Когда Герцена отправили в ссылку в Вятку, его поместили под полицейский надзор. Полицейский надзор в Российской империи был устроен так: полиция составляла отчеты о поведении всех политических ссыльных в городе, а дальше передавала их старшему по Табели о рангах человеку в городе. Он их читал, проверял и подписывал. Только после его одобрения отчеты пересылали в Петербург.
Проблема в том, что самый высокий чиновничий ранг в Вятке был как раз у Герцена. Поэтому полицейские приносили ему отчеты о его же собственном поведении, тот их проверял - все ли правильно написано - подписывал, и их отправляли в центр.
Я знал, что Герцен то сам из старинного боярского рода, вроде даже Кобылы, т.е. он родственник Романовым.
Т.е. мелочью всякой он быть не мог, хотя и был бастардом.
Перед ссылкой он получил коллежского асессора (8 класс). Это много, это потомственное дворянство, но мне довольно сомнительно, что в губернском городе Вятке никого выше не было.
То, что он сам, будучи чиновником, надзирал за собой , политическим ссыльным - это он описывает в "Былом и думах". А вот насчет высшего чиновничьего ранга я что-то не помню.
Из дневника В.С. Бушина, 10 мая 1985 г.:
В ЦДЛ, в конце застолья, посвящённого Дню Победы, В.А. Солоухин "вышел к микрофону и сказал:
- Я не был на фронте. Я всю войну служил в Кремле, охранял Верховного Главнокомандующего. Предлагаю поднять тост за организатора наших побед Иосифа Виссарионовича Сталина!
О, что тут началось! Завопили: "Долой! Позор!" А я на каждый такой возглас отвечал возгласом: "Слава!", "Слава!", "Слава!"
И это Солоухин - приятель Солженицына, монархист, носивший кольцо с изображением Николая II, и проч.
Это верно: свежий бодрящий воздух соснового леса, тишина, люди, уже забывающие о мирской суете, думающие все чаще о неземном, о вечном... Где же еще отдохнуть душой, как не в туберкулезном санатории? Даже вы, Онедри, скорее всего, охладели бы там к политике и достигли бы с легкостью третьей, а то и четвертой дхьяны.
Если с точки зрения Хайдука между тройкой и четверкой нет абсолютно никакой разницы, если бодрящий воздух по Рудольфу есть только естественный выдох от сдвига тектонических платформ, а дхарма по Григорию всего лишь чумазая кузина математической логики, то что нам на нашем уровне самосозерцания какая-то там политика.
Если с точки зрения Хайдука между тройкой и четверкой нет абсолютно никакой разницы, если бодрящий воздух по Рудольфу есть только естественный выдох от сдвига тектонических платформ, а дхарма по Григорию всего лишь чумазая кузина математической логики, то что нам на нашем уровне самосозерцания какая-то там политика.
А может политика профессионалов (по Черчилю), как раз симбиоз абстрактного, материального и субъективного и тогда
цифры (знаки),
выдох платформ и
дхарма-кузина логики власти-
в концентрированной политике (так тому и быть, а если НЕ получится, ТО НЕ МОГЛО БЫТЬ ИНАЧЕ ).
З павагай да неабыякавых
Если с точки зрения Хайдука между тройкой и четверкой нет абсолютно никакой разницы, если бодрящий воздух по Рудольфу есть только естественный выдох от сдвига тектонических платформ, а дхарма по Григорию всего лишь чумазая кузина математической логики, то что нам на нашем уровне самосозерцания какая-то там политика.
не отчалил/понял ни на йоту , хотя таки-да: в (т.н. нестандартных) арифметиках вещей на глаз абсурдных порядка 2+2=3 (тройке) бывает
хотя таки-да: в (т.н. нестандартных) арифметиках вещей на глаз абсурдных порядка 2+2=3 (тройке) бывает
Я вот не понимаю, как можно говорить о 2+2=3 (или 2+2=5)
Если это только не банальная подмена знаков.
Иначе надо сломать все до основания и построить это самое нестандартное.
Делал ли это кто-нибудь... That is the question
хотя таки-да: в (т.н. нестандартных) арифметиках вещей на глаз абсурдных порядка 2+2=3 (тройке) бывает
Я вот не понимаю, как можно говорить о 2+2=3 (или 2+2=5)
Если это только не банальная подмена знаков.
Иначе надо сломать все до основания и построить это самое нестандартное.
Делал ли это кто-нибудь... That is the question
Это, наверно, Владимирович, славное наследие великого советского прошлого. Купил какой-нибудь замечательный математик в советском магазине два килограмма сыра и два килограмма селедки. Вернулся домой - а дай-ка, думает, взвешу. Положил селедку и сыр на весы - и видит: а в сумме-то они весят не четыре, а три килограмма. И тут его озарила гениальная мысль...
Не помнит уважаемый Пиррон того времени уже.
Положить селедку на музыку было возможно. Вовсе положить на селедку тем более.
Но вот положить дома что-нибудь на весы не мог себе позволить даже самый дотошный потребитель социалистического продукта. Не было в быту такого прибора. Разве что подвесить.
А на даче у моего деда были весы, причем такие, что, скорее всего, их еще при Сталине произвели. Во всяком случае, вид у них был глубоко антикварный. Но работали они безотказно: дед на них взвешивал плоды сада и огорода, и результатом этого эксперимента , как правило, был доволен.
В жизни никогда не был на даче.
Надеюсь, речь на самом деле идет о шести сотках. Дачи совецкого периода жутко портят карму.
Добавлю кармы на всякий случай
от столкновения и раздвига (а не сдвига) тектонических плит (а не только платформ), ув билли, будут в основном бодрящие со2 и н2s. а жывительный кислород на земле токмо от бактерий и прочих растений, и к платформам имеет отдаленное отношение. как и к тубику, где чехов лечился (а не отдыхал) от туберкулезных бактерий, которые в отличие от сине-зеленых водорослей кислород жрут, а не вырабатывают.
Это была дача чья надо дача. Ясное дело, что речь идет о шести сотках, причем выделили их в таком месте, где прежде была грунтовая дорога. Земля там была словно каменная, и дед сначала ее собственноручно долбил, возрождая к пригодному для садоводства состоянию, потом опять же собственными руками строил там дом, потом регулярно удобрял землю коровьим навозом, который сам же собирал в расположенном километрах в двух поле - и так он добился того, что в доме летом можно было жить, а сад и огород приносили рекордные урожаи. Он надеялся обрести во мне достойного преемника, и упорно обучал меня искусству огородничества и садоводства. Но, увы - в этом деле успеха он не достиг.
О, тут, в отличие от шахматной партии, об успехе судить никогда нет никакой возможности.
Особенно если, по меткому замечанию Рудольфа, Ваш дедушка больше вырабатывал кислород, чем жрал его.
Дневник В.С. Бушина, помимо прочего, интересен и с точки зрения описания быта московского литератора 60-80-х годов. Бушин - писатель "среднего звена", книг у него выходило немного (он в основном сочинял беллетризированные повествования о жизни Маркса и Энгельса), в руководстве СП высоких должностей не занимал, с нач. 70-х не работал в редакциях журналов или издательств. Тем не менее жизнь его благополучна и привольна.
В 1976 г., например, он четырежды надолго выезжает из Москвы в различные писательские Дома творчества - в феврале-марте в Дубулты (три недели), в апреле-июне в Коктебель (месяц с лишним), в июле-августе в Малеевку (больше месяца), в сентябре-октябре в Гагры (немногим менее месяца). Т.е. почти треть года! Понятно, что ездил он по путёвкам из СП со скидками, но, так или иначе, трудно сегодня представить литератора уровня Бушина, проводящего столько времени в "творческих отпусках".
В марте 1986 г. В.С. получает в издательстве "Молодая гвардия" окончательный расчёт за книгу "Эоловы арфы" (о Марксе и Энгельсе), которая до этого уже выходила дважды в других издательствах. МГ издаёт эту книгу тиражом 200 тыс. экз. Бушин получает 6 200 руб., он подчёркивает, что это последняя выплата МГ, ранее были другие, сколько, он не пишет, но в любом случае, общая сумма получается солидная.
То и дело в дневнике фиксируются покупки в "Берёзке", напр., финское пальто для жены за 600 с лишним руб. Не говорю уже о постоянных застольях в ресторане ЦДЛ, где оставляются каждый раз десятки рублей.
Ещё раз: Бушин - весьма мелкая сошка в СП. Трудно даже вообразить уровень жизни литературных генералов типа Маркова, Михалкова, Бондарева и т.д. Неплохо подкармливала Софья Власьевна инженеров человеческих душ.
Вот почему люди так стремились стать членами Союза писателей и так гордились этим званием. Один мой старший товарищ, даже знакомясь в пьяном виде с алкашами на улице, не забывал упомянуть о том завидном положении, которое он занимает под солнцем - пожимая им по очереди руки, он каждому из них говорил: "Здравствуйте, я - Эдуард, член Союза писателей. Здравствуйте, я - член Союза писателей, Эдуард. Здравствуйте, очень приятно, член Союза писателей..." И люди сразу проникались к нему уважением. Правда, однажды, познакомившись таким способом, он очнулся через некоторое время на траве, в безлюдном парке, избитый и без копейки в кармане. То есть это уважение порой принимало довольно агрессивные формы, но только в крайне редких случаях. Обычно люди, хорошо взбодрившись на его деньги, даже доводили его до дома - если, конечно, он мог вспомнить и выговорить свой адрес.
Что такое член Союза писателей по сравнению с отставным адмиралом в этом смысле
У моего знакомого в молодости был во дворе такой адмирал... (я может уже упоминал)
Он надевал мундир, нажирался до потери мозга, но ни одна собака его трогать не могла, ибо такие люди подлежали задержанию только с позволения министра обороны лично.
Кстати, даже полковника трогать было нельзя без разрешения какого-то большого босса.
Папаха это была символ неприкосновенности. Подполковник ее не имел...
Я почему-то считал Хайдука более приближенным к топологии и функанализу, чем ко всяким алгебрам и вытекающим из них арифметикам... Какая принципиальная разница между кольцами над тройкой или четверкой?
про кольца над последними не припомню, но вот вопрос ув. Владимировича действительно интересен:
Vladimirovich wrote:
как можно говорить о 2+2=3 (или 2+2=5)...
надо сломать все до основания и построить это самое нестандартное. Делал ли это кто-нибудь...
по крайней мере Гёдель как раз это и зделал: его "я недоказуемое" попросту железно напрашивается как правильное (наподобие 2+2=4) арифметическое выражение, что, однако, недоказуемо по самому своему безусловно правильному арифметическому построению
впоследствие/пока нашлось несколько вполне легитимных и респектабельных арифметических предложений, к примеру теоремы Па́риса - Ха́ррингтона, Гудстейна, Канамори–Макалуна, теорема о дереве Крускаля и может другие, чья независимость от/невыводимость из аксиом арифметики были установлены; разумеется теоремы эти не так "очевидны" как 2+2=4 или 2+2<5, но всё дело в лог. законе (?) исключённого третьего: может ли у некоторого конкретного диофантова уравнения быть И не быть решений? как по мне, то лишь одна из этих двух возможностей должна поиметь место быть, хоть и не знаем какая точно, как это произошло с великой теоремы Фермы с лёгкой руки Эндрю Уайлза; поражает именно то, что вопрос о решениях диофантова уравнения оказался ... неразрешимым/недоказуемым, как раз по Гёделю, how could our (mine, at least) logical intuition turn out to be so wrong??
После выхода из острога Достоевский некоторое время по состоянию здоровья оставался в Омске, а в марте по этапу был доставлен в Семипалатинск.
Соседом Достоевского по нарам был 17-летний Натан Кац, за взятку в три рубля перешедший из пермского батальона кантонистов на действительную военную службу
рассказ Каца:
«Как теперь, вижу перед собой Федора Михайловича… среднего роста, с плоской грудью; лицо с бритыми, впалыми щеками казалось болезненным и очень старило его. Глаза серые. Взгляд серьезный, угрюмый. В казарме никто из нас, солдат, никогда не видел на его лице полной улыбки… Голос у него был мягкий, тихий, приятный. Говорил не торопясь, отчетливо. О своем прошлом никому в казарме не рассказывал. Вообще он был мало разговорчив. Из книг у него было только одно Евангелие, которое он берег и, видимо, им очень дорожил. В казарме никогда и ничего не писал; да, впрочем, и свободного времени у солдата тогда было очень мало»
По словам журналиста Николая Феоктистова, его отцу Кац рассказывал, что унтер-офицеры били рядового Достоевского, как любого другого солдата:
"Два случая я сам видел... При мне фельдфебель один раз его по голове ударил, а потом как-то, при уборке казармы, от него же он зуботычину получил"
от нарядов на хозяйственные работы Достоевский был освобожден, а в караул его назначали только в случае недостатка людей в роте
из письма Достоевского брату из омска
«Теперь буду писать романы и драмы, да много еще, очень много надо читать… да наведайся у людей знающих, можно ли мне будет печатать и как об этом просить. Я попрошу года через два или три… Ведь позволят же мне печатать лет через шесть, а может, и раньше. Ведь много может перемениться, а я теперь вздору не напишу. Услышишь обо мне»
на второй месяц пребывания в Семипалатинске, Достоевский написал стихотворение на злобу дня. 15 марта Англия и Франция объявили войну России, вступив в Крымскую войну на стороне Османской империи. Полное патриотического пафоса стихотворение называлось «На европейские события в 1854 году»
Следующее верноподданническое стихотворение «На первое июля 1855 года» Достоевский написал в конце июня — ко дню рождения вдовствующей императрицы Александры Федоровны
и уже в ноябре 1955 был произведен в унтер-офицеры. это был первый шаг к реабилитации
Вот как Врангель (дядя того врангеля, назначенный в семипалатинск областным прокурором) описывал жилище Достоевского:
«Хата Д. находилась в самом безотрадном месте. Кругом пустырь, сыпучий песок, ни куста, ни дерева. Изба была бревенчатая, древняя, скривившаяся на один бок, без фундамента, вросшая в землю, и без единого окна наружу, ради опасения отъ грабителей и воров. Два окна его комнаты выходили на двор, обширный, с колодцем и журавлем. На дворе находился небольшой огородик с парою кустов дикой малины и смороды. Все это было обнесено высоким забором с воротами и низкою калиткою… Злая цепная собака охраняла двор и на ночь спускалась с цепи.
У Достоевского была одна комната, довольно большая, но чрезвычайно низкая; в ней царствовал всегда полумрак. Бревенчатые стены были смазаны глиной и когда-то выбелены; вдоль двух стен шла широкая скамья. На стенах, там и сям лубочные картинки, засаленные и засиженные мухами. У входа налево от дверей большая русская печь. За нею помещалась постель Ф. М., столик и, вместо комода, простой дощатый ящик. Все это спальное помещение отделялось от прочего ситцевою перегородкою...
Вся комната… была закопчена и так темна, что вечером с сальною свечою… я еле-еле мог читать. Как при таком освещении Ф. М. писал ночи напролет,— решительно не понимаю.Была еще приятная особенность его жилья: тараканы стаями бегали по столу, стенам и кровати, а летом особенно блохи не давали покоя, как это бывает во всех песчаных местностях».
За это помещение, стирку и еду Достоевский платил 5 рублей в месяц. Врангель мог позволить себе платить 30 рублей в месяц за квартиру «в три комнаты с передней, конюшней, сараем и еще помещением для 3-х людей», еду и отопление
На лето Врангель снял самую лучшую дачу в пригороде и предложил Достоевскому переехать к нему. На даче Казакова Врангель и Достоевский купались, катались верхом, читали газеты и книги, курили трубки, вспоминали Санкт-Петербург. Перед домом были разбиты цветники (семена Врангель еще зимой выписал из Риги) с георгинами, гвоздиками, левкоями. В трех водоемах Врангель держал стерлядь и маленького осетра, чтобы к столу была свежая рыба. Он также завел кур, трех поросят от диких кабанов и маленького волчонка, но от двух маленьких тигрят, предложенных артиллерийским офицером, отказался.
Достоевский на даче работал над «Записками из Мертвого дома».
весной 1956-го новый мадригал в честь царя, федя старательно через всех знакомых протискивал его по властным лестницам до царя. при содействии врангеля. брат михаил, получив и прочитав стихи, сказал откровенно: «Читал твои стихи и нашел их очень плохими. Стихи не твоя специальность…» . публиковать свои произведения ему все-таки наверху отказали, но прапорщика дали. а петрашевцы давно уже разуверились в достоевском и дюже огорчились его ренегатскими стихам, проклиная и высмеивая в фельетонах.
не обходил стороной михалыч и женских особей.
В своем браке она (мария констант-исаева) была несчастлива. Муж ее был недурной человек, но неисправимый алкоголик, с самыми грубыми инстинктами и проявлениями во время своей невменяемости. Поднять его нравственное состояние ей не удалось, и только заботы о своем ребенке, которого она должна была ежедневно охранять от невменяемости отца, поддерживали ее. И вдруг явился на ее горизонте человек с такими высокими качествами души и с такими тонкими чувствами, как Ф. М. Достоевский.
врангель:
«Однажды Ф. М. является домой хмурый, расстроенный и объявляет мне с отчаянием, что Исаев переводится в Кузнецк, верст за 500 от Семипалатинска. "И ведь она согласна, не противоречит, вот что возмутительно!" — горько твердил он… Отчаяние Достоевского было беспредельно; он ходил как помешанный при мысли о разлуке с Марией Дмитриевной; ему казалось, что все для него в жизни пропало. А тут у Исаевых оказались долги… Выручил их я… Сцену разлуки я никогда не забуду. Достоевский рыдал навзрыд, как ребенок…
Мы поехали с Ф. М. провожать Исаевых, выехали поздно вечером, чудною майскою ночью; я взял Достоевского в свою линейку. Исаевы поместились в открытую перекладную телегу — купить кибитку у них не было средств. Перед отъездом они заехали ко мне, на дорожку мы выпили шампанского. Желая доставить Достоевскому возможность на прощание поворковать с Марией Дмитриевной, я еще у себя здорово накатал шампанским ее муженька. Дорогою по сибирскому обычаю повторил… немедленно я его забрал в свой экипаж, где он скоро и заснул, как убитый. Ф. М. пересел к М. Д.».
В августе 1855 года Достоевский получил письмо от Исаевой, в котором она сообщала о смерти мужа. Достоевский сразу же написал Врангелю, попросив помочь вдове деньгами и считать посланные деньги его собственным долгом.
В июне 1856 года Достоевский приехал в Кузнецк и сделал Исаевой предложение. Положительного ответа ему пришлось ждать до осени.
Из письма Достоевского Врангелю от 21 декабря 1856 года: «Если не помешает одно обстоятельство, то я, до масленицы, женюсь.— Вы знаете, на ком. Она же любит меня до сих пор... Она сама сказала мне — да… О! Если б вы знали, что такое эта женщина»
Получив разрешение от командира батальона (так полагалось по законам того времени), прапорщик Федор Достоевский 6 февраля 1857 года вступил в брак с вдовой Марией Исаевой. Венчание состоялось в Одигитриевской церкви в Кузнецке (церковь советское время не пережила). На пути из Кузнецка в Семипалатинск, в Барнауле, у Достоевского случился эпилептический припадок, сильно напугавший новобрачную.
хата достоевского в семее, пережившая полтора века...
В марте 1859 года Достоевский вышел в отставку по состоянию здоровья в звании подпоручика. это его одна из самых ранних его фоток. с казахским ученым-историком и путешественником чоканом валихановым
по мотивам которой уже ныне обоим соорудили совместный памятник
В том же месяце в журнале «Русское слово» была опубликована написанная в Семипалатинске повесть «Дядюшкин сон». Она была подписана настоящим именем автора — впервые после более чем десятилетнего перерыва.
2 июля 1859 года Федор Достоевский с женой и приемным сыном выехал из Семипалатинска в Тверь. В конце декабря того же года он получил разрешение вернуться в Санкт-Петербург.
а через 4.5 года семипалатинская жена умерла от туберкулеза.
«Она любила меня беспредельно, я любил её тоже без меры, но мы не жили с ней счастливо… Это самая честнейшая, самая благороднейшая и великодушнейшая женщина из всех, кого я знал за всю жизнь». а еще через 3 года федор михайлович нашел новую пассию, которой и пришлось пережить все бесоватые и рулеточные времена гения.
теоремы Па́риса - Ха́ррингтона, Гудстейна, Канамори–Макалуна, теорема о дереве Крускаля и может другие
кстати, "интуитивно ожидаемые единственно правильные решения" всех этих теорем доказуемы в теории множеств ZF(C), с аксиомой выбора или без
Для каждой непротиворечивой теории T (или лишь арифметики? прим. покорного слуги ) можно указать такое целое значение параметра K, что некое диофантовое уравнение не имеет решений в неотрицательных целых числах, но этот факт не может быть доказан в теории T. Более того, для каждой непротиворечивой теории множество значений параметра K, обладающих таким свойством, бесконечно и алгоритмически неперечислимо. Степень уравнения может быть понижена до 4 ценой увеличения количества переменных.
узнаете ученого-энтомолога, который 8 лет работал в музее Гарварда, опубликовал 19 научных статей и заметок по энтомологии, собрал 4323 экземпляра (хранятся в Швейцарии в зоологическом музее)?
«…И умру я не в летней беседке
От обжорства и от жары,
А с небесною бабочкой в сетке
На вершине дикой горы»