Весной я съездил во Владимирскую область, где в маленьком посёлке живёт Елизавета Семёновна Михайлова — дочь дважды репрессированного химика. Она родилась в ссылке, в Молдавии, и теперь пытается через суд добиться компенсации — квартиры в Москве взамен той, что отняли у её отца в 1937 году.
Это была не первая моя встреча с потомками репрессированных; я ждал тяжелых воспоминаний про советские лагеря и жизнь в ссылке. Но я оказался совершенно не готов к той тоске и безнадежности, которую увидел своими глазами.
Елизавете Семёновне — 71 год. Она живёт с двумя взрослыми дочерями в одной комнатке деревенского дома — старого, разваливающегося, который женщинам приходится постоянно чинить. В доме — полная нищета, тоска, вот это «кто честной бедности своей стыдится, и все прочее». Женщины стыдятся, но тут ничего не поделаешь, говорят они — за всю жизнь в молдавской ссылке удалось скопить денег только на такую комнату, где приходится в 70 лет колоть дрова. Но это ладно, переживём. Главное, что на родине. Ведь мы русские и должны были вернуться в Россию.
Центр их маленького мира — картонная коробка с фотографиями и документами, которую они провезли «через все войны, ссылки и эмиграции». Женщины достают из коробки черно-белые снимки и долго рассказывают о тех, кто там запечатлён. Рассказывают о мертвых, как о живых.
Уже через час мне кажется, что я нахожусь в комнате, полной мертвецов. Прадедушка Иоганн, погибший в давке на Ходынке, дядя Вова-танкист, которого в семье звали «чайничек», дедушка Иван, изобретатель, ему даже французы патент выписали за проект радиовышки... Мертвые чинно сидят на старых скрипящих стульях, слушают, кивают — верно, верно, все так и было. «Да я в своих родственниках хуже разбираюсь, чем в вашей семье!» — не выдерживает фотограф Дима. Мертвые смеются и мы вместе с ними.
Вся жизнь этой большой, интересной семьи остановилась в декабре 1937 года, когда арестовали отца, Семена Михайлова. «До Нового года оставалось несколько дней. Мне кажется, он для нас так и не наступил, — говорит Елизавета Семёновна. — Этот проклятый тридцать седьмой год так и тянется, наша семья до сих пор в нем живёт».
В статье я подробно пересказываю их историю — арест отца, его возвращение, надежды на счастье, разрушенные повторным арестом. В этом тексте нет ни слова об ужасах ГУЛАГа. Он о людях, которые всю жизнь мечтали вернуться на Родину, не понимая, что Родина их не ждала. Это история о старшей сестре Ленине, которая умерла в начале года — в России её отказались отпевать и похоронили под чужим именем. «Так она и не дождалась решения суда. Хорошо хоть, что в России умерла», — всерьёз говорит Елизавета Семёновна. Страшно, когда твоя единственная надежда — российский суд.
Это текст о тоске и безнадёге, в которой живут три наши соотечественницы. Которые прямо сейчас, в 2019 году, продолжают жить в ссылке. Если совсем честно, мне кажется, часть этой тоски перешла и ко мне — я с весны постоянно думал об этих людях и не знал, как подступиться к тексту, как передать их историю. Я обещал трем женщинам, что про судьбу их семьи «расскажут в газете» — им это было очень нужно, хоть они, конечно, и не читают газет.
Прочитайте тогда вы, пожалуйста. И если покажется нужным — расскажите об их истории другим. Это очень важно для них, это очень важно для меня. Я стараюсь не надеяться на справедливое решение российского суда — но может теперь хоть тоска уйдёт.
www.kommersant.ru/doc/4132885
