Дочке 16.5 лет.
Я думал сам о Чехове, но вряд ли её зацепит. Там лексика может быть более незнакомая для неё, это же не современный русский язык. Лексикон у неё как у Эллочки людоедки.
Язык у Чехова крайне простой и прозрачный. А по содержанию он тоже ясен и прост(даже в поздних вещах - при всей их невероятной глубине), тем болеее в ранних.
Может, попробовать для начала какого-нибудь Задорнова? Я, правда, не читал, но видел в русском магазине его книгу "Не дай себе засохнуть" или что-то похожее. Вряд ли у него там сложный язык - я, правда, внутрь не заглядывал, но одна моя знакомая русская немка была от книги в полном восторге. А то можно замахнуться и на Старого Семена. Один мой родственник тоже был от его книги в полном восхищении и просил дать ему еще что-нибудь в этом роде, но Веничку Ерофеева читать отказался.
кстати, всё ещё ... чипы проектируете? если да, то удивительно стабильная у Вас работа
я тоже в институте учился пректированию чипов, потом занялся цифровыми устройствами на чипах с микропрограммированием, потом и вовсю перешёл к макро софтверу. Впечатляет, что вы ребята уже переходите к «замораживанию в железе» нейронных сетей, глубокого обучения, ИИ и пр., да?
Можно русские переводы Хэмингуэя, советские переводы обычно написаны прекрасным русским языком, при этом простым.
Или Ремарка, хотя это не короткий жанр, но юным девушкам, как правило, хорошо заходит. Да и юношам, взять хоть меня.
Спасибо за помощь.
Историю Сатирикона я бы сам почитал с удовольствием.
Пока я ей дал переводную литературу. Я не видел поста онодрея, но тоже остановился на Ремарке. Я нашёл Триумфальную Арку и на русском, и на английском. Ей так будет легче чем искать в словаре много слов.
А если она прочитает книгу только на английском, я уже буду доволен.
ЧУКЧА-ПИСАТЕЛЬ
Вдруг заказали статью про Юрия Рытхэу. "Вдруг" – потому что после 1991-го основоположника чукотской литературы совсем перестали печатать в России. Только при начальнике Чукотки Абрамовиче на его грант выпустили одну книжку, но дальше родины автора она не пошла. Рытхэу писал на русском, всю взрослую жизнь прожил в Ленинграде и в мае 2008-го упокоился на уютном погосте в Комарове.
Встречался с Юрием Сергеичем в компаниях несколько раз: пили водку и слушали его устные рассказы – замечательные. Очень смешной, как прилетел из Японии, и таксист – оценив самурайский вид и чемоданы в зарубежных наклейках – спросил: "По-нашему понимаешь?" – и предложил прокатить мимо всех секретных объектов. Но самый трогательный – как Рытхэу познакомился с Александром Трифоновичем Твардовским.
Рытхэу уже был автором нескольких книг и членом СП СССР, когда его рассказ наконец напечатал "Новый мир". Приехав в Москву, зашёл в редакцию, чтобы сказать "спасибо", но главреда на месте не застал: "болеет". Что АТ в очередном долгом запое, сотрудники объяснять автору не стали – предложили соединить по телефону. Услышав от Рытхэу слова благодарности, Твардовский буркнул: "Немедленно приезжай!" и положил трубку.
Автора доставили домой к Твардовскому. Жена, бдительно охлопав карманы визитёра, допустила к классику. АТ сказал хранительнице: "У парня рассказ вышел, такое событие отметить надо, хоть ему поднеси!" По взгляду АТ на принесённую рюмку, Рытхэу понял, что посягнуть на живительную влагу не посмеет. "Хоть бутерброд ему какой-нибудь сделай!" – сказал АТ, и едва жена вышла – тотчас опрокинул рюмку в себя. Потом, понятно, потребовал налить снова, раз гость такой нетерпеливый, и когда благоверную отвлёк телефонный звонок, Александр Трифонович, подмигнув Рытхэу, выпил за него вторую. И через минуту уснул в кресле...
Битый час Юрий Сергеич лицезрел спящего Твардовского, пока тот наконец открыл глаза и сильно испугался: "Ты кто?" Узнав наконец, сказал: "Ты особо не хвастайся, рассказ у тебя говённый, мы его только для географии напечатали..."
Последняя встреча с Рытхэу – в писательской поездке на Ильмень и в Старую Руссу. Пока топтались с Залыгиным, Беловым, Крупиным и Есиным на снегу, ожидая туристический автобус, Рытхэу всех обошёл: "Гоните по рублю!" Я сказал, что по утрам не пью, но рубль всё-таки дал. Юрий Сергеич исчез в ближайшем сельпо и вернулся... с пачкой собственных книг. Которые стал всем подписывать, усевшись в автобусе и весело бормоча: "Чукча и писатель, и читатель, и добровольный книгоноша!" Даже дуться на него было невозможно...
И что мне с такими воспоминаниями делать?
А у меня в детстве была книга Рытхэу "Голубые песцы" - и, скорее всего, я ее читал. Но если роман Семушкина "Алитет уходит в горы", тогда же мной прочитанный и полностью посвященный чукчам, я помню хорошо, то из книги Рытхэу не помню вообще ничего, кроме названия.
— Какое ваше представление о счастье? — спросил меня Тарковский. И не дожидаясь ответа: — А мое — в раскаленной ашхабадской гостинице сидеть в ледяной ванне, и чтобы весь пол был покрыт дынями, и время от времени подкатывать к себе еще одну, резать и есть... И так я жил в Ашхабаде и переводил Махтумкули.
— Вы, наверное, еще получали большое удовольствие от самой работы?
— Нет, я всегда переводил с омерзением ко всему переводимому. Делал сто строк в день. И если выходило сразу, отправлялся есть дыни
Когда я читал его переводы гениального Абу ль Аля я так и чувствовал - что он Абу ненавидит. Точнее, я видел что оригинал гениален, а перевод топорен. и относил на неумелость переводчика.
Это как сказать, Хайдук. Я в последнее воемя прочитал книги о Макиавелли и Гофмане, почитал и их собственные сочинения. Макиавелли, казалось бы, занимался ( в своем творчестве)главным образом дельными вещами: время от времени он сочинял и литературные тексты, но главным образом рассуждал о политической и государственной деятельности, изучал историю Флоренции и Древнего Рима, до сих пор его включают в учебники по истории философии. Но я не знаю, что полезного для себя могли бы почерпнуть из его книг сейчас политологи, историки или политики. Принципы "реальной политики" и без него всем политикам хорошо известны из личного опыта - и были известны с тех пор, как вообще появилась политика. Макиавелли только изложил их с полной откровенностью - после чего многим политикам пришлось от этих принципов с деланным возмущением откреститься, но на их практику это никакого влияния не оказало. А Гофман - помимо прочно забытых музыкальных сочинений писал главным образом занимательные новеллы для дамских журналов, давая полную волю своей фантазии( которую он еще стимулировал пуншем). И сейчас эти новеллы выглядят даже более ярко, чем при его жизни - теперь они даже воспринимаются как произведения не только занимательные и необычные, но и глубокие( что при его жизни мало кто замечал). Произведения Тика, Новалиса, Жан-Поля и других "элитарных" романтиков все-таки в немалой степени покрылись архивной пылью( "так он писал темно и вяло, что "романтизмом" мы зовем...", как выразился А.С.Пушкин), а произведения "бульварного" романтика Гофмана и сейчас своего обаяния ничуть не утратили. А ведь человек в свободное от службы время занимался, казалось бы, какими-то пустяками.
Когда я читал его переводы гениального Абу ль Аля я так и чувствовал - что он Абу ненавидит. Точнее, я видел что оригинал гениален, а перевод топорен. и относил на неумелость переводчика.
я признаю лишь прозу, что вполне могла произойти в реале с реальными, автентичными и существенными характерами и проблемами
"научная" фантастика с измышлизьмами не еб*т
Когда я читал его переводы гениального Абу ль Аля я так и чувствовал - что он Абу ненавидит. Точнее, я видел что оригинал гениален, а перевод топорен. и относил на неумелость переводчика.
Григорий, Вы и арабский знаете?
Я знаю только русский. "Знаю" английский. Практически забыл иврит. Гениальность Абу ль Аля чувствовалась явственно. Топорность перевода была очевидна.
Я там не нахожу, Григорий, самих строчек Маяковского. Только ваше предположение, что Маяковский охарактеризовал Надсона как отъявленную блядь. Но ссылки на сами строчки у меня на мониторе нет.
Я был уверен что Вы эти строчки помните - как и прочие мои читатели Ошибся
В В обращается к Пушкину:
Между нами, вот беда, позатесался Надсон - Мы попросим чтоб его куда-нибудь на "ща".
Кстати, Пиррон, я не очень понимаю трудности с входом в ФБ. Они по требованию пошлют какой-нибудь временный пароль на Вашу почту, с которой регистрировались(я не знаю конкретно ФБ, но это стандартная практика)
По-моему, Григорий, речь идет только о букве "щ". Маяковский после смерти будет "стоять" почти что рядом с Пушкиным - где-нибудь в энциклопедии на букву "М", а Пушкин - на букву "П". Действительно только две буквы их разделяют. Но между ними "затесался" Надсон - на букву "Н". Маяковскому это не нравится, он хочет отослать его куда-нибудь подальше. Он выбирает букву "щ" - действительно достаточно удаленную. Есть ли в этом и какой-то еще смысл, почему именно "щ", а не "я" или "ю"? По-моему, тут все дело только в том, что буква "ща" позволяет затеять Маяковскому тот разговор, который он задумал вести с Пушкиным в дальнейшем - об убожестве современной поэзии. Она хорошо рифмуется с заявлением, что страна "поэтами нища". Это звучит эффектно, броско, убедительно, это даже выглядит на первый взгляд как неологизм, поскольку это крайне редкий оборот речи - все в духе Маяковского. Естественно, он с удовольствием делает выбор в пользу буквы "ща", поскольку она позволяет ему выразить необходимую ему мысль настолько ярким способом. К тому же это выглядит не как продуманное действие - переместить именно как можно дальше( на "я"), а как этакий небрежный щелчок: пусть отлетит именно "куда-нибудь" - скажем, на "ща". Осознанно выбирать ему наиболее отдаленное место - много чести. Лишь бы отлетел после щелчка с глаз долой и не маячил между ним и Пушкиным. В общем, по-моему, он только этим руководствовался и никакого дополнительного смысла напрямую не вкладывал. Но - тут вы правы, тут можно при желании разглядеть и еще один оттенок, но вряд ли связанный именно со словом "блядища". Скорее, "скучища" или что-нибудь в этом роде.
Кстати, Пиррон, я не очень понимаю трудности с входом в ФБ. Они по требованию пошлют какой-нибудь временный пароль на Вашу почту, с которой регистрировались(я не знаю конкретно ФБ, но это стандартная практика)
Я же написал, Григорий - у меня нет доступа к той почте. Это сложная история, мне не хотелось бы ее обсуждать.
- как и прочие мои читатели 
