обещание скостить ему срок.

Судили Соколова по 173 и 174 статьям УК РСФСР - о получении и даче взятки в крупном размере. На слушаниях обвиняемый не сдавался и пытался доказать, что был вынужден принять правила, царившие в системе торговли. Те, кто считал Соколова жертвой режима, утверждали: он не шиковал, вел аскетичный образ жизни, спал на самой обычной кровати.

Впрочем, жилье директора «Елисеевского» в этот образ никак не вписывалось: его дом соседствовал с дачей, где вместе с мужем жила Галина Брежнева - дочь дорогого Леонида Ильича. И бидон для молока, в котором хранились облигации на 67 тысяч рублей (оперативники нашли его при обыске в доме Соколова), плохо сочетался со скромным образом жизни.

На суде Соколов пытался доказать, что всего лишь играл по правилам, царившим в мире торговли. Но, раскрывая все тайны своих гастрономических схем, подсудимый даже не догадывался, что топит сам себя.

В какой-то момент Соколов представил суду секретную тетрадь, где фиксировал все теневые операции и их участников, и стал зачитывать записи.

Но суд неожиданно прервал подсудимого и поспешил вынести вердикт. Поговаривали, что торопились неспроста: в записях Соколова мелькали имена первых лиц СССР, для которых откровенность подсудимого была весьма некстати.

Несмотря на все обещания следствия, сотрудничество с ним Соколова не спасло - его приговорили к высшей мере наказания.

«Расстрельный» приговор, вынесенный 11 ноября 1983 года, неожиданно встретили рукоплесканиями. Это радовались сотрудники КГБ, изображавшие зевак, и приглашенные на процесс директора столичных магазинов.

Своей бурной реакцией работники торговли, многие из которых в махинациях могли дать фору Соколову, пытались задобрить власть и показать, что они чисты перед законом. Остальные фигуранты «дела гастронома №1» получили сроки от 11 до 15 лет лишения свободы.

«Расстрельный» приговор, вынесенный 11 ноября 1983 года, неожиданно встретили рукоплесканиями. Это радовались сотрудники КГБ, изображавшие зевак, и приглашенные на процесс директора столичных магазинов.

Своей бурной реакцией работники торговли, многие из которых в махинациях могли дать фору Соколову, пытались задобрить власть и показать, что они чисты перед законом.

Освободившись, бывший зэк вновь принялся искать работу, но теперь путь в таксисты ему был заказан. И Соколов решил податься в торговлю: он устроился продавцом в один из московских магазинов и стал стремительно обрастать знакомствами.

"-- Прекрасный магазин! Очень, очень хороший магазин!" (с)

Почему раньше кочевники были непобедимы (а потом перестали)

Некоторые недоумевают: как же так вышло, что все без исключения оседлые страны, окружавшие Степь (Китай, Индия, Иран, Византия, Россия) были в какой то момент завоёваны кочевниками. Их же было мало, да и оружие у них было похуже, может это вообще все миф?

Один эпизод Первой Опиумной войны, как мне кажется, проливает свет на этот вопрос. Английский военный врач оставил интересное описание взятия Чжапу - приморской крепости в китайской провинции Чжэцзянь. Сначала британцы разнесли форт из пушек, а потом высадили десант.

Так вот, китайские солдаты гарнизона разбежались ещё на стадии артобстрела. А «татары» (т.е. маньчжуры) оказались их полной противоположностью и дрались до последнего, при том что борьба была абсолютно безнадежной - луки и мушкеты против современных ружей. В итоге из многотысячного гарнизона удалось взять живьём всего человек тридцать. Да и те пытались покончить с собой или отказывались от еды и питья, чтобы себя уморить.

- Почему ты не ешь? - спросил врач одного маньчжура, - разве ты не хочешь послужить своему императору?
- Мой император больше обрадуется, узнав, что я умер, - ответил маньчжур

Т.е. что мы имеем? С одной стороны - нормальных крестьян с крестьянским же шкурничеством. С другой - натуральных самураев с этосом бушидо. Вот как-то так и вышло, что уступавшие китайцам в численности в 120 раз маньчжуры довольно легко их завоевали.

Похожая ситуация была во всех архаичных сообществах. Всерьёз поменял расклад сил даже не порох, а муштра. Военная революция 1650-1750 гг. позволила превратить рекрутов-крестьян в боевые машины, не разбегающиеся при первых же признаках опасности как раньше. Это-то и обнулило моральное преимущество кочевников и позволило оседлым обществам задействовать своё численное преимущество на полную катушку. И вскоре основанные кочевниками государства стали падать одно за другим под ударами колониальных империй.