А о рецензии Александр Серегеича ничего не сказали ...

Еще одна история. Опять юбилейная. В 1945 году доктора предписали маститому советскому писателю, лауреату четырёх Сталинских премий П.А.Павленко переехать для жительства в Крым, что он и сделал. Поскольку сидеть без дела больному "генералу советской литературы" было скучно, он в 1948 году организовал в Симферополе Отделение Союза советских писателей и пробил издание - не много ни мало - литературного альманаха ("Крым"). Из знаменитостей в это время на полуострове обретался только престарелый С.Н.Сергеев-Ценский, поэтому решено было для укрепления местных писательских кадров выписать нескольких уже зарекомендовавших себя не столько у читателей, сколько у власть предержащих "маститых авторов". Среди прибывших был Евгений Ефимович Поповкин (1907-1968), занимавший до этого пост редактора отдела Худлита Воениздата, и старшего инструктора ГлавПур (о том, что это значит поинтересуйтесь в и-нете). Поповкин занял пост секретаря Отделения. В этом качестве он издал совершенно и оправданно ныне забытый роман "Семья Рубанюк", за который, впрочем, был удостоен Сталинской премии, стал депутатом Крымского областного совета. Со смертью Павленко и передачей Крыма Украине, весь этот "писательский проект" ожидал неизбежный крах. Альманах издаваться перестал, разъехались и основные фундаторы организации. Поповкин уехал в Москву, где возглавил редакцию одноименного журнала. Дела с подпиской у журнала шли не очень, и в 1966 году Поповкин обратился к Константину Симонову - не посоветует ли тот, что-то интересное для печати в журнале на следующий год. Симонов в тот момент возглавлял комиссию по литературному наследию крупного покойного писателя с неоднозначной политической репутацией - Михаила Булгакова, и сказал Поповкину - есть одна вещь, но напечатать её вряд ли удастся - Христос, там Сатана и все такое прочее, поповщинкой отдаёт, Главлит обязательно прицепится... И тут происходит чудо. Поповкин (!) читает роман, (тот производит на него неизгладимое впечатление) и принимает безапелляционное решение печатать его. Решение это объясняется тем, что Поповкин в это время был тяжело и неизлечимо болен и терять ему было нечего. С редактором ГлавПура спорить не стали. Так в журнале "Москва" впервые в 1966-67 гг. увидел свет роман М.А.Булгакова, - юбилей которого мы, собственно, и отмечаем, - "Мастер и Маргарита"... Вот так. Не важно, что ты написал в своей жизни, но если ты один раз принял правильное решение, твоё имя останется в истории литературы.

В 1932 году московский "Международный Союз Революционных Писателей" направил автору "Улисса" анкету с вопросом: «Какое влияние на Вас как на писателя оказала Октябрьская Революция, и каково ее значение для Вашей литературной работы?» Письмо было подписано секретарём Союза Романовой.

Ответ пришел за подписью секретаря писателя, бывшего белогвардейца Пола Леона (Павла Леопольдовича):
«Милостивые государи, мистер Джойс просит меня поблагодарить вас за оказанную ему честь, вследствие которой он узнал с интересом, что в России в октябре 1917 г. случилась революция. По ближайшем рассмотрении, однако, он выяснил, что Октябрьская Революция случилась в ноябре указанного года. Из сведений, покуда им собранных, ему трудно оценить важность события, и он хотел бы только отметить, что, если судить по подписи вашего секретаря, изменения, видимо, не столь велики».

Мое недопустимое пьянство в эти дни, приведшее к таким последствиям, также началось непреднамеренно в семье мне известной. Это — первая семья генерала Шиловского, состоящая из матери Елены Сергеевны Булгаковой и двух сыновей… она кажется мне хорошей советской семьей. За время моего постыдного запоя приходил комсомолец Евгений с женой и это, к сожалению, помимо воли этих людей послужило мне поводом для продолжения. Ко мне относились не как к человеку, которого хотят споить, а скорее наоборот, напоминали о работе и сами, когда надо было им, уходили по своим делам. Но в силу сложившихся отношений между нашими семьями и ложного гостеприимства меня оттуда вовремя не выгнали.

Если взглянуть на обстановку, где происходило мое семидневное пьянство, не под углом зрения обывательских житейских связей и представлений, а взглянуть на дело политически, то обстановка была чуждая. Ибо дело не в комсомольцах Шиловских, а дело в хозяйке дома. Это — вдова писателя Булгакова, человека антисоветского. Вероятно, у него было и свое окружение, которое вполне могло сохраниться и при его жене. Я этого окружения никогда не видел, но сама Булгакова мне нравилась и этим многое объясняется в моем поведении. Таким образом, в результате распущенности (в части выпивки) и умелого использования этой слабости, руководитель Союза писателей, которому доверили быть членом ЦК, пропьянствовал семь суток в квартире, населенной по меньшей мере обывателями, а то и политически сомнительными людьми. Это повлекло за собой невыход на государственную работу во время жестокой отечественной войны.

В 1943 году сказка была включена в антологию советской поэзии, но была вычеркнута оттуда лично И.Сталиным. 1 марта 1944 года в «Правде» появилась большая статья директора Объединения государственных издательств (ОГИЗ) и Института философии АН СССР П.Юдина под названием «Пошлая и вредная стряпня К.Чуковского». В ней было сказано: «К. Чуковский перенёс в мир зверей социальные явления, наделив зверей политическими идеями „свободы“ и „рабства“, разделил их на кровопивцев, тунеядцев и мирных тружеников. Понятно, что ничего, кроме пошлости и чепухи, у Чуковского из этой затеи не могло получиться, причем чепуха эта получилась политически вредная». После этого был созван специальный президиум Союза писателей, на котором сказку подвергли уничтожающей критике. Выступали А. Фадеев (с большим докладом), П. Юдин, Л. Сейфуллина, А. Барто, В. Финк, Н. Тихонов, В. Катаев («Ваша сказка — дрянь!») — все «с удивительным единодушием говорили о двоедушии Чуковского».[6] В результате сказка была убрана из верстки готовившегося сборника К. Чуковского «Чудо-дерево» (Л., 1944) и никогда не переиздавалась до 2001 г.[7]

Стряпня не стряпня, но допинг дедушка Корней явно какой-то употребил.

Руки прочь от т. Сталина!

Как у нашего Мирона
На носу сидит ворона.

Курьезную рекламу можно встретить на нижегородской ярмарке, в пушном ряду, на дверях одной лавки, торгующей шубами. По обеим сторонам входа на вывесках изображено: "М.Горький носит замшевую шубу завода М.С.Р-ва".

Фамилия заводчика обозначена, конечно, полностью.

Легенда о том, что в Сасово Рязанской области установлен единственный в России памятник Эрнесту Хемингуэю, не подтвердилась. Как, впрочем, и сведения о том, что изготовили его кубинские курсанты…
Правду пришлось поискать в том самом училище. Она оказалась несколько отличающейся от распространённой версии. Как рассказал бывший начальник училища Валерий Зауров, скульптура изначально носила название «Путник на привале». Изготавливала её группа курсантов училища для зоны отдыха авиагородка. Это действительно происходило в 1960-е годы. Сам Валерий Зауров тогда являлся пилотом-инструктором и принимал участие в благоустройстве парка. Учебное заведение в те годы возглавлял Василий Наприенко, который и принял решение о создании зоны отдыха.

Я как-то раз проходил мимо музея Ремарка, и мне даже предложили зайти в этот музей, но я отказался: не того это полета птица, чтобы заходить в его музей. Нет, если бы за беспробудное пьянство агитировал один Ремарк, я бы никогда не поддался на эту агитацию.

проходил мимо музея Ремарка, и мне даже предложили зайти в этот музей, но я отказался: не того это полета птица, чтобы заходить в его музей.