Ну, возможно, в твиттере Есенин действительно охотно бы матерился. Но по части унижения собеседников всех, скорее всего, превзошел бы Лермонтов - и положение в стране его при этом не очень бы интересовало. В такого рода критике, скорее, Лев Николаевич особенно бы отличался. А Бунин, вероятно, стал бы духовным лидером патриотов, и писал бы главным образом о пошлости и бездарности литературных вождей либерастов. Маяковский же, возможно, в нынешней ситуации стал бы одним из этих либерастических вождей, ярым сторонником освобождения Красной площади от неуместного там мертвого тела.
Ну тогда уж Лев Николаич бы клеймил анафемой котлы Гундяева, Есенин основал бы группу Англетер и возил Шнура мордой по паркету, Маяковский читал рэп - Ваше слово, товарищ маузер - йоу... Вот насчет Бунина с Лермонтовым не очень ясно.
Цит.: "... когда Гиппиус услышала, что Блока «уплотнили», подселив в его квартиру «революционного матроса», она в восторге воскликнула:
– Лучше было бы – двенадцать!..".
(Зобнин Юрий, "Дмитрий Мережковский: Жизнь и деяния").
Запись Суворина от 28.09.1899 (Дневник Алексея Сергеевича Суворина. М., 2000. С. 351-352).
"В день покушения на Лорис-Меликова, часа в 2–3, я сидел у Достоевского. [...] Мы разговорились о разных разностях политических. Тогда только и разговоров было, что о покушении и т.д. Зимний дворец только что был взорван. Достоевский говорил о том, что мы все ужасно неискренни и лицемерны, что в сущности мы сочувствуем всем этим покушениям и только притворяемся.
– Ну, например, представьте себе, вы или я, мы стоим у магазина Дациаро и слышим, что нигилист говорит другому, что через десять минут Зимний дворец будет взорван. Пошли ли бы их предупредить? Едва ли. Я сомневаюсь. А уж схватить этих нигилистов или указать на них полиции, да это и в голову не пришло бы. А ведь мы с вами вот как негодуем против этих преступлений и говорим против них. Что же другие? Другим и подавно до этого дела нет".
Запись Суворина о том же от 1903 года (там же. С 453-454).
"Разговор скоро перешел на политические преступления вообще и на взрыв в Зимнем дворце в особенности. Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться.
– Представьте себе, – говорил он, – что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждёт и всё оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завёл машину». Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельства и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?
– Нет, не пошел бы.
– И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это преступление . Мы, может быть, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумывал причины, которые мне не позволили бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут допрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Напечатают: Достоевский указал на преступников. Разве это моё дело? Это дело полиции. Она на это назначена, они за это деньги получают. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас всё ненормально, оттого всё это происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых. Я бы написал об этом. Я бы мог сказать много хорошего и полезного и для общества, и для правительства, а этого нельзя. У нас о самом важном нельзя говорить"
Ну, в литературных-то произведениях можно было высказаться практически обо всем, несмотря на цензуру. Не напрямую, конечно, как в журнальной статье, а теми способами, которые как раз для литературы естественны и органичны - устами умело созданного персонажа, в сконструированной специально для этой цели ситуации. В "Бесах" Верховенский-младший именно на эту приманку ловит тех прогрессивных полудурков, которых он вербует для своей организации - задает им вопрос: донесли бы они в полицию, если бы знали о готовящемся политическом преступлении? И эти парни, конечно, заглатывают наживку.
А граф-то наш Толстой (не который Лев, а который Козьма Прутков) оказывается, был русофобом и низкопоклонствовал перед Европой
«Мною овладевает злость и ярость, когда я сравниваю городскую и княжескую Россию с московской, новгородские и киевские нравы с московскими; и я не понимаю, как может Аксаков смотреть на испорченную, отатарившуюся Москву как на представителя Древней Руси? Не в Москве надо искать Россию, а в Новгороде и в Киеве. Даже Андрея Боголюбского я терпеть не могу, потому что он предшественник Иоанна III»
«И вот, наглотавшись татарщины всласть,
Вы Русью ее назовете!
<…> Так поступают, увы! отчасти и славянофилы! Так поступали и глубоко симпатичные мне Константин Аксаков и Хомяков, когда они гуляли на Москве в кучерских кафтанах с косым (татарским) воротом. Не с этой стороны следует подходить к славянству. Оно элемент чисто западный, а не восточный, не азиатский. Оно так и сквозит в западной истории после падения Рима. Дайте мне Велизара (Belisarius), дайте мне Речемира (Recimer), давайте мне множество других, которых я теперь забыл, но которые так и бьют в глаза в истории готфов, вандалов и саксонцев. Мы и немцы первые отделились от древнего арийского ствола, и нет сомнения, что и интересы и мифология у нас были общие. <…> Тьфу на этот антагонизм славянства к европеисму!»
У графа Толстого сомнений нет, а у меня что-то есть сомнения насчет того, что интересы и мифология у нас с немцами общие. Не знаю, как там обстоит дело с арийским стволом, но менталитет у нас с немцами, по сути, прямо противоположный. Хотя, конечно, как учил нас великий Энгельс, противоположностям свойственна не только борьба, но и единство. Вообще это феноменальная наивность - выбирать в качестве ориентира то, что существовало почти тысячелетие назад, словно в течение всех этих веков абсолютно ничего не произошло и все эти века ни малейшего влияния на народный менталитет и традиции не оказали. Именно поэтому западники вроде Толстого( да и западники вроде Ленина и Троцкого) каждый раз приходят к выводу, что на территории России обитает какой-то неправильный народ и что надо бы его то ли истребить, то ли переселить на остров Мадагаскар, а взамен пригласить в качестве гастарбайтеров( с последующей натурализацией) европейских и южноамериканских бомжей. Руководство же этим коллективом поручить, конечно, столичной гламурной интеллигенции.
Не знаю, как там обстоит дело с арийским стволом, но менталитет у нас с немцами, по сути, прямо противоположный.
Так то в нас не наш, а татарский менталитет, каковой возобладал к прискорбию графа. А поскреби татарский, и под ним найдешь исконно русский, такой же арийский, как у немцев
Вот я и говорю об этом желании взять и соскрести влияние почти целого тысячелетия. Это давно уже наш менталитет, Онедри, и во всех своих планах и оценках невозможно не учитывать этот, пусть и прискорбный для многих факт.
А что? И дойдем. Но не сразу, конечно - так просто такие дела не делаются. Тут требуется длительная подготовка. Руководство этим процессом, я думаю, возьмет на себя Хайдук, как самый политически подкованный среди нас.
в нас не наш, а татарский менталитет, каковой возобладал к прискорбию графа. А поскреби татарский, и под ним найдешь исконно русский, такой же арийский, как у немцев
ну, и каковы главные достоинства у этого исконного арийского менталитета?
Хайдук, как самый политически подкованный среди нас.
на самом деле, Пиррон, мне тутошняя пиндоская политика осточертела по самое ни могу и порою хочется сломать телевизор с рожами там ; политическим вопросам хорошего однозначного ответа нет, потому их надо решать согласием, дружно; к стадам-народам нужно относиться с терпением, потому что быстро их не переделаешь и любому из нас удобно и комфортно прильнуть к некоторому стаду, чтобы не пропасть поодиночке
ну, и каковы главные достоинства у этого исконного арийского менталитета?
Арийцы миролюбивы, счастливы и мудры
Да уж. Не зря говорят, что белорус - это судьба, (а не должность или звание) что и в вечной другой жизни их не обязательно в преисподнюю отправляют, а возвращают сюда же.
З павагай да не абыякавых
к примеру, когда в последний раз русские были такими?
Истинный ариец должен быть агрессивен, властолюбив, дисциплинирован, хитер и беспощаден к врагам своей расы, Хайдук. Но при этом он должен быть прекрасным семьянином и надежным соратником по борьбе. Быть миролюбивыми, счастливыми и мудрыми - это удел расы рабов. Раса господ должна нести на своих плечах непосильное бремя свободы, неравенства и старшебратства.
нет, Пелевина вообще не читал, но наслушался СNN, MSNBC и Fox News, начитался писаний вашингтонских т.о. "мозговых трестов" (think tanks) и пришёл к выводу, что пиндосы это чокнутое нА голову, самодовольное и эгоистическое быдло дальше носа своего не отчаливающее
полагаю, что на Руси даже переплёвывают пиндосов с лёгкой руки таких, как Пелевина...
Истинный ариец должен быть агрессивен, властолюбив, дисциплинирован, хитер и беспощаден к врагам своей расы, Хайдук. Но при этом он должен быть прекрасным семьянином и надежным соратником по борьбе. Быть миролюбивыми, счастливыми и мудрыми - это удел расы рабов. Раса господ должна нести на своих плечах непосильное бремя свободы, неравенства и старшебратства.
ну это идёт прямо в пику ув. вандрею, Пиррон, вы описали дикарей-людоедов по примеру гитлеровцев или сталинистов, а мудрыми рабов трудно обозвать...
Детские книжки производят очень угнетающее впечатление, если читать их взрослыми глазами.
Наверное, это от того, что большинство детских писателей - не очень здоровые люди.
Тут как с психологами - в эту профессию тоже идут в основном чтобы свои собственные болячки изучать.
Книга Астрид Линдгрен о Пеппи заканчивается так:
"- Ах как жаль, что мы тоже будем взрослыми!
– Кто сказал, что мы обязательно должны стать взрослыми? – возмутилась Пеппи. – Что до меня, то я запаслась пилюлями.
– Какими пилюлями? – спросил Томми.
– Самыми лучшими пилюлями для тех, кто не хочет быть взрослым, – сказала Пеппи, спрыгнула со стола и стала шарить по всем полкам и ящикам, и через несколько минут показала ребятам три крохотных шарика, очень похожих по виду на горошины.
– Это чудесные пилюли. Мне их дал давным-давно один старый индейский вождь, когда я сказала ему, что ужасно не хочу становиться взрослой.
– И ты думаешь, что такая вот крошечная пилюлька может этому помешать? – с сомнением спросила Анника.
– Наверняка! – заверила её Пеппи.
Дети погасили свечи на ёлке. В кухне стало совсем темно, только вспыхивали угли в печке, но Пеппи притворила дверцу. Они сели в кружок на пол и взялись за руки. Пеппи дала Томми и Аннике по горошинке. От напряжения у них мурашки забегали по спине. Подумать только, через мгновение эти чудесные пилюли окажутся у них в животах, и тогда им никогда не придётся стать старыми. Это будет замечательно!
– Давайте, – шепнула Пеппи.
Дети проглотили по пилюльке.
– Я пилюльку проглочу, старой стать я не хочу! – сказали они все трое хором.
Дело было сделано.
– Прекрасно, – сказала Пеппи. – Теперь мы никогда не будем большими, и у нас не будет мозолей и всех других неприятностей...
Пеппи сидела у стола, уткнувшись подбородком в скрещённые руки. Сонными глазами следила она за прыгающим пламенем свечи, стоящей перед ней.
Потом она задула свечу"
Скажите, кто-то считает, что здесь описано НЕ групповое самоубийство?
Автор этой интерпретации сам, наверно, склонен к депресняку и раздумьям о суициде. Все это было бы описанием самоубийства, если бы атмосфера книги, характеры героев, трагизм ситуации, в которой происходит эта сцена - все это намекало бы читателю на подобную развязку. Но ничего подобного в книге нет - Пеппи эта настолько преисполнена всегда неукротимого оптимизма, что даже просто расплакавшейся представить ее нелегко. Детство ее, с точки зрения Линдгрен, абсолютно совершенно: взрослые не могут ее ни контролировать, ни тем более обижать(поскольку она обладает силой взрослого слона), у нее полно денег, есть свой дом, есть лошадь и обезьяна, ей не надо учиться в школе, она проводит время в непрерывных развлечениях, получая, благодаря своей фантазии, удовольствие даже от поиска ржавой консервной банки, - в сущности, и эта сцена с горошинами - это обычная для нее импровизация, где с помощью даже самых примитивных подручных средств( в данном случае - с помощью трех горошин) создается достаточно увлекательная игровая ситуация. Так что тут мы имеем дело только с банальным для детских книг мотивом, который высказан прямым текстом - и никакого трагического подтекста тут нет.
; политическим вопросам хорошего однозначного ответа нет, потому их надо решать согласием, дружно; к стадам-народам нужно относиться с терпением, потому что быстро их не переделаешь и любому из нас удобно и комфортно прильнуть к некоторому стаду, чтобы не пропасть поодиночке 
