нет-с, это суровая реальность, дядя Сэм и Китай (и Япония) будут вместе играть против вас, потому что не догнать вам их.

Как отучают ходить на красный в Париже

Через некоторое время я понял, что попал в Зазеркалье. Это не был феодализм, капитализм или первобытнообщинный строй. Это был какой-то параллельный мозаичный мир, где были элементы и пещеры, и атомного века. При этом всё это было сведено в стройную систему, которую даже коррупционной не назвать. Это было нечто совершенно отдельное.

- Возьми обычный район, - наставляли меня. – Запомни, большие должности здесь достаются или за деньги, или по клановым основаниям. Деньги зарабатывают все, кто как может и не может. В районе все руководители госучреждений и предприятий, цеховики обязаны платить. Платят секретарю райкома, потому что он хозяин района. И платят начальнику райотдела КГБ, потому что он всё про всех знает и с Москвой связь имеет. И так везде. Естественно, местные руководители платят наверх. Таким образом образуется идеальное строение – самое древнее из крупных строений на Земле – пирамида.

Как дела обстояли в народном хозяйстве не знаю. Я насмотрелся на местные правоохранительные органы, в основном на следственные. И картина была для нас, «колониальной администрации и оккупантов» (как нас потом называли), восхитительная и непостижимая.

Следователь ОВД в то время имел атрибуты, обязательные, как удостоверение и форма. Во-первых, он должен был одеваться в очень дорогие костюмы и при таких же шикарных галстуках. Под окном у него обязательно должна была стоять машина «Жигули» - на «Волгах» ездили начальники. Руки оттягивали дорогущие по тем временам часы «Ориент» - стоили тогда от двух до пяти сотен рублей и ими были завалены все комиссионные – они были элементами престижа. И, даже если не куришь, на столе у тебя должны лежать сигареты «Мальборо» - элемент западной шикарной жизни. «Дымок» стоил копеек двадцать, а у фарцовщиков «Мальборо» шло по семь рублей.

- К чему всё это? – спрашивал я знакомого следователя.

- Ты не понимаешь. К тебе приходит проситель. Если ты сидишь задрипанный, в свитере, и куришь «ТУ». Ну сколько он тебе даст? Подумает – тысячу этому нищеброду за глаза хватит. А если ты весь лучишься деньгами, то ниже чем с пятёрки он и разговор не начнёт.

Правоохранительные органы были пылесосом, выкачивающим средства из населения, жившего, кстати, вовсе небогато, несмотря на то, что только РСФСР и Азербайджан были недотационными республиками. Конечно, порядок при СССР был везде, так что за разбои грабежи особо денег не сдерёшь. Поэтому сами денежными считались должности следователей и дознавателей по дорожным происшествиям. Тогда ещё статья была, что за ДТП уголовная ответственность наступала даже при причинении материального ущерба. А специфика расследования данного вида преступлений в том, что их можно развернуть на противоположную сторону без всяких усилий. При следственном эксперименте машину на пять метров ближе поставил, и вот уже по формуле водитель не имел технической возможности остановиться. Ну и дела БХСС – один опер хватался, что работал всю жизнь честно, все дела до ума доводил, а брал только по ответвлениям – в любом большом деле накапливается информация, по которой ничего не докажешь, но можно ошкурить жуликов первостатейно.

Следователь работал не один. При нём была машинистка, печатавшая постановление. И мальчик на побегушках с пробегом пять тысяч километров, который отвозил документы, развозил повестки, то, на что уходит львиная доля рабочего времени в следствии. Естественно, оплачивалась прислуга за счёт следователя.

В самих отделах порой творились чудеса. Если в столице ещё было какое-то подобие нормальной жизни, то на селе приходил начальник, забирал зарплату всех сотрудников со словами «вы что, за эти подачки сюда работать пришли», и те только расписывались.

При этом неписанное правило – сколько бы ты не наворовал, две трети вынь да отдай начальству. Потому что у начальства своё начальство, да ещё местные власти надо подкармливать - в райком, прокуратуру, суды носить. И не дай Бог ты скрысишь копеечку. Узнают и раздавят. Подставят под взятку и устроят показательный процесс. В Закавказье правило было - влетевших и не отмазавшихся образцово показательно карали по самым высоким расценкам, вполне могли и расстрелять, чтобы продемонстрировать Москве принципиальный подход в борьбе с расхищениями и взяточничеством.

Расценки на правоохранительные услуги колебались, но были однотипные. За ДТП – несколько тысяч рублей (от двух до десяти). А вот кто попался на хищениях – там в ход шли большие деньги. Переквалификация с расстрельной статьи хищение в особо-крупных размерах» на хищение госимущества в крупных размерах стоило в среднем четыреста тысяч рублей, поскольку речь шла о жизни и смерти. Но когда какие-то колхозники притащили прокурорским за решение вопроса полтора миллиона, их тут же арестовали – сумма уж очень большая была, сочли это за провокацию.

В какой-то период в военную прокуратуру стали ломиться местные. Мы воспринимали нашу жизнь как каторгу – работали без выходных, делали всё сами, преступность росла, начальство чудило, было очень тяжело. Зарплата была вроде приличная – двести семьдесят у следака, но цены в Баку кусались – из магазинов, спасибо Пятнистому Врагу, всё исчезло, а чёрный рынок выметал наличность. И для нас было удивительно, что местные с таким упорством хотят попасть в наш ад. Объяснялось всё просто. Разговорился с одним таким кандидатом, закончившим Бакинский университет.

- В нашу местную прокуратуру попасть – двадцать тысяч надо заплатить, - поведал он. – В милицию следователем – тысяч семь. Постовым две, а если хочешь на машине ездить патрульной – то ещё и стоимость машины дай – пять тысяч. А у меня денег нет таких. Только в прокуратуру военную идти.

На их беду наверху было известно, что творится в правоохранительной системе, поэтому был приказ – местных не брать и по распределению из ВКИМО в военную прокуратуру в Закавказских республиках не направлять. Кстати, сразу же после этого приказа к нам распределили одних азербайджанцев – приказ, конечно, есть приказ, но оче-е-ень важные семейные обстоятельства у них всех возникли. Хотя, конечно, в военной системе им раздолья не было. Взяток мы не брали (за редким исключением), но престиж!

Интересно, что подобное творилось во всем регионе. У меня знакомый попал работать начальником штаба в полк дорожно-патрульной службы МВД Грузинской ССР. Собрал на месячное подведение итогов начальников штабов батальонов – всех троих. А по завершении совещания увидел, что на каждом сиденье лежит газета. Развернул и чуть в обморок не грохнулся – в каждой по пять тысяч рублей. Он в сумрачном состоянии позвонил своему дядьке, который его толкнул на эту должность:

- Дядя, это провокация.

- Какая провокация. Это налог. Возьми эти деньги, купюры получше выбери и половину командиру отнеси.

Начштаба взял все деньги и отдал командиру. Тот пересчитал, хмыкнул.

- А твоя доля?

- Мне не надо.

На следующий месяц командир взял половину купюр и подвинул начштаба:

- Бери. Мы тут взяточники, а ты один чистенький? Не выйдет! Вылетишь отсюда, никакие связи не помогут.

Самое смешное – это не прекращалось там никогда. Даже коррупцией не назвать. Просто так принято. И при Сталине было – Мингрельское дело, по которому сейчас так плачут либералы, родилось именно из-за повального мздоимства, и вождь не успел навести порядок. Вот те правила и стали кочевать из десятилетия в десятилетие. При Сталине Первый секретарь ЦК Азербайджана Багиров шёл по городу, ему в ноги бросались просители с жалобами и подползали на коленях. А потом дошел он до того, что заставлял холопов на даче собирать груши и торговать ими на рынках. Так что край такой. Из Закавказья эта зараза распространялась и в Россию. Сначала робко, а потом все крепче. И уже в семидесятых годах нельзя было найти в Москве номер в гостинице – богатый грузин двадцать рублей дал администратору, чтобы поселиться, а ты со своим паспортом лезешь. Стали они просачиваться и в другие сферы. Особенно в торговлю. «Богатый грузин две цены «Волги» дал. А ты, передовик производства, нам не нужен». Так и шло разложение. Традиционно разлагался сперва юг, где в Краснодарском и Ставропольском крае были и мздоимство, и цеховики, и огромные бабки крутились.

У меня отец немного знал Шевранадзе и разговаривал с ним, когда того назначили Первым секретарём в Грузию и он объявил бой коррупции.

- Тут двух тридцать седьмых годов не хватит, - мечтательно произнёс в будущем главный демократ СССР...

Разумеется, при самом беглом взгляде на реальную историю тезис об извечной борьбе России против «Запада» или Европы не выдерживает никакой критики, «в чистом виде» такое вообще ни разу не встречается, поскольку никогда в своей истории российское государство не воевало против какой-либо чисто европейской коалиции, а только в союзе с одними европейскими странами против других, либо с конкретными «одиночными» странами (для каждой их которых оно к тому же никогда не было ни единственным, ни даже главным противником). Собственно, единственным случаем, когда Россия воевала с европейскими странами без европейских же союзников была Восточная (Крымская) война, которая вовсе не была войной европейской, это была очередная русско-турецкая война, в которую вмешались англо-французы. Со времени активного участия России в общеевропейской политике (по меньшей мере с XVII в.) она никогда не была «парией» в Европе, против которой объединялись бы все или большинство европейских стран (между тем, как, например, Франции в этой роли быть доводилось не раз: не только в 1792–1815 гг., но и при Людовике XIV, когда 1688–1697 гг. в Аугсбургской коалиции против неё объединились почти все континентальные державы), или даже три-четыре европейские страны (как случалось с целым рядом других, начиная с традиционных противников России Польши и Швеции).

С.В.Волков, «Почему РФ — ещё не Россия».

Приятно, когда твои тезисы почти без изменений повторяют умные люди

Россия была направлением неудобным, но Африка, Индия, Китай, Юго-Восточная Азия, Океания, обе Америки, Австралия (мы говорим об аборигенах) получили по полной программе.

У нас же проблемы были в основном с чукчами

Естественно, Россия исторически Европой рассматривалась как враг №1, который мешает жить и расширяться.

Практически под санкциями мы жили последние сто лет. Те или иные ограничения вводились за наше вмешательство в дела других государств, за вмешательство в свои же внутренние дела, за задержание и судебное преследование иностранных граждан, за ограничение в правах своих граждан, за контакты с некоторыми государствами и так далее.

Еще в начале 1930-х годов было «дело английских инженеров». Двоих из них как «специалистов-шпионов и вредителей» приговорили к 2 и 3 годам лагерей. В результате в апреле 1933 года Англия ввела против СССР санкции — объявила торговое эмбарго на 80 % товаров, импортирующихся из СССР.
22 апреля с контрсанкциями выступил СССР. Но в те времена вопрос решился быстро: осуждённых англичан выпустили, санкции автоматически сняли.
А в 1980 году состоялась своего рода репетиция нынешних масштабных санкций против России, связанная с введением ограниченного контингента советских вооружённых сил в Афганистан.

Как и в 2014 году, инициатором санкционной кампании стали Соединённые Штаты. Было, кстати, одно важное отличие: в 1980 году санкции были введены до Олимпиады, а в 2014-м — после.
Поначалу речь вообще шла о бойкоте Олимпиады. В написанной в конце января 1980 года секретной записке Отдела пропаганды ЦК КПСС и Отдела внешнеполитической пропаганды ЦК КПСС «О враждебной кампании против Олимпийских игр в Москве 1980 года» говорилось о том, что Президент США Картер стал инициатором бойкота и обратился по этому поводу с личными посланиями к главам более чем ста стран.
Но после того, как организовать бойкот Московской Олимпиады не удалось, американцы уже в феврале 1980 года начали санкционную кампанию. Чтобы понять масштаб введённых ограничений, процитируем документ, отправленный Оргкомитетом Олимпиады в ЦК КПСС 7 апреля.

«В ходе антиолимпийской кампании администрация Картера приняла решение об эмбарго на экспорт товаров и оборудования для Московской Олимпиады, распространив его также на так называемый экспорт капиталов, т.? е. предусмотренные контрактами платежи американских фирм и организаций Оргкомитету „Олимпиада-80“ и на другие формы американо-советского сотрудничества в подготовке Олимпийских игр.
Наибольший ущерб наносит запрет на перевод средств телевизионной компанией „Эн-Би-Си“, которая ранее внесла 61,4 млн долларов, однако уже 1 апреля с.? г. не осуществила очередной платеж в сумме 6 млн ам. долларов.
Общая задолженность «Эн-Би-Си» перед Оргкомитетом составляет 12,7 млн долларов (8,4 млн рублей) со сроками платежей в апреле, мае и июне.
Фирма „Кока-Кола“ сообщила Оргкомитету, что прекращает поставки концентрата для производства прохладительных напитков. Платежи этой и других американских фирм, сотрудничающих с Оргкомитетом, также блокированы.....

Наибольший ущерб наносит запрет на перевод средств телевизионной компанией „Эн-Би-Си“, которая ранее внесла 61,4 млн долларов, однако уже 1 апреля с.? г. не осуществила очередной платеж в сумме 6 млн ам. долларов.
Общая задолженность «Эн-Би-Си» перед Оргкомитетом составляет 12,7 млн долларов (8,4 млн рублей) со сроками платежей в апреле, мае и июне.

тезис об извечной борьбе России против «Запада» или Европы не выдерживает никакой критики, «в чистом виде» такое вообще ни разу не встречается,

В 1974 году выдающийся советский психолог и математик Владимир Лефевр эмигрировал в США. Там он доработал и подкрепил практикой свою теорию о существовании двух этических систем, каждая из которых определяет западное и незападное общество.
Чем эти системы отличаются по сути? В первой (западной) этической системе компромисс добра и зла считается злом, а конфронтация - добром. Во второй (восточной) компромисс добра и зла - это добро, а конфронтация - зло. Парадоксальным образом, тем не менее, представители западной этической системы стремятся достигнуть компромисса с конкурентом, а представители восточной идут с ним на принципиальный конфликт. 1-я (западная) система строится на формальном запрете зла (образец - библейские заповеди), в то время, как 2-я (советская) - на неформальной декларации добра (пример Лефевра - "Моральный кодекс строителя коммунизма"). В 1-й этической системе цель не оправдывает средства, а во 2-й - оправдывает. В 1-й системе есть правила, во 2-й - цель и смысл.

Для иллюстрации различия в поведении представителей различных этических систем можно посмотреть данные, которые получил Лефевр в 1982 году, работая с американцами и выходцами из СССР:
- С утверждением "Доктор должен скрывать от пациента, что тот болен раком, чтобы уменьшить его страдания" согласились 8% американцев и 89% советских.
- С утверждением "Хулиган может быть наказан строже, чем требует закон, если это послужит предостережением для других" согласились 11,5% американцев и 84,5% советских.
- С утверждением "Можно дать ложные показания на суде, чтобы помочь невинному избежать тюрьмы" согласились 20% американцев и 65% советских.
- С утверждением "Можно послать шпаргалку чтобы помочь близкому другу на конкурсном экзамене" согласились 8% американцев и 62% советских.
(Видно, что американцы предпочитают опираться на формальные правила, а советские люди мыслят конкретно, учитывают контекст)

Лефевр внёс большой вклад в разрушение СССР. После ряда попыток связаться с Рональдом Рейганом, он вышел на его специального помощника Джека Метлока и донёс до советников американского президента своё открытие - советские лидеры принадлежат к другой этической системе, и для успеха США нужно отказаться от заключения с ними формальных договоренностей. Вместо этого с советскими (русскими) высшими лицами надо договариваться по существу, а также помогать им "обманывать свой народ",выдавая уступки (компромиссы) за их внешнеполитические победы. Основываясь на рекомендациях Лефевра, американцы перестроили всю стратегию переговоров с Кремлем в 1980-е. Кстати, именно наш бывший соотечественник Владимир Лефевр придумал термин "Империя зла", которым стал пользоваться Рональд Рейган.

...В конце 1990-х годов, впервые прочитав эти мемуары отца о прожитых на Западе годах, я посчитал спорными его размышления о конфликте между Востоком и Западом, полагая, что им суждено оказаться на свалке истории после сенсационного открытия Железного занавеса, падения Берлинской стены и подписания договора о контроле над вооружениями СНВ-1.

Но за последние три года, готовя к публикации первое английское издание этих томов, я осознал, каким провидческим даром обладал Александр Солженицын, предрекая «поворот обвинений против самой России». Раздраженные эмигранты 1970 годов подталкивали Запад к тому, чтобы видеть своего истинного врага не в коммунизме, а в неисправимой России. Западные прогрессисты 1920-х годов сурово критиковали дореволюционную Россию за сопротивление большевизму, но едва ситуация изменилась, Россию начали проклинать за то, что она оказалась порабощена большевиками. «Как это могло произойти?» — удивляется Солженицын.

В главе под названием «Русская боль» он утверждает, что «чрезмерные, бессмысленные военные действия России в Европе» в XVIII-XIX веках насторожили Запад, а ее закосневшее руководство не смогло внять гражданским «урокам открытости» Запада или, по меньшей мере, оправдать свои собственные действия. В то же время в Европе фанатичные революционеры-изгнанники грубо искажали истинное положение дел в России, представляя ее отсталой авторитарной тюрьмой народов — и в отсутствие аргументированного опровержения этих утверждений приживались даже самые дикие преувеличения.

На пороге XX века агрессивный русский революционный терроризм, подстрекаемый раболепной интеллигенцией, получил поддержку националистического правого крыла, прибегавшего к насилию — и умеренный путь развития общества, который с 1906 года до своей гибели в 1911 году прокладывал реформатор премьер-министр Петр Столыпин, оказался перекрыт.

Спустя десятки лет ленинский «большевистский бульдозер» раздавил всех, в частности, русских патриотов, стремившихся отстаивать традиционные ценности в рамках плюралистского общества. И тогда пародия на русский патриотизм, проклюнувшаяся в 1960 — 1970-х годах, стала формой большевистского национализма, в соответствии с которой слово «бог» писалось со строчной, а «Правительство» — с заглавной, как говорил Солженицын. У «целительного, благотворного, умеренного патриотизма» моего отца — лишенного имперских амбиций и сосредоточенного на «сохранении народа» — никогда не было шанса укорениться в России. Его видение патриотизма было одиозным образом совмещено с «большевистским национализмом» и стало очередной клеветой на Россию со стороны мстительных эмигрантов, которых с излишней готовностью принимали на Западе.

Неудивительно поэтому, что на Западе оказалось размыто сколь-нибудь значимое различие между тоталитарным сапогом СССР и мягким авторитаризмом сравнительно свободной России, что он путает «российский» и «советский», не понимая трех веков российской истории и антинациональной сути коммунизма.

Если цель западных политиков до сих пор состоит в том, чтобы привести Россию в сообщество свободных наций, они могли бы прислушаться к призыву Солженицына и взаимодействовать с Россией по справедливости, в соответствии с достоинствами и провалами нынешней политики, вместо того чтобы судить о ней, исходя из вымышленной злонамеренной исторической версии, ставящей крест на любом пути развития.

Ибо – больше обманывать себя нечего – Россия, по всей вероятности, вступит в схватку с целой Европой. Каким образом это случилось? И каким образом империя, которая в течение 40 лет только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охраны интересов чужих, вдруг оказывается перед лицом огромнейшего заговора? И, однако ж, это было неизбежным. Вопреки всему – рассудку, нравственности, выгоде, вопреки даже инстинкту самосохранения, ужасное столкновение должно произойти. И вызвано это столкновение… чем-то более общим и роковым. Это – вечный антагонизм между тем, что, за неимением других выражений, приходится называть: Запад и Восток

Грубейшее, например, непонимание этой простой фактической истины, что если бы нам и удалось в самом деле умиротворить Запад, то этот умиротворенный Запад, неминуемо и совершенно логично, опрокинется на нас же всем грузом европейской коалиции.

Ведь этого и Европа не допускает и нас постоянно не любит, терпеть даже нас не может. Мы никогда в Европе не возбуждали симпатии, и она, если можно было, всегда с охотою на нас ополчалась. Она не могла не признать только одного: нашу силу,— и эта физическая, материальная сила (так, по крайней мере, Европа должна была смотреть на нас) всегда возбуждала в ней негодование. Да ведь и не одна Европа.

Поляки не должны славиться своей цивилизацией, а следственно, они и не славятся своей цивилизацией.