У истоков индийской цивилизации стояла значительно менее известная цивилизация – культура царства Хараппа, 2900–1500 гг. до н. э., которую представляют два крупных города – столица, город Хараппа и не уступающий ему по размерам Мохенджо-Даро.
Население обоих городов составляло примерно 80 000 человек, что для того времени было немало. Это были очень развитые города, с улицами, пересекавшимися под прямым углом; здесь появились первые в человеческой истории водопроводы и первая система канализации. Кажется, жители Хараппы первые научились выращивать хлопок.
Высказывается предположение, что и Хараппа, и Мохенджо-Даро были основаны шумерами, бежавшими от западных границ из-за нашествий индоевропейцев.
Причины исчезновения этой цивилизации долгое время оставались неразгаданными.
В 2000 г. был обнаружен ров, в котором нашли тысячи трупов, а также предметы, относившиеся к Хараппской цивилизации. Постепенно археологи восстановили историю этого народа. Жители Хараппы построили стены, которые позволили им выдержать натиск индоевропейских завоевателей. Когда они убедились в том, что достаточно защищены, то стали заниматься развитием культуры. Они создали особо утонченные искусство, музыку, язык. На письме они
использовали более 270 пиктограмм, которые до сих пор не расшифрованы. Это был миролюбивый народ. Основной доход им приносила торговля хлопком, а также изготовление медной посуды, алебастровых ваз, обработка драгоценных камней, особенно лазурита, который многие народы используют в своих ритуалах. Лазурит встречается только в этом регионе, и «лазуритный торговый путь» тянулся до самого Египта, где изделия из синего камня находят в гробницах фараонов.
Однако индоевропейцы, которым не удалось захватить Хараппу с оружием в руках, не уходили далеко от ее стен, и хараппцы в конце концов стали нанимать их на работу – строить дома, дороги, акведуки. Возник класс индоевропейских рабочих, которые жили в городах Хараппы. Наниматели относились к ним неплохо, особенно учитывая рабовладельческие нравы той эпохи. Но индоевропейцы рожали гораздо больше детей, чем жители Хараппы, вскоре появились шайки молодых бандитов, которые сеяли ужас в окрестностях. Они постоянно нападали на караваны, нанося урон торговле.
Когда индоевропейцы решили, что настал их час, то их соплеменники, жившие в городе, развязали гражданскую войну. Они схватили всех хараппцев, собрали их на краю общей могилы и всех перерезали. Индоевропейцы захватили и разграбили Хараппу и Мохенджо-Даро, но они не знали, как управлять жизнью таких городов, и те постепенно пришли в полный упадок. Через некоторое время индоевропейцы совсем ушли, оставив позади два города-призрака и рвы, набитые трупами тех, кто когда-то дал им работу.
Халиф Аль-Хаким из династии Фатимидов, которая правила с 909 по 1171 г. (шиитская исмаилитская династия, корни которой восходят к заложившей город Каир Фатиме, распространила свое влияние на всю Северную Африку и завоевала Сицилию), жил в Каире. Этот человек постоянно думал о своей власти над городом и о пределах власти вообще. Он издавал абсурдные указы, а затем, переодевшись в простого прохожего, наблюдал за реакцией своего народа. Проще говоря, он предавался социологическим экспериментам, где в роли подопытных выступало все население города. Желая испытать, насколько покорен народ, Аль-Хаким запретил работать ночью. Он утверждал, что слабое освещение вредно для глаз. Любой человек, застигнутый за работой при свече, должен был быть казнен. Прогуливаясь как-то по улицам города, Аль-Хаким обнаружил работающего сверхурочно булочника и повелел сжечь несчастного в его собственной пекарне. Затем, убедившись в том, что все подчинились запрещению работать ночью, он издал новый указ. Теперь не разрешил работать днем. Отныне все должны работать только ночью. Народ, как дрессированное животное, немедленно подчинялся любому необычному закону в тот же миг, как тот был издан. Все стало возможным. Для того чтобы подчинить себе все религии, халиф смел с лица земли католические церкви и еврейские синагоги, а затем, как всевластный повелитель, дал христианам и иудеям деньги на восстановление храмов. Аль-Хаким запретил женщинам использовать духи. Запретил шить для них обувь. Запретил им пользоваться косметикой, а затем и вообще покидать дом. Женщинам было запрещено находиться в городе. Однажды во время очередной инспекционной прогулки он обнаружил несколько женщин в городской бане. Он немедленно приказал замуровать все выходы, чтобы они умерли там от голода.
Зная об азартности человеческой натуры, халиф подбрасывал на улицы запечатанные письма, адресованные эмирам. В письмах находилось одно из двух указаний: или «Осыпьте подателя письма золотом», или «Убейте подателя письма». Подбирать эти письма стало чем-то вроде национальной лотереи. Правда, проигравшие в ней погибали.
В один прекрасный день окровавленную одежду халифа нашли на берегу реки. Видимо, его убил один из многочисленных врагов, которых он себе нажил. Тело халифа так и не было найдено. И о нем постепенно родилась легенда. Со временем молва наделила исчезнувшего владыку мудростью и воображением.
Марк Порций Катон (234-148), которого часто называют Старшим, однажды произнёс речь "О разделе добычи между воинами". В ней он, в частности, сказал:
"Воры, совершившие кражу у частных лиц, проводят время в тюрьме в оковах, а расхитители казённого - в золоте и пурпуре".
Кахина была царицей берберов и правила на землях, которые, по легенде, принадлежали амазигам[16] (в области вокруг горного массива Аврасий, который теперь называется Джебель-Орес, на территории современного Алжира). Историки писали, что царица Кахина была очень красива и носила только красные одежды. Она выдвинулась благодаря своей привлекательности и таланту дипломата. Избранная советом старейшин, она сумела примирить враждовавшие племена, вступила в союз с Карфагеном, находившимся под влиянием византийской культуры, и противостояла попыткам арабо-исламского завоевания (695–704 гг.). Против нее выступал Хасан ибн Нуман, действовавший от имени дамасского калифа Марвана. Берберо-карфагенский союз (берберы были анимистами, карфагеняне – христианами) в первое время успешно давал отпор мусульманам, пытавшимся взять Карфаген. Царица Кахина была отличным стратегом. При городе Константина она разгромила войска Хасана ибн Нумана, в десять раз превосходившие численностью ее армию, и оттеснила арабов в Триполитанию.
Униженный Хасан ибн Нуман обратился за помощью к калифу Марвану, который дал ему 40 тысяч испытанных воинов, но предупредил: «Или ты принесешь мне голову Кахины, или я получу твою». С таким войском Хасан ибн Нуман легко взял Карфаген. Теперь берберы в одиночку противостояли врагу.
Царица Кахина применяла тактику выжженной земли, чтобы принудить арабов к отступлению. В 702 г. она с войском в двадцать раз меньшим, чем у Хасана ибн Нумана, напала на него при Табарке. Царица едва не победила, но пала жертвой предательства. Ее предал Халид, юный воин-араб, которого Кахина пощадила и усыновила согласно берберскому обычаю «анайя», требующему защищать слабых. Царицу захватили в плен. Ее отрубленную голову послали калифу Марвану. Говорят, что когда он открыл мешок и посмотрел на мертвое лицо Кахины, то сказал: «Это была всего лишь женщина».
Корейская война — вооруженный конфликт 1950-1953 годов между Корейской народно-демократической республикой (Северная Корея) и Республикой Корея (Южная Корея).
Война велась с участием на стороне КНДР военного контингента Китая и военных специалистов и частей ВВС СССР, на стороне Южной Кореи — вооруженных сил США и ряда государств в составе многонациональных сил ООН.
Предпосылки Корейской войны были заложены летом 1945 года, когда на территории страны, на тот момент полностью оккупированной Японией, появились советские и американские войска. Полуостров был разделен на две части по 38-й параллели.
После образования в 1948 году двух корейских государств и ухода с полуострова сначала советских, а затем и американских войск, обе корейские стороны и их главные союзники — СССР и США, готовились к конфликту. Правительства Севера и Юга намеревались объединить Корею под собственной властью, что и провозгласили в принятых в 1948 году Конституциях.
В Северной Корее с помощью Советского Союза была создана Корейская народная армия. После вывода войск Советской Армии из КНДР в сентябре 1948 года все вооружение и боевая техника были оставлены КНДР. Американцы вывели свои войска из Южной Кореи лишь летом 1949 года, однако оставили там около 500 советников; военные советники СССР остались и в КНДР.
Взаимное непризнание друг другом двух корейских государств, неполное признание их на мировой арене делали ситуацию на Корейском полуострове крайне нестабильной.
Вооруженные стычки вдоль 38-й параллели происходили с разной степенью интенсивности и до 25 июня 1950 года. Особенно часто они случались в 1949 году — первой половине 1950 года, исчисляясь сотнями. Иногда в этих стычках участвовало более чем по тысяче человек с каждой стороны.
В 1949 году глава КНДР Ким Ир Сен обратился к СССР с просьбой о помощи во вторжении в Южную Корею. Однако, считая северокорейскую армию недостаточно подготовленной и опасаясь конфликта с США, Москва не удовлетворила эту просьбу.
Конфликт начался 25 июня 1950 года наступлением северокорейских войск на юг. Одни историки утверждают, что наступление было санкционировано Москвой, другие — что это была инициатива Ким Ир Сена. По утверждению Пхеньяна, было осуществлено нападение южнокорейских войск с углублением на территорию КНДР до 2-3 километров.
Для США нападение КНДР стало полной неожиданностью — всего за несколько дней до того госсекретарь Дин Ачесон (Dean Acheson) в докладе конгрессу заявил, что война маловероятна.
25 июня правительство США поставило корейский вопрос на обсуждение в Совете Безопасности ООН, который 27 июня принял резолюцию о необходимости оказания срочной военной помощи Южной Корее со стороны государств-членов ООН. Эта резолюция была принята в отсутствие представителя СССР (советский представитель, по указанию Сталина, бойкотировал заседания СБ в знак протеста против того, что место Китая в ООН занимал гоминьдановский представитель).
В тот же день президент США Гарри Трумэн (Harry Truman) отдал приказ о вступлении американских ВВС и ВМС, дислоцированных на Дальнем Востоке, в боевые действия против КНДР, а позже санкционировал и действия сухопутных войск.
К весне 1953 года стало очевидно, что цена победы для любой из сторон будет слишком высока, и, после смерти Сталина, советское партийное руководство приняло решение о прекращении войны. Китай и КНДР не решились продолжать войну самостоятельно.
Шестьдесят лет назад, 27 июля 1953 года, закончилась Корейская война. Какую роль сыграло противостояние на Корейском полуострове в новейшей истории? Какие последствия войны ощущаются до сих пор? На эти вопросы в интервью DW ответил историк, профессор Университета в Потсдаме Бернд Штёвер
DW: Какое значение для обоих корейских государств сегодня имеет закончившаяся 60 лет назад война на Корейском полуострове?
Бернд Штёвер: В Южной Корее война не ушла в прошлое. Все, что там происходит, имеет к ней отношение или является ее следствием. Если отправиться в сторону границы с Северной Кореей, то легко обнаружить, что Южная Корея находится в состоянии постоянной боевой готовности, там всегда готовы к обороне. Да, сегодня дискуссии немного поутихли, но конфликт остается у всех в подсознании.
А для Северной Кореи та война - один из мифов, на которых держится само государство. Согласно этому мифу, южнокорейцы, подстрекаемые американцами, напали на единственно легитимный режим в Корее и разрушили страну. Та война служит оправданием любых военно-политических мер северокорейского руководства, в том числе ракетно-ядерных испытаний, так как Пхеньян считает, что ему постоянно угрожают извне. Обычным гражданам приходится верить тому, что им говорят государственные массмедиа. По официальной версии, в 1950 году именно на КНДР напали враги, северные корейцы защищались и выиграли благодаря военным достижениям их руководства и союзников.
- Какую роль сыграла корейская война для укрепления союзных отношений между Северной Кореей и КНР?
- Ким Ир Сен отправился к Сталину в Москву и спросил его, может ли тот поддержать объединительную войну на Корейском полуострове. После нескольких месяцев, взятых на размышления, Сталин сказал свое "да". Однако Сталин дал понять, что в случае, если северокорейцам понадобится помощь, они должны будут обращаться за ней в Пекин. Ким поехал в Китай, где заручился поддержкой Мао Цзэдуна. Его помощь понадобилась уже в октябре 1950 года, когда южнокорейская армия и войска ООН подошли к берегу пограничной с КНР реки Ялуцзян.
Так называемые китайские народные добровольцы, несмотря на огромные потери, помогли северным корейцам отвоевать свою территорию и сдвинуть линию фронта ниже 38-й параллели. Расположившись около нее, противоборствующие стороны спустя некоторое время завершили военные действия.
Если бы не китайское вмешательство, война окончилась бы уже в ноябре 1950 года, а режима Ким Ир Сена не было бы. Советский Союз тоже помогал Пхеньяну, но не так масштабно, например в виде поддержки с воздуха истребителями МИГ-15, которыми управляли советские пилоты. Но решающим фактором была именно воля бороться, несмотря на потери. Войска ООН потеряли около 37 тысяч солдат, китайцы - несколько сот тысяч, а северные корейцы - миллионы.
- Какие были причины у Мао Цзэдуна встать на защиту Северной Кореи?
- С одной стороны, в Пекине не хотели падения режима Ким Ир Сена уже хотя бы из чисто пропагандистских целей. При этом Мао Цзэдун не боялся атомной войны. Он четко дал понять, что и после ядерной атаки у него будет достаточно солдат для борьбы за цели мировой революции. Мао и во время гражданской войны в Китае думал точно так же, он не заботился о потерях своих сторонников.
После войны СССР и Китай помогали восстановлению Северной Кореи, но после ухудшения отношений между Москвой и Пекином в 60-х годах северокорейский режим все больше зависел именно от китайской помощи. Сегодня китайцы защищают КНДР потому, что не хотят, чтобы американцы оказались у них под боком.
Вербер Бернард
Новая энциклопедия Относительного и Абсолютного знания
171. Римляне в Китае
В 54 г. до н. э. генерал Марк Лициний Красс Дивес, проконсул Сирии, завидуя успехам Юлия Цезаря в Галлии, бросился совершать великие завоевания. Цезарь расширил свои западные владения до самой Великобритании, Красс захотел покорить Восток до самого моря, и его легионы выступили в поход. На их пути лежала империя парфян. Во главе бесчисленной армии Красс ринулся в бой. Но в битве под Каррами победил парфянский царь Сурена. Красс был убит, и римское завоевание Востока остановилось. Но попытка эта имела неожиданные последствия. Парфяне взяли в плен множество римских легионеров, которые стали вместе с ними сражаться против царства Кушан. Парфяне были разбиты, римляне очутились в армии Кушана, воевавшей с китайской империей. Новая битва. Победили китайцы, и римские пленники теперь вошли в состав войск китайского императора.
Белая кожа римлян удивила китайцев, а их умение строить катапульты, баллисты и другие осадные орудия вызвало истинное восхищение. Римлян признали равными и даже дали им в удел целый город. Они женились на китаянках, у них родились дети, и, когда через несколько лет римские купцы предложили им вернуться на родину, пленники отказались, заявив, что нашли свое счастье в Китае.
В 1950 году здесь жило без малого два миллиона человек, это был город широких бульваров, роскошных отелей в стиле ар-деко, живописных частных особняков. Жизнь здесь била ключом, и казалось, конца процветанию Детройта не будет. Спустя всего лишь 60 лет его покинуло более миллиона жителей, опустели целые кварталы, огромные небоскребы оказались заброшены, а на улицах расцвела наркоторговля. Onliner.by изучил драматичную судьбу автомобильной столицы мира и попытался разобраться, как «Париж Запада» и город-побратим Минска пал парадоксальной жертвой собственного успеха.
Итак, в этом посту будет 70 картинок и текст.
Тем удивительнее, что «золотой век» Детройта был так недолог, причем автомобильная промышленность, породившая расцвет города в 1920-е, фактически его и убила спустя следующие 40 лет.
Своего пика население Детройта достигло в 1950 году. В самом городе проживало 1 860 000 человек, с пригородами обитателей мегаполиса насчитывалось 3 220 000, Детройт был четвертым по количеству жителей городом США. Пережив на армейских заказах очередной подъем в годы Второй мировой войны, Motor City стал фактически заложником массового притока сюда дешевой рабочей силы.
Новыми жителями города стали в основном малообразованные и низкоквалифицированные афроамериканцы из южных штатов страны. Их массовый переезд сюда, Вторая Великая миграция, стал одной из причин резкой активизации т. н. white flight, «бегства белых» — белые детройтцы потянулись из переполнившейся негритянским населением центральной части города в тихие благополучные пригороды
Детройт стал, наверное, самым ярким примером «бегства белых» в США. Место зажиточных представителей рабочего и среднего классов заняли расовые меньшинства, по иронии судьбы ставшие в итоге большинством, пусть и в отдельно взятом центре автомобильной столицы мира. Ее население к 2010 году упало в 2,5 раза до 710 000 человек, и почти 83% из них сейчас составляют «черные» американцы.
Начиная с 1950-х годов Детройт стал быстро приходить в упадок. Вместе с белыми жителями из города уехали их налоги, новое же население с собой принесло высокий уровень преступности. Бюджет Motor City перестал наполняться, городское руководство вынуждено было урезать социальные программы и расходы на инфраструктуру, что еще больше способствовало оттоку платежеспособных граждан в пригороды. Огромные, построенные в «ревущие двадцатые» гостиницы, конторские и жилые здания пустели, пользоваться ими стало некому — Детройт в его новом виде пугал своих бывших жителей и приезжих гостей «города моторов».
Гостиница Lee Plaza, окончательно заброшена в начале 1990-х.
Иди Амин считается одной из самых курьёзных, одиозных и эпатажных личностей XX века. Он вовлечён во множество беспрецедентных трагикомических случаев, которые впоследствии сделали его героем множества историй и анекдотов. На Западе и в некоторых странах Восточной Европы он считался эксцентрической и комической персоной и постоянно высмеивался в карикатурах.
Амин был чрезвычайно предрасположен к разнообразным наградам, поэтому он удлинил своё одеяние, чтобы поместить на нём большинство британских медалей и прочих наград Второй мировой войны, скупленных у коллекционеров. Диктатор стал объектом насмешек иностранных журналистов ещё и потому, что присвоил себе множество пышных и абсолютно не соответствующих действительной власти Амина титулов, например, «Покорителя Британской империи» и «короля Шотландии».
Несмотря на пропаганду «реформ», на самом деле Амин готовил массовый террор. Втайне он организовал эскадроны смерти, первыми жертвами которых стали 70 офицеров, выступивших против Амина во время переворота. Голову одного из них, начальника штаба Сулеймана Хуссейна, Амин впоследствии содержал в своём холодильнике в качестве трофея. До мая 1971 года диктатор с помощью своих эскадронов смерти расправился практически со всем высшим армейским командным составом, убив более 10 000 человек (среди них оказались и двое европейцев — журналистка и преподаватель общественных наук).
Жесточайшие репрессивные меры были направлены против ненавистной Амину интеллигенции и племён, в числе которых насчитывалось наибольшее количество сторонников свергнутого Оботе, в 1972 году попытавшегося восстановить себя в качестве правителя Уганды посредством наступления со стороны танзанийской границы. Амин ответил бомбардировками танзанийских городов и селений и этническими чистками в армии, приведшими к ликвидации большей части кадрового состава из этносов ачоли и ланго. Вскоре преследования распространились и на гражданское население Уганды. По мере нарастания атмосферы страха в стране в действиях президента просматривалось всё больше параноидных наклонностей, и он стал панически бояться возможного переворота со стороны собственных министров. Гостиница «Нил» получила печальную известность благодаря громким политическим убийствам оппонентов Амина, многие из которых совершались лично диктатором Уганды.
Руководителям Великобритании, потребовавшим возмещения нанесённого британским предприятиям в ходе изгнания азиатов ущерба размером 20 миллионов фунтов стерлингов, Амин ответил, что обдумает их требования, когда королева и премьер-министр Эдвард Хит лично прибудут в президентский дворец Кампалы, а также предложил королеве Елизавете II передать ему полномочия главы Содружества наций.
Амин, мусульманин по вероисповеданию, начал жестокий террор и против христианского населения страны, при том, что численность мусульманского населения немногим превышала 10%. Христиане вслед за иммигрантами из Южной Азии были объявлены виновниками всех бед в стране. Чтобы защитить христианских верующих от гонений, архиепископ Уганды, Руанды и Бурунди Янани Лувум и другие церковные сановники подписались под отправленной диктатору петицией с критикой террористических методов управления страной. В ответ на сопротивление архиепископа Иди Амин в середине февраля 1977 года в номере гостиницы «Нил» собственноручно застрелил архиепископа Янани Лувума, предварительно попросив того помолиться за мирное будущее Уганды. Вскоре скудное официальное сообщение от 17 февраля 1977 года оповестило, что Лувум и двое министров правительства Уганды погибли в автокатастрофе. Их тела были сожжены солдатами. Когда правда о зверских убийствах была предана широкой огласке, вся мировая общественность была потрясена. А в следующем месяце, выступая на встрече на высшем уровне афроарабских стран в Каире, Амин заявил: «В Уганде нет тюрем. Мы все живем в мире и безопасности. Уганда свободна, и её люди процветают».
Иди Амин умер в Саудовской Аравии 16 августа 2003 года в возрасте 75 лет и был похоронен в Джидде. На следующий день Дэвид Оуэн, бывший в 1977—1979 году британским министром иностранных дел от лейбористов, огласил в интервью BBC Radio 4, что в последний год нахождения Амина при власти он предлагал устранить диктатора физически: «Режим Амина был худшим из всех. Нам должно быть стыдно, что мы позволили ему просуществовать так долго»[30].
Также после окончания его правления подтвердились, в том числе от него самого, сведения, что Амин был каннибалом и употреблял в пищу убитых противников и прочих подданных, храня части их тел в большом холодильнике резиденции рядом с принимаемыми на аудиенциях ничего не подозревающими иностранными делегациями
«Морской огонь» – так византийцы называли таинственное оружие, при помощи которого они боролись с арабским господством. Если бы «греческий огонь» не был изобретен, Европа была бы, вероятно, завоевана мусульманами.
Казалось, приближался конец столице христианства. Уже долгие месяцы огромное арабское войско держало осаду Константинополя. Смирна (Измир) и главная база флота Кизикос в Мраморном море уже пали. Падение важнейших бастионов христианства на востоке казалось, представляет собой только вопрос времени.
Это был 677 год, третий год осады, когда огромная «железная цепь», долгое время защищавшая от нападений военный порт в бухте Золотой Рог, опустилась, и византийские военные корабли вновь решились отправиться в море. По своему количеству они явно и безнадежно уступали флоту халифа. Но на борту кораблей у византийцев было то, что должно было предрешить исход боя в их пользу – «греческий огонь», супероружие непревзойденного действия.
В течение нескольких часов арабский флот оказался охвачен пламенем. Даже вода не сулила спасения, огонь полыхал и на ее поверхности. Византия была спасена, халиф Муавия лишился крупной дани. С поражением снизился и его авторитет, необходимый для определения порядка правления наследников. После своей смерти в 680 году Арабская империя погрязла в гражданской войне.
Речь идет не только о морской битве, которой историки Арне Карстен (Arne Karsten) и Олаф Радер (Olaf B. Rader) посвятили главу своей новой книги «Крупные морские битвы». Речь идет об изобретении, которое ознаменовало поворотный момент в мировой истории. «Греческий огонь» помог Византии выжить, утвердиться в качестве морской державы на более чем 400 лет. И тем самым она обезопасила себя от дальнейших нападений исламского востока.
Для византийцев случай был понятен. Маловероятное спасение от оков арабского господства возможно лишь при большой поддержке. Феофан Византийский писал, что только Бог и пресвятая Богородица охраняют эту столицу и империю христиан. Возможно, ирония истории состоит в том, что Бог обратился к юродивому из Сирии, вдохновлявшемуся языческими писаниями. Вероятно, его звали Каллиник. Он бежал из ставшего мусульманским Гелиополя (современный Ливан) в Константинополь, где ему удалось пробраться через кольцо осады и представить императору свое изобретение, которое позже стало известным как «морской огонь».
Возможно, все было несколько прозаичнее. Уже в поздний античный период римские адмиралы изготавливали горящие метательные заряды. Был также известен принцип нагнетательного насоса, который изобрел инженер Ктезибий. Вероятно, с Каллиником объединилась группа алхимиков и инженеров, которые работали в императорских мастерских над устройствами, позволяющими дать отпор вражескому господству. В этом контексте под вопросом оказывается четырехлетняя осада столицы. Возможно, речь шла о многочисленных атаках арабского флота на Босфор, последнее из которых закончилось катастрофой.
Гениальная идея Каллиника состояла в том, чтобы снабдить смесь на нефтяной основе возможностями нагнетательного насоса. В результате появился «сифон». «Сифон на дромонах был из бронзы и поджигался, вероятно, снизу для подогрева зажигательной смеси, чья температура вспышки тем самым падала. Соединявшаяся вентилем с соплом, загоревшаяся от дополнительного пламени жидкость могла быть направлена в сторону противника», - пишут Карстен и Радер.
Возгоравшиеся под высоким давлением материалы издавали жуткий шум, за счет чего помимо огня создавалась инфернальная шумовая завеса, служившая психологическим оружием. По этой причине выходное отверстие этих зарядов оформлялось в виде пасти льва или монстра. На королевских кораблях устанавливались до трех таких установок.
Для доказательства роли морской державы был также необходим соответствующий корабль. У византийцев были дромоны (быстроходное парусное судно, - прим. перев.). При разработке этого весельного судна были сделаны выводы из падения Восточно-Римской империи в ходе арабских завоеваний. Императорский флот долгое время не мог позволить себе огромные боевые корабли. Вместо этого по образцу легких либурн (военное судно, - прим. перев.) времен Августа возник быстрый весельный корабль, приводимый в движение сотней людей.
Была создана новая парусная конструкция. Этот «латинский парус» позволял передвигаться по ветру быстрее, чем при помощи прямого паруса. Название «дромон», что в переводе означает «бегун», говорит о его высокой скорости.
Благодаря комбинации дромонов и греческого огня появилось непобедимое оружие, исламские флоты отошли на почтенное расстояние. После того, как при Муавии последние кедры Ливана пошли на реализацию амбиционной программы по строительству флота, в странах халифа было недостаточно дерева, из которых можно было построить качественные корабли. Историк Экехард Айкхоф (Eckehard Eickhoff) отмечает, что минимум столько же кораблей, сколько сгорело от «греческого оружия», стали жертвой недостающего материала.
В 717 году мусульманский флот из более чем 2 тысяч кораблей решился на нападение на Константинополь. Император Лев III вступил бой, вооружившись «греческим огнем». Десятки тысяч арабов погибли в огне и утонули. Впоследствии центры ислама были перенесены вглубь материка в Багдад и Каир.
Византия стала морской империей, которая могла обеспечивать свои владения от Италии до Леванта, до того как в 11 веке одна из провинций – Венеция - не затмила ее. Императорский флот пришел в упадок, а «греческий огонь», охранявшийся, как государственная тайна, оказался забыт.
Мировую историческую роль византийского оружия подчеркивает имя, которое укоренилось в мусульманском мире для обозначения Средиземного моря – «море римлян». Даже турецкие султаны высказывали свое почтение морскому господству запада. Лишь в течение нескольких десятилетий, до морской битвы при Лепанто в 1571 году, им удавалось давать отпор западным кораблям.
В 1878 году Болгария была освобождена русскими войсками, и на картах появилось новое государство – Княжество Болгария (формально осталась частью Турции, получив статус самоуправляемой территории). Южная часть Болгарии (восточная Румелия осталась под управлением Турции). В 1908 Болгария объявила себя независимым государством – 3-м Болгарским царством. Царствовать пригласили Фердинанда I из немецкой Саксен-Кобург-Готской династии, по матери внука короля французов Луи-Филиппа I. Впрочем, этническая принадлежность царя была не так уж важна, все королевские и императорские династии Европы были связаны близкими родственными узами.
Молодые государства Балкан – Сербия, Болгария, Черногория и Греция, стали сразу же областью интересов России, которая видела в них своих естественных союзников. Во-первых, общие славянские корни (исключая Грецию), и, во-вторых, что, весьма немаловажно, общая православная церковь. Все это давало России право претендовать на особую роль на Балканах. Усиление роли России в этом регионе, категорически не устраивало Турцию и Австро-Венгрию, считавших этот регион зоной своих интересов. Их поддерживала Германия, которая выступала против усиления России.
Все началось с того, что 1911 году Италия решила отобрать у Турции Ливию и под предлогом хренового управления этой провинцией (лучшего повода придумать не смогли) потребовала передать Ливию Италии. Турки просто офигели от такой наглости и выкатили большой кукиш. Италия начала войну против Турции в Африке. Легкой эта война для Италии не оказалась, несмотря на всю слабость Османской империи, и затянулась на целый год.
Причем тут Балканы спросите вы? Подождите чуток.
В это время Россия усиленно сколачивала блок балканских государств против Австро-Венгрии. Ей это почти удалось, и возник Балканский союз, в который входили Сербия, Болгария, Черногория и Греция. Вот только воевать с Австро-Венгрией в планы союза пока не входило – их взоры обратились к Турции. БольшАя часть Балкан все еще принадлежала Турции, и отхватить этот жирный кусок было куда проще, чем воевать Австро-Венгрией. Балканский Союз начал войну против Турции.
Австро-Венгрия, понимая, что это война неминуемо приведет к разгрому Турции, и усилению России на Балканах, была готова придти на помощь Турции. В свою очередь в этом случае в конфликт вмешалась бы Россия, что, вполне вероятно, привело бы к вступлению в войну Германии. Угроза общеевропейской войны стала реальной. Примерно так и началась через три года первая мировая война.
Вести войну на два фронта Турции не было сил, отдав Ливию Италии, она попыталась дать отпор на Балканах. Но и эта война была успешно проиграна ею за полгода. Под угрозой перерастания войны в общеевропейскую великие державы заставили сесть воющие стороны за стол переговоров. Турция потеряла почти все свои европейские владения. Большая часть отвоеванных территорий отошла Болгарии.
Этим и воспользовалась Австро-Венгрия, умело разжигая новый конфликт, чтобы расколоть Балканский союз, обещая поддержать претензии с одной стороны Болгарии к Греции, а с другой – других балканских стран, претендующих на территории, отошедшие Болгарии.
Разразилась новая война уже между бывшими союзниками. Болгария воевала против всех. К ее противникам тут же присоединилась Турция, а затем и Румыния, давно точившая зуб на южную Добруджу (северную часть Болгарии, примыкающую к Черному морю). Настучали болгарам по самое не хочу и отобрали большую часть отвоеванных земель, плюс румыны отхватили свой кусок. Болгария обиделась на всех. Болгарский царь заявил – «Мстя моя будет ужасна!» Участие Болгарии в мировой войне против балканских государств на стороне Германии и Австро-Венгрии, таким образом, было предопределенно.
Про начало и течение первой мировой войны, пожалуй, умолчу, уж слишком много написано на эту тему. Пропустим этот период. Хотя, стоп, а как же про войну Болгарии с Россией в первой мировой спросите вы? Было, было. В августе 1916 года, когда перевес сил стал склоняться на сторону Антанты, а Австро-Венгрия потерпела от России страшное военное поражение, от которого она так и не смогла оправиться, Румыния (это у румын видимо стало входить в привычку) решила на халяву отхватить свой кусок у Австро-Венгрии и объявила ей войну. Но на помощь Австро-Венгрии пришли германские войска. Кончилось это моментальным разгромом бесстрашных румынских вояк. России пришлось спасать Румынию и организовать новый фронт. Вот на этом фронте болгарские войска с Австро-Венгрией и с Германией противостояли России. Назвать это войной сложно. Болгарская армия активных действий против Росси не вела. А вот Румыния «отблагодарила» Россию, отхватив у нее Бессарабию (Молдавию) в 1918 году уже после окончания войны (привычка – вторая натура).
Вам уже ясно, что болгары в конечном итоге поставили все свои фишки не на то поле. Четвертной союз войну проиграл, а вместе с ним и Болгария. Реванш не удался. Пришлось ждать еще 20 лет.
Раздел Европы в 1918 году по итогам первой мировой войны, создал на Балканах новое лоскутное государство – Югославию. Это Сербия отхватила наследство Австро-Венгрии.
Не так довольны были греки, которые ждали куда большего. В их планы входило возрождение Великой Греции – наследницы Византийской империи (хорошо, что хоть не державы Александра Македонского). Дело в том, что в Турции на побережье Эгейского и Черного моря жило тогда довольно много этнических греков, причем с незапамятных времен - лет, этак, две с половиной тысячи, задолго до прихода турков. Вот на эти территории и претендовала Греция. Турция же, проигравшая войну и потерявшая большую часть своей территории, съежилась до размеров современной Турции, превратившись практически в моноэтническое государство.
Греки начали в 1919 году новую войну против уже разгромленной Турции. Это война не очень известна в мире, но для турков это была война за независимость против оккупационных войск Антанты и Греции. Новое правительство во главе с Кемалем Ататюрком, возглавило борьбу за освобождение Турции. Греческие войска, высадившись в Малой Азии, одержали ряд побед. В 1920 году войну Турции объявила тогда независимая Армения, надеясь в свою очередь занять турецкую внутреннюю Армению, где проживало больше армян, чем в самой Армении (пример румын оказался заразительным). Казалось победа так близка, но турки, воевавшие уже на своей территории, сражались яростно и упорно – отступать было некуда. Это война была страшной, в геноциде мирного населения отметились обе стороны, турки массово резали армян и греков, а греки (куда как в меньших масштабах) – турков. Армянская армия была разбита, западная Армения отошла Турции, а в восточную часть вошла Красная армия.
Война с Грецией продлилась еще два года. Решающую роль в конечной победе турков сыграла Советская Россия, первой признавшая новое правительство Турции и оказавшая ей значительную военную помощь – винтовками, пулеметами, артиллерией, боеприпасами. Турки разгромили греков. Мирный договор был подписан. Греки не получили новых территорий, а турки отстояли свою независимость. В итоге полтора миллиона греков были вынуждены уехать с земель, где тысячелетиями жили их предки, а 600 тысяч мусульман в свою очередь покинули Грецию.
Балканский узел вновь был завязан слишком туго. С одной стороны Болгария, все еще жаждущая реванша, с другой – Югославия, искусственное образование, где исподволь зрели новые конфликты. Вспомним еще проигравшую войну Грецию. Не забудем Албанию, которую после первой мировой войны по Парижскому договору собрались разделить между собой Италия, Греция и Югославия, с чем албанцы никак не могли согласиться. Не будем скидывать со счетов и новую Турцию.
Но это тема уже другого, достаточно долгого разговора.
P.S. Болгария, воевавшая на стороне Германии во второй мировой войне, вопреки распространенному заблуждению, с СССР не воевала. Она отказалась объявить войну СССР и в отличие от всех союзников Германии на восточный фронт войска не отправила. Более того, она сохраняла с СССР дипломатические отношения. В 1944 году СССР сам объявил войну Болгарии, но до военных действий дело не дошло. Как только советская армия вошла в Болгарию, произошел коммунистический переворот, и Болгария сама объявила войну Германии.
— Сохранились устные рассказы выживших пленников рижского еврейского гетто о том, что бывший капитан ВВС латвийской армии Герберт Цукурс принимал участие в репрессиях, а попросту говоря, в уничтожении рижских евреев. Я сам, собирая материалы для своей книги «Холокост в Латвии — убить всех евреев», встречался с человеком, который по иронии судьбы, до войны был у капитана Цукурса репетитором.
— Почему вообще в Латвии пытаются так очистить его репутацию? Ведь он совершал страшные преступления.
— Это очень важный как и стержневой вопрос. Почему в Латвии происходит шествие 16 марта, шествие бывших разгромленных солдат национальных эсесовских формирований 19-й и 15-й латышских эсесовских дивизий? Почему прославляют Цукурса? Ну, нельзя не заметить, что Цукурс для довоенной Латвии был приблизительно тем же, простите за параллель, но это правда, что и допустим, для Советского Союза Валерий Чкалов, он был героическим летчиком. На самолете собственной конструкции он совершал дальние перелеты. Он побывал в Японии. Он долетел до Африки. То есть, безусловно, безусловно, он был незаурядным пилотом. Их, понимаете, страна, я немножко отвлекусь, с вашего позволения на такую высокую философию, не может быть без идеологии. Без идеологии может быть только территория с населением.
Любая страна нуждается в государственной идеологии, также как и Российская Федерация и Соединенные Штаты Америки. Для этого главным является вот пресловутая американская мечта и другие государства и так далее и так далее. Для фарса - это свобода, равенство, братство, дело революции, демократия и прочее, прочее, прочее. А латвийская республика с 91 года, получив после краха Советского Союза независимость, естественно, как государственное образование, тоже нуждается в идеологии.
Но правящее в то время руководство с небольшими переменами, так сказать, персональными, ставило только одну идеологию — профессионализм. И очень не хватает героев, очень не хватает поводов, вещей и людей, чем можно гордиться. И поэтому именно из-за этой вот пронизывающей всей националистической парадигмы, извлекаются на свет вот эти люди. Потому что больше гордиться нечем. Потому что все остальные достижения они лежат уже, может быть, в том тысячелетнем отрезке истории, когда Латвия находилась в составе Советского Союза — мощности, экономики и так далее.
Вот так и получается, что извлекаются на свет такие одиозные фигуры, одиозные факты, совершенно, с точки зрения нормального цивилизованного европейского сообщества, дикие какие-то события, вот. И это все выдается за героизм, действия эсесовцев выдаются за защиту Латвии. В стране их, оказывается, не жгли белорусские деревни и не сторожили и не уничтожали варшавское гетто, в том числе и не буйствовали на территории к северу Западной России. Они, оказывается, боролись за Латвию. Ни один нормальный человек не может себе представить, что, например, на улицах Брюсселя пройдет шествие бывших эсесовцев и их потомков. Хотя Бельгия, также как Латвия, это Европейский союз.
— Как происходила ликвидация Герберта Цукурса израильскими спецслужбами?
— Сохранилась одна фотография, где он с женой в 46 году в Париже. Веселые, лето, она в цветастом платье. Оттуда он укрылся в Бразилии, в Сан-Пауло, видимо, у него были деньги. А откуда у них могли быть деньги на то, чтобы приобрести парочку гидропланов и открыть школу и как бы такое агентство по воздушному туризму, по катанию людей над городом, над морем? Я полагаю, что деньги были те, которые награбил у евреев. Хотя у меня нет таких официальных подтверждений.
Так вот, он там жил, особенно не скрываясь. На него вышли, как говорится, компетентные органы Советского Союза и подготовили документы о его экстрадиции. Но надо сказать, что советская юстиция того времени особенно в отношении военных преступников, к сожалению, работала не очень хорошо. Но тогда еще не ушли от этого знаменитого тезиса что признание обвиняемого это вот важное доказательство. И все это было, правовая база была составлена наспех и нелепо довольно.
Цукурс объявил себя полностью невиновным. И его бразильцы оставили в покое. Но Моссад ничего не забыл и ничего не простил. Израильская спецслужба вышла на него. Была разработана специальная операция. Ему подвели агента под видом австрийского бизнесмена, господина Кюнсле, который располагал свободными средствами и поддержкой группы инвесторов. Он вошел в доверие к Цукурсу и предложил ему встретиться с этими инвесторами, которые, проживали в Монтевидео, с тем, чтобы там тоже открыть такую летную школу и воздушные перевозки и туристическую аэрокомпанию.
Цукурс, будучи весьма осторожным человеком, все же клюнул. Потому что деньги ему были тоже нужны. И вместе с Кюнсле он согласился поехать в Уругвай. Тем не менее, на всякий случай, он захватил с собой пистолет. Они прилетели в столицу Уругвая Монтевидео и подъехали к небольшой вилле, частному дому, на тихой улочке, где, якобы, Цукурса должны были ждать вот эти самые уругвайские инвесторы. Когда Цукурс вошел в дом, его там ждали не чинные бизнесмены, а трое агентов Моссада. И они были раздеты до нижнего белья, чтобы не забрызгать кровью одежду, и были вооружены тяжелыми молотками. И сходу они накинулись на него. Такое оружие использовалось для того, чтобы не было шума.
Цукурс, несмотря на то, что ему было уже хорошо за 60 лет, оказался очень сильным и ожесточенно отбивался. Ему едва не удалось вытащить пистолет. Цукурс все время кричал «Дайте же мне сказать». Сказать ему не дали и забили этими самыми молотками. Потом его засунули в большой ящик. А сверху положили записку «Палачу, убийце тридцати тысяч рижских евреев». Подписались: «Те, кто не забыл». Через несколько дней тело Цукурса обнаружили. И на этом вся эта история закончилась.
Ранее уже сообщалось, что этой осенью в Латвии будет представлен новый мюзикл "Цукурс. Герберт Цукурс. В описании постановки сказано, что это "история о легендарном полете, приключениях и трагической судьбе лиепайского авиатора". Именно в этом году исполняется 80 лет с момента триумфального возвращения Цукурса из легендарного перелета в Гамбию.
Как рассказал автор идеи Юрис Миллерс, основной линией сюжета в мюзикле будут трагические события истории Латвии "через призму жизни одного патриота". Отвечая на вопрос, не опасаются ли авторы проекта резкой реакции общественности, Миллерс сказал: "Задача искусства - провоцировать, заставлять задуматься. Это один из случаев, когда мы попытаемся побудить общество подумать о латвийской трагедии и о том, как мы сами относимся к важным историческим моментам".
Июньским утром 1842 года в среднеазиатском городе Бухаре можно было видеть две фигуры в лохмотьях, опустившиеся на колени в пыль перед дворцом эмира. Руки их были крепко связаны за спиной, сами они имели плачевный вид. Грязные полуголые тела их были покрыты язвами, в волосах, бородах и одежде кишели вши. Неподалеку ждали две свежевырытые могилы. На них молча взирала небольшая кучка местных жителей. Обычно в этом отдаленном и все еще жившем в средневековье караванном городе казни не привлекали большого внимания — при жестоком и деспотическом правлении эмира они были достаточно частым явлением. Но в данном случае дело обстояло несколько иначе. Двое мужчин, стоявших на коленях под палящим полуденным солнцем у ног палача, были британскими офицерами.
Уже несколько месяцев эмир держал их в темной зловонной яме под глинобитной крепостью, где компанию им составляли только крысы и прочая нечисть. И теперь эти двое — полковник Чарльз Стоддарт и капитан Артур Конолли — готовы были вместе принять смерть за 4000 миль от дома, на том месте, где сегодня иностранные туристы выходят из русских автобусов, не подозревая, что тут когда-то случилось. Стоддарт и Конолли заплатили эту цену за свое участие в чрезвычайно опасной операции — Большой Игре. Под таким названием она была известна тем, кто, играя в нее, рискуя, рисковал их шеями. Ирония судьбы заключается в том, что первым произнес это словосочетание именно Конолли, хотя обессмертил его много лет спустя Киплинг в своем романе «Ким».
Первым в то июньское утро должен был умереть Стоддарт, его другу предстояло наблюдать за этим. Полковник был направлен в Бухару Ост-Индской компанией, чтобы заключить с эмиром союз против русских, чье продвижение в Центральную Азию вызывало все большие опасения относительно их будущих намерений. Однако обстоятельства сложились крайне неудачно. Когда Конолли, добровольно вызвавшийся попытаться освободить товарища, прибыл в Бухару, он в конце концов тоже оказался в мрачной подземной тюрьме эмира. Через несколько секунд после того, как был обезглавлен Стоддарт, казнили и Конолли; днем останки двоих офицеров вместе с многими другими жертвами эмира были погребены на ужасном заброшенном кладбище где-то неподалеку.
Стоддарт и Конолли были всего лишь двумя из немалого числа как британских, так и русских офицеров и исследователей, которые на протяжении большей части столетия участвовали в Большой Игре. Их приключения и невзгоды составили содержание этой книги. Огромная шахматная доска, на которой разворачивалась эта скрытная борьба за политическую власть, простиралась от снежных пиков Кавказа на западе через бескрайние пустыни и горные массивы Центральной Азии до китайского Туркестана и Тибета на востоке. Главным же призом, как опасались в Лондоне и Калькутте и как очень надеялись служившие в Азии честолюбивые русские офицеры, была Британская Индия.
А началось это в первые годы девятнадцатого века, когда русские войска принялись с боями прокладывать путь на юг через Кавказ, населенный тогда безжалостными мусульманскими и христианскими племенами, в сторону Северной Персии. Поначалу казалось, что аналогично великому походу русских на восток через Сибирь два столетия назад это не представляет особой угрозы британским интересам. Хотя Екатерину Великую действительно забавляла идея похода в Индию, а сын ее Павел в 1801 году зашел так далеко, что даже отправил в ту сторону войска для вторжения. Их спешно отозвали после последовавшей вскоре его кончины. Но в те дни никто не принимал русских всерьез: их ближайшие пограничные посты находились слишком далеко, чтобы представлять какую-то реальную угрозу владениям Ост-Индской компании.
Затем в 1807 году в Лондон поступили донесения, всерьез встревожившие как британское правительство, так и директоров компании. Наполеон Бонапарт, ободренный серией своих блестящих побед в Европе, предложил наследнику Павла, царю Александру I, совместно вторгнуться в Индию и освободить ее от британского господства. Возможно, он сулил Александру, что, объединив свои армии, они смогут покорить весь мир и разделить его между собой. Для Лондона и Калькутты не было секретом, что Наполеон «положил глаз» на Индию. Заодно он жаждал отомстить за оскорбительное поражение, нанесенное его соотечественникам англичанами в предыдущем раунде борьбы за обладание этой жемчужиной.
Впечатляющий план заключался в том, что 50 000 французских солдат пересекут Персию и Афганистан, а затем соединятся с казаками Александра для окончательного удара по Индии через Инд. Но это была не Европа с готовыми базами снабжения, дорогами, мостами и умеренным климатом. Наполеон имел лишь слабое представление об ужасных трудностях и препятствиях, которые предстояло преодолеть армии, выбравшей такой маршрут. Его невежество относительно земель, по которым предстояло пройти войскам вторжения, с их огромными безводными пустынями и горными хребтами, могло сравниться только с аналогичным невежеством самих англичан. До того момента англичане, первоначально прибывшие морем, уделяли мало внимания стратегическим сухопутным дорогам в Индию, сосредоточившись на охране морских путей.
Но теперь их самоуверенности пришел конец. В то время как русские сами по себе большой угрозы не представляли, объединенные армии Наполеона и Александра, особенно ведомые несомненным полководческим гением Наполеона, были бы гораздо опаснее. Последовали поспешные приказы тщательно исследовать и нанести на карту дороги, по которым агрессоры могли бы достичь Индии, чтобы руководство компании выбрало, где их лучше всего остановить и разгромить. Одновременно к персидскому шаху и афганскому эмиру, через земли которых предстояло пройти агрессорам, отправились дипломатические миссии в надежде отговорить их от каких-либо связей с врагом.
Угроза никогда не воплотилась в жизнь, поскольку Наполеон с Александром вскоре поссорились. Когда французские войска вторглись в Россию и вошли в горящую Москву, Индия временно была забыта. Но после того как Наполеон с ужасными потерями отступил обратно в Европу, для Индии возникла новая угроза. На этот раз ее представляли самоуверенные и честолюбивые русские, и не похоже было, что на сей раз пронесет. Когда закаленные в боях русские войска снова начали движение через Кавказ на юг, опасения за безопасность Индии серьезно возросли.
Разгромив кавказские племена, в чьем длительном и отчаянном сопротивлении участвовала и горстка англичан, русские перевели свой алчный взгляд на восток. В обширном районе гор и пустынь к северу от Индии лежали древние ханства Хивы, Бухары и Коканда. По мере продвижения к ним русских тревога в Лондоне и Калькутте все нарастала. Этой огромной, политически ничейной земле вскоре предстояло стать ареной больших приключений честолюбивых офицеров и исследователей обеих сторон, занятых составлением карт перевалов и пустынь, по которым пришлось бы двигаться их армиям в случае войны.
В середине девятнадцатого века Центральная Азия не сходила с газетных полос, так как древние караванные города и ханства на бывшем Шелковом пути один за другим попадали в руки русских. Каждая неделя приносила новости о том, что стремительные казаки, мчавшиеся перед наступавшей армией, продвигались все ближе и ближе к плохо защищенным границам Индии. В 1865 году русскому царю покорился большой укрепленный город Ташкент. Три года спустя наступила очередь Самарканда и Бухары, а еще через пять лет русские со второй попытки овладели Хивой. Потери от русских пушек среди отважных, но недостаточно благоразумных для отказа от сопротивления защитников города были ужасающими. «Но в Азии, — как объяснил один русский генерал, — чем сильнее вы их бьете, тем дольше они сидят спокойно». ....
Потери от русских пушек среди отважных, но недостаточно благоразумных для отказа от сопротивления защитников города были ужасающими. «Но в Азии, — как объяснил один русский генерал, — чем сильнее вы их бьете, тем дольше они сидят спокойно». ....
колонистами а ля Кортеса щеголяли, значит, пиндосы с индейцами отдыхают
Астрономы Вавилона успешно предсказывали как солнечные, так и лунные затмения, причём последние считались плохим знаком для правящего царя. Поэтому на период затмения назначался временный царь, которого затем убивали, так что предзнаменование всегда оправдывалось.
Историй всего четыре. Одна, самая старая — об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои. Защитники знают, что город обречен мечу и огню, а сопротивление бесполезно; самый прославленный из завоевателей, Ахилл, знает, что обречен погибнуть, не дожив до победы. Века принесли в сюжет элементы волшебства. Так, стали считать, что Елена, ради которой погибали армии, была прекрасным облаком, виденьем; призраком был и громадный пустотелый конь, укрывший ахейцев. Гомеру доведется пересказать эту легенду не первым; от поэта четырнадцатого века останется строка, пришедшая мне на память: «The borgh brittened and brent to brondes and askes»1; Данте Габриэль Россетти, вероятно, представит, что судьба Трои решилась уже в тот миг, когда Парис воспылал страстью к Елене; Йитс предпочтет мгновение, когда Леда сплетается с Богом, принявшим образ лебедя.
Вторая, связанная с первой, — о возвращении. Об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке, и о северных богах, вслед за уничтожением земли видящих, как она, зеленея и лучась, вновь восстает из моря, и находящих в траве шахматные фигуры, которыми сражались накануне.
Третья история — о поиске. Можно считать ее вариантом предыдущей. Это Ясон, плывущий за золотым руном, и тридцать персидских птиц, пересекающих горы и моря, чтобы увидеть лик своего бога — Симурга, который есть каждая из них и все они разом. В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал. Капитан Ахав попадает в кита, но кит его все-таки уничтожает; героев Джеймса и Кафки может ждать только поражение. Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам. Мы не способны верить в рай и еще меньше — в ад.
Последняя история — о самоубийстве бога. Атис во Фригии калечит и убивает себя; Один жертвует собой Одину, самому себе, девять дней вися на дереве, пригвожденный копьем; Христа распинают римские легионеры.
Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде.
Кстати, скажу одно особое словцо о славянах и о славянском вопросе. И давно мне хотелось сказать его. Теперь же именно заговорили вдруг у нас все о скорой возможности мира, то есть, стало быть, о скорой возможности хоть сколько-нибудь разрешить и славянский вопрос. Дадим же волю нашей фантазии и представим вдруг, что всё дело кончено, что настояниями и кровью России славяне уже освобождены, мало того, что турецкой империи уже не существует и что Балканский полуостров свободен и живет новою жизнью разумеется, трудно предречь, в какой именно форме, до последних подробностей, явится эта свобода славян хоть на первый раз, - то есть будет ли это какая-нибудь федерация между освобожденными мелкими племенами (NB. Федерации, кажется, еще очень, очень долго не будет) или явятся небольшие отдельные владения в виде маленьких государств, с призванными из разных владетельных домов государями? Нельзя также представить: расширится ли наконец в границах своих Сербия или Австрия тому воспрепятствует, в каком объеме явится Болгария, что станется с Герцеговиной, Боснией, в какие отношения станут с новоосвобожденными славянскими народцами, например, румыны или греки даже, - константинопольские греки и те, другие, афинские греки? Будут ли, наконец, все эти земли и землицы вполне независимы или будут находиться под покровительством и надзором "европейского концерта держав", в том числе и России (я думаю, сами эти народики все непременно выпросят себе европейский концерт, хоть вместе с Россией, но единственно в виде покровительства их от властолюбия России) - всё это невозможно решить заранее в точности, и я не берусь разрешать. Но, однако, возможно и теперь - наверно знать две вещи: 1) что скоро или опять не скоро, а все славянские племена Балканского полуострова непременно в конце концов освободятся от ига турок и заживут новою, свободною и, может быть, независимою жизнью, и 2) ... Вот это-то второе, что наверно, вернейшим образом случится и сбудется, мне и хотелось давно высказать.
Именно, это второе состоит в том, что, по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!
И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, - коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии. Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе, подъятую против извергов за освобождение несчастных народностей, - эту войну поняли ли наконец славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, - признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их. Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство. Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море. России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае. Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности? О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что центр славянского единства - это она, что если живут славяне свободною национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет она, что совершила и создала всё она. Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы?
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, - коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии... будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве.
да кто же эта такая (якобы) величайшая идея, из тех идей, которыми жив человек?