На начальном этапе нэпа главная задача государственных органов при организации торговли виделась в том, чтобы обеспечить наиболее благоприятные условия для интенсивного подъема промышленности: широкий рынок сбыта; заготовки сырья и материалов по выгодной цене; высокая норма прибыли. При этом укреплению экономического союза рабочих и крестьян уделялось недостаточное внимание. Это привело к росту диспропорций на рынке в соотношении цен на промышленные и сельскохозяйственные товары (ножницы цен). Заминка со сбытом промышленных товаров ощущалась уже весной 1923 г., а осенью разразился настоящий кризис сбыта, что стало следствием снижения заготовительных цен на важнейшие зерновые культуры и чрезмерного повышения отпускных цен на промышленные товары. Крестьяне, несмотря на большую нужду в товарах промышленного производства, не могли их приобретать из-за слишком высоких цен. Так, до войны крестьянин, чтобы оплатить стоимость плуга, должен был продать 6 пудов пшеницы, а в 1923 г. - 24 пуда; стоимость сенокосилки за тот же период возросла со 125 пудов зерна до 544.
К февралю 1924 г. стало ясно, что крестьяне на сов-знаки сдавать хлеб государству отказываются. 2 февраля 1924 г. II Всесоюзный съезд Советов постановил ввести в обращение устойчивую валюту общесоюзного образца (червонцы формально являлись деньгами республиканскими). Декрет ЦИК и СНК СССР от 5 февраля 1924 г. объявлял о выпуске государственных казначейских билетов СССР. С 14 февраля 1924 г. было прекращено печатание совзнаков, а с 25 марта - выпуск их в обращение. С завершением денежной реформы на большей части территории страны в обращение были выпущены новые образцы червонцев с гербом СССР.
к концу восстановительного периода (середина 20-х гг.) и с началом реконструкции народного хозяйства (1925-1927 гг.) усилился процесс вытеснения капиталистических элементов из экономики страны, который продолжался с нарастающей силой в конце 20-х гг., обеспечивая не только относительное, но и абсолютное сокращение частного капитала.
Нэп представлял собой цельный неразрывный комплекс мер экономического, политического, социального, идеологического, психологического характера. Для правильного понимания происходивших в 20-е гг. преобразований необходимо рассматривать их как с точки зрения радикальных перемен, связанных с переходом к рынку и товарно-денежным отношениям, так и с позиций преемственности сложившихся в 1918-1920 гг. реалий, т. е. огосударствления или национализации промышленности, когда государство устанавливало систему экономических отношений. В целом преобразования 20-х гг. характеризовались острыми противоречиями, отсутствием целостности подходов к управлению и решительной схваткой между экономическими и административными методами, прежде всего в государственном секторе хозяйств вования. Главной задачей государства из-за сложности условий было установление верных пропорций между тем, что оно могло переварить, подчиняя своему прямому воздействию, и тем, что такому воздействию поддавалось слабо или не поддавалось совсем, относясь к стихии рынка.
Ну вот, Ильич типа помер. Нэп еще жив. Страна медленно отходит после Гражданской.
Теперь будем ( медленно, или как получится ) размещать документики, что попадутся, о действиях эффективных манагеров.
Хотелось бы, чтобы ты, прочтя это письмо, ознакомил с ним потом семерку.
1 ) Были у меня ростовские ребята. Выясняется, что валовой сбор урожая в этом году приближается к цифре 500 миллионов] пудов, т.е. к рекордной цифре 1914 г. (я говорю об Юговосте). Получается лишка в 270—300 миллионов] пудов. По мнению ростовских друзей, наши аппараты по экспорту (в Юговосте) могут поднять 150—170 м[ ил л ионов] пудов. Итак, 150—170 м[илл ионов] п[удов] можно вывезти за границу с района Юго-воста. Недурно. Надо бы учесть этот факт.
2) Из газет видно, что хозорганы в СССР наметили уже программу строительства новых заводов. Боюсь, что начнут строить в приграничных районах без учета ряда неблагоприятных в этом отношении факторов, и потом, если прозеваем момент, невозможно будет исправить допущенные ошибки. Хотят, например, строить новые фабрики в Питере, в Ростове, что нецелесообразно. Я думаю, что при выработке строительной программы следовало бы учесть, кроме принципа приближения заводов к сырью и топливу, еще два соображения: смычку с деревней и географически-стратегическое положение районов новых заводов. Наш основной тыл Урал, Поволжье, Черноземный юг (Тамбов, Воронеж, Курск, Орел и т.д.). Именно эти районы (если не считать Урал) страдают отсутствием промышленности. Между тем именно эти районы представляют наиболее удобный тыл для нас в случае военных осложнений. Поэтому именно в этих районах надо развить промышленное строительство. Питер в этом отношении абсолютно неудобен. Будет, конечно, давление с мест, но его надо преодолеть. Этот вопрос до того важен для нас, что следовало бы поставить его на Пленум ЦК, если бы это понадобилось для преодоления давления с мест. Хорошо бы узнать на этот счет мнение семерки.
Жму руку. И.Сталин.
P.S. Сегодня уезжаю в Сочи.
Отметим тот факт, что в 1925 г. похоже проблем с зерном не было. За границу отправлять даже есть мысль.
Хранившаяся в тайне в момент написания часть Письма к съезду несколько месяцев после того, как умер Ленин, оставалась нераспечатанной.
Вероятно, для душевного равновесия Сталина было счастьем, что в те напряженные дни он продолжал работать, не ведая о том, что Ленин имел намерение сместить его с поста Генерального секретаря. Перенести этот удар было достаточно трудно и тогда, когда для него подошло время.
В конце мая 1924 г. собрался XIII съезд партии, первый после смерти Ленина. Незадолго до этого, 18 мая, Крупская передала в Центральный Комитет секретную часть Письма, присовокупив записи, продиктованные 24 - 25 января 1922 г., а также добавление от 4 января 1923 г. В сопроводительном документе она пояснила, что Владимир Ильич выражал твердое желание, чтобы эти записи
после его смерти были доведены до сведения очередного партийного съезда. Видимо, материал сначала попал к Сталину как Генеральному секретарю. Со слов других, Троцкий рассказывал, что пакет вскрыл Сталин в присутствии своего
помощника Льва Мехлиса и еще одного работника аппарата ЦК, Сергея Сырцова.
После прочтения Сталин якобы разразился бранью по адресу Ленина73. Затем 21 мая завещание представили Центральному Комитету, собравшемуся на предсъездовский пленум.
Один из сотрудников секретариата Сталина, присутствовавший в качестве технического секретаря и впоследствии эмигрировавший, следующим образом описывает реакцию зала, когда Каменев зачитывал документ: Мучительная неловкость парализовала собрание. Сталин, сидевший в президиуме, чувствовал себя приниженным и жалким. Несмотря на
самообладание и деланное спокойствие, по лицу Сталина было видно, что решалась его судьба 74.
Избранный в предыдущем году XII съездом Центральный Комитет состоял из 40 членов и 17 кандидатов (с совещательным голосом). И хотя среди 40 членов были такие твердые сторонники Сталина, как Молотов, Ворошилов, Киров, Микоян
и Орджоникидзе, ЦК отнюдь не контролировался Сталиным. Ничто не мешало этому органу последовать конкретной рекомендации Ленина, изложенной в добавлении от 4 января. И то, что ЦК не выполнил волю Ленина, явилось вовсе не
показателем силы влияния Сталина как Генерального секретаря, а результатом его ловких политических маневров среди членов руководящей группы. Во время болезни Ленина Сталин удовлетворился ролью младшего партнера в неофициальном
блоке Политбюро, или триумвирате. В него также входили честолюбивый Зиновьев и его верный союзник Каменев, которые все еще смотрели свысока на Генерального секретаря как на человека с ограниченными политическими
способностями и которыми прежде всего двигал страх (а в случае Зиновьева - дух соперничества) перед Троцким.
Боязнь прихода Троцкого к власти разделяли многие представители правящей группы. Ведь в случае низложения Сталина он в
соответствии с завещанием Ленина явился бы логическим кандидатом на пост с огромным политическим влиянием. Поэтому правящая группа оказалась весьма восприимчивой к настойчивым призывам как Зиновьева, так и Каменева оставить Сталина в занимаемой должности. Зиновьев, в частности, сказал: Товарищи, последнюю волю, каждое слово Ильича, мы, безусловно, должны считать
законом... В одном вопросе, однако, мы с радостью можем сказать, что опасение Ильича не подтвердилось. Я имею в виду вопрос, касающийся Генерального секретаря. Вы все были свидетелями нашей совместной работы в последние месяцы. Как и я, вы могли убедиться в том, что опасения Ильича не оправдались75. По словам Бажанова, голосование по предложению Зиновьева и
Каменева о прекращении прений проводилось простым поднятием рук. Сталин был спасен.
NOTHING that has happened in Russia has been so misunderstood by the entire Western world as the crisis in the Communist Party which has thrown into a silenced opposition men like Trotsky, Rakovsky, Radek, Antonov, Pitiakov, Krestinsky, Preobrazhensky, and many more of the intimate friends and aides of Lenin, and concentrated the whole ruling power in the hands of a group dominated by Stalin, Zinoviev and Kamenev.
Процесс о государственной измене, начавшийся 24 февраля 1924 года в здании бывшего военного училища на Блютенштрассе, проходил под знаком молчаливого сговора всех его участников: «лучше всего не касаться сути тех событий». Обвинялись Гитлер, Людендорф, Рем, Фрик, Пенер, Крибель и ещё четверо, а Кар, Лоссов и Зайссер выступали свидетелями, и уже из самой этой своеобразной процессуальной конфронтации, едва ли соответствовавшей сложным перипетиям своей предыстории, Гитлер извлёк максимальную пользу. Он отнюдь не уверял суд в своей невиновности, как это делали, к примеру, участники капповского путча: там каждый клялся, что ничего не знал. Никто ничего не планировал и не хотел. Буржуазный мир был подавлен тем, что у них не нашлось мужества ответить за свой поступок, обратиться к судьям и сказать: «Да, мы этого хотели, мы хотели свергнуть это государство». Поэтому он откровенно признался в своих намерениях, но решительно отверг обвинение в государственной измене.
«Я не могу признать себя виновным, — заявил он. — Да, я признаю, что допустил этот поступок, но в государственной измене я себя виновным не признаю. Не может быть государственной измены в действии, направленном против измены стране в 1918 году. Между прочим, государственная измена не может состоять в одной только акции 8 и 9 ноября — по меньшей мере её нужно усматривать в отношениях и действиях за недели и месяцы до этого. Если уж мы совершили государственную измену, то я удивляюсь, что те, кто имел тогда такое же намерение, не сидят рядом со мной на этой скамье. Я, во всяком случае, должен отклонить это обвинение, пока моё окружение здесь не будет дополнено теми господами, которые вместе с нами хотели этого поступка, оговаривали и подготавливали его до мельчайших деталей. Я не чувствую себя государственным изменником, я чувствую себя немцем, который хотел лучшего для своего народа» .
Никто из тех, против кого была направлена эта атака, не мог ничем ему возразить, и таким путём Гитлер не только сделал из этого процесса «политический карнавал», как писал один из современников, но и сам превратился из обвиняемого в обвинителя, в то время как прокурор неожиданно для самого себя был вынужден выступать в роли защитника бывшего «триумвирата».
Председатель суда вёл процесс весьма либерально, он не оборвал ни одного из оскорблений и обвинений в адрес «ноябрьских предателей», и только когда публика разразилась уж слишком бурной овацией, он мягко попросил её успокоиться. Даже когда оберландский судебный советник Пенер говорил об «этом Фрице Эберте» и заявил, что республика, «её устройство и законы для меня не указ», судья не прервал его. Как сказал один из баварских министров на заседании кабинета 4 марта, суд «пока ничем не дал понять», что он придерживается иных убеждений, «нежели обвиняемые»
Кар и Зайссер в такой ситуации весьма скоро сникли, бывший генеральный государственный комиссар, хмуро уставившись прямо перед собой, попытался в своём изобиловавшем противоречиями выступлении свалить всю вину за операцию на Гитлера, не понимая, что тем самым играет на руку тактике последнего. Только Лоссов защищался очень энергично. Вновь и вновь обвинял он своего противника в том, что тот множество раз нарушал данное слово — «и сколько бы господин Гитлер ни говорил, что это неправда». Фюрера НСДАП он изобразил, со всем презрением, присущим его сословию, «нетактичным, ограниченным, скучным, то бесчувственным, то сентиментальным и уж во всяком случае неполноценным человеком» и представил суду сделанное по его поручению заключение психолога: «Он считал себя немецким Муссолини, немецким Гамбеттой, а его свита, унаследовавшая византийство монархии, называет его немецким мессией».
Когда же Гитлер несколько раз прерывал генерала, то вместо «наказания за неуважение к суду», которое, по мнению председательствовавшего, «не имело бы большой практической ценности», получал лишь увещевания умерить свой пыл
Даже первый прокурор в своей обвинительной речи не поскупился на бросавшиеся в глаза комплименты в адрес Гитлера, расхвалив его «уникальный ораторский дар» и посчитав, что было бы «все же несправедливо называть его демагогом». С благожелательным респектом прокурор продолжал: «Свою частную жизнь он сохранил в чистоте, что при всех соблазнах, которые вполне естественно подстерегали его в качестве популярного партийного вождя, заслуживает особого признания… Гитлер — высокоодарённый человек, выбившийся из простых людей на достойную уважения позицию в общественной жизни, — и все это благодаря серьёзному, настойчивому труду. Он отдался со всей самоотверженностью идеям, которыми он живёт, и как солдат честно исполнял свой долг. Его нельзя упрекнуть в том, что он использовал в корыстных целях ту позицию, которую себе создал»
Совокупность всех этих благоприятных обстоятельств чрезвычайно облегчила Гитлеру достижение поворота в процессе. Хотя главную роль тут, конечно же, сыграло его собственное умение, сделавшее из многократно осмеянного фиаско этого путча триумф и превратившее муки и нерешительность в ту ночь на 9 ноября в героический поступок национального масштаба. Интуитивно и вызывающе проявленная уверенность, с которой Гитлер после только что пережитого тяжёлого поражения встретил процесс и взял на нём всю вину за провалившуюся операцию на себя, дабы оправдать своё поведение высоким именем патриотического и исторического долга, является, без сомнения, одним из его наиболее впечатляющих политических достижений. В своём заключительном слове, точно отразившем самоуверенный характер его поведения на процессе, он, ссылаясь на прозвучавшее замечание Лоссова, которое сводило его до роли «пропагандиста и агитатора», заявил:
«Какие же маленькие мысли у маленьких людей! Присовокупите ещё убеждение, что я не стремлюсь к завоеванию министерского поста. Я считаю недостойным великого человека желание закрепить своё имя в истории только тем, что он станет министром… То, что стояло у меня перед глазами, было с первого дня больше, нежели министерское кресло. Я хотел стать разрушителем марксизма. Я буду решать эту задачу, и если я её решу, то титул министра был бы для меня просто насмешкой. Когда я впервые стоял перед могилой Вагнера, сердце моё переполнилось гордостью за то, что тут покоится человек, который запретил писать на могильной плите: „Тут покоится тайный советник, музыкальный директор, Его Превосходительство барон Рихард фон Вагнер“. Я горд тем, что этот человек и ещё многие люди немецкой истории довольствовались тем, чтобы оставить потомкам своё имя, а не свой титул. Не из скромности хотел я тогда быть „барабанщиком“, это — высшее, а всё остальное — мелочь»
Приговор мюнхенского народного суда почти полностью совпал, как это точно будет кем-то подмечено, с предсказанным Гитлером приговором «вечного суда истории». Лишь с большим трудом председателю удалось уговорить трех заседателей вообще признать подсудимых виновными, да и то только после того, как он заверил их, что Гитлер со всей определённостью может рассчитывать на досрочное помилование. Само объявление приговора стало событием в жизни мюнхенского общества, которое рвалось чествовать своего скандалиста, коему оно так рьяно покровительствовало. Приговор, в преамбуле которого ещё раз отмечались «чисто патриотический дух и благороднейшие помыслы» обвиняемых, предусматривал для Гитлера минимальное наказание — пятилетнее тюремное заключение и шестимесячный испытательный срок после отсидки; Людендорф был оправдан
Когда же суд объявил о своём решении не прибегать в отношении человека, «который мыслит и чувствует так по-немецки, как Гитлер», к законодательно предусмотренному положению о высылке нарушивших закон иностранцев, это было встречено публикой в зале суда продолжительной овацией. А когда судьи уже покидали помещение, Брюкнер дважды громко крикнул: «Ну, теперь уж тем более!» Затем Гитлер показался в окне здания суда бурно приветствовавшей его собравшейся толпе. В зале за его спиной высились горы цветов. Государство в очередной раз проиграло схватку.
Всё-таки казалось, что времени подъёма Гитлера пришёл конец. Правда, сразу же после 9 ноября в Мюнхене собирались толпы и устраивали сопровождавшиеся драками демонстрации в его защиту, да и на последовавших вскоре выборах в ландтаг Баварии и в рейхстаг сторонники «фёлькише» получили ощутимую прибавку в поданных за них голосах. Но партия — или камуфляжная форма оной, в какой она продолжала выступать и после запрета, — не объединяемая более столь же магическими, сколь и макиавеллистскими способностями Гитлера, за короткое время распалась на отдельные группы, ревниво и ожесточённо враждовавшие друг с другом и утратившие какое-либо значение. Дрекслер даже жаловался, что Гитлер «своим идиотским путчем полностью развалил партию на веки вечные» .
Стоя на коленях у «Фельдхеррнхалле» под прицелом подкреплявших авторитет государства ружейных стволов, Гитлер в то же время раз и навсегда определил своё отношение к государственной власти, ставшее исходным пунктом последовательного курса на её завоевание, который был развит им в последующие годы и твёрдо проводился вопреки всем продиктованным нетерпением внутрипартийным боям и мятежам.
И только теперь, кажется, Гитлер начинал понимать во всём объёме смысл и шанс политической игры, тактических изысков, лжекомпромиссов и долговременных манёвров и преодолевать своё диктуемое эмоциями, наивно-демагогическое, «художническое» отношение к политике. И тем самым окончательно уходит со сцены захватываемый событиями и собственными импульсивными реакциями агитатор, освобождая место для методически действующего технолога власти. Поэтому неудавшийся путч 9 ноября — одна из огромных и решающих вех в жизни Гитлера: закончились годы его ученья, а в более точном смысле можно сказать, что только теперь и состоялось вступление Гитлера в политику.
Лавровый венок, который Гитлер повесил на стене своей камеры в крепости Ландсберг, представлял собой нечто большее, нежели вызывающий символ неизменности его замыслов. Вынужденное выключение из текущих политических событий, вызванное тюрьмой, пошло ему на пользу, как в политическом, так и в личном плане, потому что позволило избежать тех последствий, что были уготованы партии катастрофой 9 ноября, и следить за распрями своих раздираемых ожесточённым соперничеством соратников с безопасной, да к тому же ещё и окружённой нимбом национального мученика дистанции. В то же время оно помогло ему после нескольких лет чуть ли не исступлённой неугомонности прийти в себя — прийти к вере в себя и свою миссию. Улёгся разгул эмоций, и начало — сперва несмело, а по ходу процесса все увереннее — выкристаллизовываться притязание на роль руководящей фигуры правого крыла «фелькише», все более обретая при этом самоуверенные контуры единственного, наделённого мессианскими способностями фюрера. Последовательно и с глубоким проникновением в роль Гитлер приучает к чувству своей избранности сначала своих «сокамерников», и подобное усвоение роли придаёт, начиная с этого момента, его облику те сходные с маской, застывшие черты, которые уже не допускают ни улыбки, ни нерасчётливого жеста, ни необдуманной позы. На удивление неосязаемой, почти абстрактной персоной без лица станет он отныне и впредь появляться на сцене, будучи её неоспоримым хозяином. Ещё до ноябрьского путча Дитрих Эккарт жаловался на folie de grandeur Гитлера, на его «мессианский комплекс» . Теперь же тот все более сознательно застывает в позе статуи, отвечавшей монументальным размерам его представления о величии и фюрерстве.
qps.ru/EvaHs
Рассекречены документы о смерти сына Сталина
Старший сын Иосифа Сталина Яков Джугашвили был убит в 1943 году, так как отказался подчиниться приказу часового в концлагере Заксенхаузен. Об этом, как сообщает 8 мая РИА Новости, говорится в рассекреченных документах.
Из протокола допроса немцами военнопленного старшего лейтенанта Якова Иосифовича Джугашвили следует, что он 16 июля 1941 года в районе Лясново попал в плен, будучи в должности командира батареи 14-го гаубичного полка, приданного 14-й танковой дивизии, - рассказал журналистам старший научный сотрудник Института военной истории Военной академии Генштаба ВС РФ, кандидат исторических наук Михаил Зуев.
По словам Зуева, в документах говорится, что с апреля по июнь 1942 года Джугашвили содержался в лагере возле города Гоммельсбур. Согласно докладной записке заместителя министра внутренних дел СССР Ивана Серова от 14 сентября 1946 года, расследование показало, что в марте 1943 года Джугашвили поступил в особый лагерь А концлагеря Заксенхаузен. Там он держался независимо и замкнуто, выказывая презрение администрации.
В конце 1943 года Джугашвили был на прогулке. Часовой потребовал, чтобы он вернулся в барак. Вместо этого сын Сталина пошел к проволочному заграждению. После окрика часового Яков стал ругаться, разорвал ворот гимнастерки и закричал часовому: 'Стреляй!'. Часовой выстрелил в голову и убил Джугашвили, - заключил Зуев.
До сих пор существовало две версии гибели Якова Джугашвили. По одной версии, он погиб в плену, а по другой версии - в бою.
По данным открытых источников, Яков родился в 1907 году. В 1925 году он женился на 16-летней девушке, но Сталин выступил против этого брака. Яков попытался застрелиться, нанес себе ранение, однако выжил. После этого Сталин написал в письме: Передай Яше от меня, что он поступил как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего.
Яков окончил Высшее техническое училище в Москве, а затем артиллерийскую академию. В 1936 году он хотел жениться второй раз, но брак расстроился до заключения (хотя впоследствии несостоявшаяся жена родила сына Евгения Джугашвили, который в 1996 году стал председателем грузинского Общества идейных наследников Иосифа Сталина, а в 2001 году - генсеком Новой коммунистической партии Грузии). В тот же год Яков женился на другой женщине, в 1938 году у пары родилась дочь. На фронт Яков ушел 24 июня 1941 года.
Зря рассекретили. Детишки нынешних бонз сильно проигрывают отпрыскам кровавого диктатора.
Британского прЫнца тоже в Афган на пару дней привозят. Но в строго охраняемые места, в полной секретности (до конца визита).
Мюнхен. 8 ноября 1923 года. Вечер в огромной пивной Бюргербраукеллер. Здесь собрались около 3 тыс. человек, в том числе лидеры Баварии, чтобы под звон бокалов послушать Густава фон Кара, члена местного правительства. Для Германии начала прошлого века политические ток-шоу в пабах - обычное дело.
Неожиданно для всех 34-летний мужчина вскочил на стул посреди зала, швырнул на пол кружку, выстрелил в потолок и прокричал: “Национальная революция началась!”. Он потребовал от представителей баварских властей выступить против социал-демократического правительства в Берлине.
Демарш устроил один из лидеров правоэкстремистского крыла Национал-социалистической немецкой рабочей партии (в немецкой транскрипции - НСДАП) - некто Адольф Гитлер. В пивной сошлись множество его сторонников. А за стенами заведения около 600 вооруженных штурмовиков страховали бунтаря, взяв под прицел все входы и выходы.
Местные власти вначале пошли на поводу у Гитлера, но под давлением Берлина отступили.
Версальский договор, ставший итогом Первой мировой войны, развязанной и проигранной Германией, обязал немцев заплатить победителям - странам Антанты, прежде всего Франции, Великобритании и Бельгии. Это были безумные по своим размерам репарации: 132 млрд золотых марок (на тот момент - около $ 43 млрд), 5 тыс. паровозов, 150 тыс. вагонов, 140 тыс. молочных коров, уголь, стройматериалы, химика ты и другое. Германия лишилась всех колоний и многих регионов, в том числе и ключевых для промышленности и экономики. В результате и без того обескровленная войной страна поверглась в пучину кризиса.
Гигантскими темпами росла безработица. Инфляция галопировала: если в июле 1921 года за $ 1 давали 76 марок, то через два года курс достиг фантастических $ 1/ 4,3 млрд марок.
Зарплату на производствах выдавали каждый день, а с апреля 1923-го - дважды в день. Трудящиеся получали право на перерыв в середине рабочего дня, чтобы успеть отовариться, пока заработанное еще представляло хоть какую-то ценность. Месячная инфляция достигла 35.000%. В июле 1923-го трамвайный талон стоил 1 тыс. марок, в августа - 10 тыс. марок, в сентябре - 600 тыс. марок, а в ноябре - уже 150 млрд. Тогда же дневное жалованье рабочего достигло 3,5 трлн.
Фабрики, выпускающие банкноты, а таких предприятий в тот момент было около 20, перешли на круглосуточный режим работы, без праздников и выходных. Денежный оборот достиг астрономического размера - 496 квинтиллионов марок (это цифра с 18 нулями).
Обескровленное государство остановило выплату репараций. В ответ французские войска оккупировали индустриальное сердце страны - рурские земли. Немцы потеряли контроль над 90 % добычи угля, 70 % производства чугуна, 40% выплавки стали. В Германию хлынули толпы голландцев, бельгийцев, датчан, которые сметали с полок буквально все, так как в переводе на твердую валюту немецкие цены для них были смехотворны.
Ответом стала радикализация немцев
Формально все закончилось провалом – будущий фюрер оказался в тюрьме. И хотя о Гитлере написали все немецкие газеты, звездный час нацизма еще не пробил. Через неделю в Германии произошло событие, перевернувшее ее экономическую и политическую жизнь: канцлер Густав Штреземан провел денежную реформу.
1 трлн старых марок приравняли к одной новой. Устойчивость национальной валюты гарантировала новая экономическая политика, направленная на привлечение зарубежного капитала, модернизацию производства, поддержку малого бизнеса и усиление экспортной мощи.
“Хороший политик, экономист, который хотел ладить с западными державами, - характеризует 45-летнего немецкого реформатора Леонид Млечин, российский историк, автор документального фильма Пивной путч. - С ним был связан экономический подъем”.
Штреземан реструктурировал внешний долг и гарантировал Европе полную его выплату после восстановления национальной экономики. В ответ летом 1924 года страны-кредиторы согласились снизить размер ежегодных выплат по репарациям, а французы вывели из Рура свои войска.
В промышленность Германии потекли займы и прямые инвестиции. Причем 70 % всех кредитов поступали из Северной Америки. В следующие пять лет страна получила 25 млрд золотых марок - вдвое больше выплаченного в этот же период долга по репарациям.
Внутренний рынок процветал. Во всех магазинах появились объявления: Снова по ценам мирного времени. Успех сопутствовал немцам и за границей. Концерны Германии - производители удобрений, топлива, металла, электротранспорта - стали крупнейшими на континенте.
В 1926 году Штреземан за успехи во внешней политике получил Нобелевскую премию мира. В сентябре следующего года страну приняли в Лигу наций - прообраз нынешней ООН. Период национального подъема стал для Гитлера временем упадка. В конце 1924 года его после девяти месяцев заключения досрочно освободили. Пытаясь воскресить НСДАП, вчерашний узник обещает немцам вернуть вклады, утерянные во время гиперинфляции. Все зря - идеи нацистов потеряли привлекательность.
В марте 1925-го Ассоциация туристических фирм Мюнхена даже пожаловалась в министерство внутренних дел: мол, туризм и гостиничный бизнес Баварии несут убытки, так как гости не едут сюда, опасаясь нацистов. Власти временно запретили Гитлеру публичные выступления. В итоге на парламентских выборах в мае 1928 года НСДАП потерпела сокрушительное поражение, набрав лишь 2,6 % голосов избирателей.
У Троцкого есть статья qps.ru/01q9p ДВОЙНАЯ ЗВЕЗДА: ГИТЛЕР – СТАЛИН, где слова «двойная звезда» понимаются им хотя и метафорически, но сопровождаются... астрономическими пояснениями! Правда, довольно скоро он эту метафору забывает и вспоминает о ней только в самом конце. Однако если попытаться развить эту интересную метафору поглубже, в астрономическом смысле, то какой ИМЕННО звезде на небе эта «двойная звезда» будет соответствовать, можете назвать имя? И чему при этом будет соответствовать сам Троцкий?
Однако если попытаться развить эту интересную метафору поглубже, в астрономическом смысле, то какой ИМЕННО звезде на небе эта «двойная звезда» будет соответствовать, можете назвать имя? И чему при этом будет соответствовать сам Троцкий?
Эту загадку я загадал себе лет 5 назад, когда прочитал сборник статей Троцкого, доставшийся мне по случаю. Только вот никак не доходят руки взяться за нее, поразгадывать. И ответ-то я знаю, но не хочется быть голословным, да и ошибиться недолго.
сравнить историю двух стран - СССР и Германии с 1917 до 1939 года, а также деятельность их руководителей. И там понять, кто же там эффективный менеджер.
Вообще история обеих стран довольно схожа в этот период.
До 1939, - это із первого поста. Вчера по ТВ Окуджава вспоминал: многие Сталина как личность рассматривают, а суть - для меня - в СТАЛИНЩИНЕ, в сталинизме. (как то отмечал, что пенсионеры нынешние, не жившие при Сталине- искренне верят, что за порогом вторая половина 30-х...)
Кроме слов из песни Высоцкого ничто тут же в голову не приходит. Без паваги к таким страхам: но страшно- аж жуть. (больше не за себя- меня уже вывозили, догоняли, на окружающих давили...- за будущее детей и их детей, которые не только с гордостью РОДНЫМ будут называть чужой язык, а и чужие мозги)
Так что карлики ли или гиганты- это не столь существенно чем их реликтовое излучение, про которое Ипполит в С лёгким паром сказал точно: обобрали подогрели