Еще до окончания Второй мировой войны в американском обществе начал обсуждаться вопрос, что делать с императором Японии, когда придет время решать его судьбу. Вопреки мнению большинства населения, несколько ученых и военных были уверены, что его ни в коем случае нельзя предавать суду. Forbes Life рассказывает о том, как император Хирохито сперва начал войну, а после нее стал символом демократизации Японии и прожил долгую жизнь

Хирохито родился в 1901 году. В 25-летнем возрасте, после смерти отца Есихито, он стал 124-м императором Японии, «явленным божеством» и продолжателем «непрерывной во веки веков династии» со времен мифического императора Дзимму. Правление Хирохито пришлось на непростое время: мировой экономический кризис 1929–1933 годов, обнаживший внутренние проблемы Японии; усиление националистических и экспансионистских настроений в элите; приход к власти военных; милитаризация общества, начало военной кампании на материке и вступление Японии в войну на Тихом океане.

Все это имело поддержку и легитимацию со стороны императора. Именно от его имени была объявлена война США и Великобритании, он же и завершил ее в августе 1945 года. Однако еще в 1942 году специалист в области японской культуры, профессор Гарвардского университета Эдвин Рейшауэр выступил за реабилитацию Хирохито, назвав его «ценным союзником» США и «марионеткой» в Восточной Азии.

Среди американской политической элиты идею сохранения института императорской власти в Японии активно отстаивал заместитель госсекретаря, бывший посол в Токио Джозеф Грю. Политик не раз выступал перед президентом Гарри Трумэном и доказывал ему целесообразность сотрудничества с Хирохито.

В докладе от 28 мая 1945 года Грю отмечал, что, потому как любой шаг, который облегчал безоговорочную капитуляцию Японии, должен был быть тщательно обдуман, лишение японцев императора будет тактически неверным шагом и может обернуться серьезными последствиями для США. Напротив, как доказывал дипломат, резонно было бы предоставить японскому народу самому определить свою политическую структуру и то, какой они хотели бы видеть судьбу императора.

Единственное, на что мог надеяться Вашингтон в таких условиях, — это на конституционную монархию, «поскольку демократия в Японии никогда не заработает». Грю считал, что при содействии американских властей институт императорского престола мог стать краеугольным камнем в построении мирного будущего страны.

Дуглас Макартур — центральная фигура в послевоенном реформировании Японии. В период оккупации деятельность этого человека приобрела мессианские черты, и сам он напоминал мессию, призванную установить порядок и возродить из руин некогда бывшего противника. В мемуарах Макартур писал, что на нем лежала глубокая ответственность перед японским народом, который при столь драматических обстоятельствах попал под его личную опеку.

После войны, как признавал Макартур, Япония превратилась в мировую лабораторию для эксперимента по освобождению людей от тоталитарного правления.

По мнению Макартура, обвинение Хирохито вызвало бы огромное потрясение среди японского народа, с его уничтожением государство подверглось бы полному распаду и началась многовековая вендетта. Исчезла бы всякая надежда на введение в Японии современных демократических методов управления.

Настойчивость Макартура, деятельность его подчиненных и участие японской политической элиты помогли сформировать миф о том, что Хирохито якобы всегда являл пример пацифиста и конституционалиста и, будучи лично против войны с США и Великобританией, не одобрял ее с самого начала. Широко тиражировалось и то, что, несмотря на возможность дать отпор «фанатичным милитаристам», именно Хирохито осмелился силой собственной воли заставить сдать побежденную страну превосходящим силам противника. В связи с этим, как замечает Джон Дауэр, оккупационные власти не просто отделили монарха от «священной войны», но и утвердили его в качестве центральной фигуры новой демократии.

Дефицит закрыли благодаря, в том числе, американской помощи. Прямо перед войной в Америке разработали весьма удачный, по отзывам советских моряков того времени, большой охотник SC-110 (Submarine Chaser in 110 foot). В СССР ему дали название БО-1 («Большой охотник, тип 1»), а в просторечье – «бобик».

В 1944 году очередная группа охотников благополучно пересекла Атлантику, несмотря на их малые размеры. Корабли уже были укомплектованы советскими экипажами и несли флаги ВМФ СССР.

В Англии им пришлось задержаться, отчасти из-за перипетий дипломатии, отчасти из-за сложности обстановки в Северном море. Дальнейший путь до Мурманска был самым опасным участком: охотники сами могли стать жертвой немецких подводных лодок и авиации.

Какой бы ни была истинная причина, британское адмиралтейство настояло, чтобы группа из пяти БО-1 под командой капитан-лейтенанта Агафонова встало на зимнюю стоянку во внутренних водах Шотландии ради безопасности. Перейти туда им предписывалось по Каледонскому каналу – 100-километровому сооружению, соединяющему цепь шотландских озер в единый судоходный путь.

От озера у советских моряков остались двойственные впечатления. Встретить плезиозавра им не довелось. Хотя всего за день до прохода группы Агафонова через озеро местный житель, некий Фэррел, утверждал, что видел Несси в бинокль.

Моряки увезли с собой более ценную находку, чем воспоминания о чудовище. Шедший предпоследним катер развил высокую скорость, и случилось небольшое ЧП: как записано в судовом журнале, с мостика «снесло за борт ветром» секретную карту канала, которую наши моряки должны были сдать англичанам по окончании перехода. На самом деле, карта покоилась в рундуке командира, пишет К. Стрельбицкий, председатель Московского клуба истории флота («Советские моряки и озеро Лох-Несс». – «Морской сборник», 2009 г., №2). Англичане скандалить не стали – снесло, что ж поделаешь, характер у озера нелегкий...