В 1840-х годах в Петербурге появились первые городские общественные дилижансы. Появление этих омнибусов стало событием, они понравилось публике и каждый считал своим долгом прокатиться в них, чтобы иметь возможность поговорить со знакомыми о впечатлениях, испытанных при путешествии.
Успех этого предприятия, дешевизна и удобства передвижения стали известными императору. И он пожелал лично убедиться в этом. Гуляя однажды по Невскому и встретив дилижанс, он сделал знак остановиться и влез в него. Хотя было тесно, но место нашлось, и государь доехал до Адмиралтейской площади.
Здесь он хотел выйти, но кондуктор его остановил:
— Позвольте получить гривенник за проезд?
Николаи Павлович оказался в затруднительном положении: денег с собою он никогда не носил, а из спутников его никто не решился или догадался предложить ему денег. Кондуктору ничего не оставалось, как принять честное слово императора.
А на другой день в контору дилижансов камер-лакей доставил десять копеек с приложением двадцати пяти рублей на чай кондуктору.

Когда меня спрашивают, чем же советская система образования отличается от нынешней Болонской, я, не особо умничая, рассказываю им эту байку, которой лет пятнадцать назад поделился со мной один из преподавателей медицинского института.

Так получилось, что в конце 70-х годов прошлого века, в одном советском мединституте учился сын министра образования одной дружественной нам центральноафриканской страны. Отправляя учиться сына в СССР, его отец-министр очень надеялся, что сын его, освоив у нас в стране науку, решит одну из серьезнейших для их страны проблем. Так сложилось, что их центральноафриканская страна расположена была на пути ежегодных перекочевок диких племен, живущих еще в каменном веке. И каждый раз, когда эти племена кочевали, по пути своего следования они трахали все, что движется, включая местных жителей. В итоге, в этой центральноафриканской стране главной проблемой была не бедность с малярией, которые тоже имелись, а вспыхивающие два раза в год эпидемии букетов заболеваний передающихся половым путем. Эпидемии эти видимо были и раньше, но до появления современной медицины на них особо внимание никто не обращал, и списывал все симптомы на происки колдунов и злых духов.

А тут вот, перед министром здравоохранения президентом его страны была поставлена конкретная задача, решить которую он не мог. Поэтому и отправил сына своего в далекую и холодную Россию, чтобы тот нашел тут верное решение. А ведь, вы только подумайте, какого это африканцу попасть в Россию. Это ведь у нас, у православных христиан, в аду жарко и черти черные, а у негров-то все наоборот. И черти со злыми духами белые и в аду холодно, прям, как у нас осенью. Вот и получается, что министр, подобно античных героям древности, отправил своего сына за ответом прямиком в преисподнюю.

Хорошо иль плохо учился у нас сын африканского министра, то история умалчивает. Однако, отучившись и вернувшись домой, ему в течении нескольких лет удалось решить проблему и остановить эпидемии.

И вот теперь, давайте подумаем как бы он решил эту проблему, учась он не советской системе, а в Болонской. Вы, наверное, скажете, что он организовал раздачу средств контрацепции диким кочевникам, проводил для них публичные лекции и презентации о толерантности и профилактике заболеваний передающихся половым путем, продвигал идеи кросскультурной коммуникации и межкультурного диалога и т.д. Ну, прям как сейчас в Евросоюзе.

А на самом деле проблему он решил значительно проще. Так как пути и время миграции диких кочевых племен были известны, то на границу этой дружественной нам центральноафриканской страны, выдвигались армейские боевые части и пулеметным огнем прогоняли диких кочевников обратно.

И за несколько лет, им таким нехитрым способом удалось убедить диких кочевников сменить традиционные пути своей миграции, по которым они ходили тысячи лет. Дикие кочевники нашли другие пути в обход, через другие страны и уже там трахали все что двигалось, включая местных жителей. А в дружественной нам центральноафриканской стране сошли на нет эпидемии заболеваний передающихся половым путем.

А все потому, что советская система образования, учила, что для решения любой задачи, нужно разобраться с ее причинами, но никак не с ее с последствиями.

В конце 1714 года приехал в Петербург калмыцкий посол с довольно странным поручением. Несколько лет тому назад, князь Меншиков подарил Калмыцкому хану Аюше прекрасную карету, выписанную им из Англии. Теперь хан обращался через этого посла с презабавною просьбой, состоявшей в том, что так как одно колесо у этой кареты изломалось, то не может ли князь прислать ему новое.

Вебер так прокомментировал это событие:
"Придворный лагерь этого хана состоит обыкновенно из голых юрт и палаток, которые он переносит из одного места в другое. По рассказам приехавшего посланца, хан его дает в сказанной карете аудиенцию посланникам соседних государств и пирует в ней в торжественные дни. Дышло у кареты он нашел ненужным и велел отрубить его".

Вячеслав Михайлович Молотов рассказывал о том, как, путешествуя вместе со своими соратниками в направлении Черноморского побережья, Сталин
вышел вместе с ними из поезда на перрон, заполненный совершенно неподготовленными к встрече согражданами: поезд остановился в
Ростове-на-Дону.

Было это в начале 30-х, и с охраной ещё не очень усердствовали. Из вагона вышел Ворошилов. Народ на перроне не ожидал
явления наркома обороны и охнул от изумления "Ворошилов!!!". За ним вышел глава правительства, и ещё более опешивший народ воскликнул
"Молотов!!!". Ну а когда на перроне появился Сталин, тут уж люди как бы сами собой выстроились и зааплодировали. Сталин, как обычно, поднял
руку, приветствуя и в то же время останавливая овацию. И когда шум утих, из тамбура показался замешкавшийся Будённый. И на перроне какой-то
казачок воскликнул:
- И Будённый, ё* твою мать!
С тех пор, когда сталинское руководство собиралось вместе, и появлялся Семён Михайлович, Сталин неизменно говорил:
- И Будённый, ё* твою мать!

Антигон II Донат (319-239) царствовал в Македонии с 277 года до Р.Х. Однажды некий киник попросил у Антигона талант, на что царь ответил, что талант намного больше того, что следует просить кинику, проповедующему бедность. Тогда киник попросил хотя бы денарий, но Антигон ответил, что это значительно меньше того, сколько прилично дать государю.

Впрочем, иногда этот анекдот относят к Антигону I Одноглазому (382-301, царь Македонии с 306).

Наполеон был настолько суеверен, что даже намеченный на 17 брюмера государственный переворот он перенёс на следующий день, поскольку 17 число было пятницей. Когда над ним стали подтрунивать, он заставил замолчать насмешников, сухо заявив:
"Не люблю безрассудных поступков. Лишь глупцы бросают вызов неизвестности!".

Однажды, когда Наполеон был ещё в нейтральных отношениях с мадам де Сталь (1766-1817), он беседовал с писательницей и похвастался, что хорошо знает женщин.
Госпожа де Сталь усмехнулась:
"Вы много берёте на себя, сударь".
Наполеон возразил:
"Ничуть. Я наблюдал их и могу охарактеризовать четыре основных типа: добродетельная женщина говорит мне “нет”; страстная и легкомысленная – “да”; капризная – и “да”, и “нет”; кокетка - ни “да”, ни “нет”.

Однажды гражданин Первый Консул возвращался из Лиона в Париж и с многочисленной свитой остановился на ночлег в Косне, что в полутора днях пути от столицы.
Утром хозяйка постоялого двора подала за ночлег счёт на 50 луидоров. Дорожный маршал начал с ней спорить на повышенных тонах, и на это обратил внимание Бонапарт, который уже сидел в карете. Он спросил:
"Что это значит?"
Ему донесли суть спора, и Бонапарт обратился к хозяйке гостиницы:
"Сударыня! Нельзя ли немного убавить ваш счёт?"
Хозяйка только этого и ждала:
"Извините, гражданин первый Консул! Прежний король всегда платил такую сумму".
Тогда Бонапарт невозмутимо приказал:
"Дайте ей сто луидоров!"

Губернатор Браун упрекал Рейгана в том, что тот не имеет опыта практического политической деятельности. Рональд на это ответил:
"У человека, который работает, опыта больше, чем у кого бы то ни было — вот почему я баллотируюсь".

Губернатор Браун в своей кампании щедро раздавал обещания, реализация которых осуществлялась бы за счёт общественных фондов. Рейган так прокомментировал эту ситуацию:
"Поступать в соответствии с обещаниями губернатора Брауна — это всё равно, что читать “Плейбой”, когда жена переворачивает тебе страницы".

Когда Рейган боролся за пост губернатора, то студенческая молодёжь поддерживала его, так как он боролся с представителем власти. Когда же Рейган стал губернатором Калифорнии, то настроения молодёжи переменились, и его стали критиковать, как представителя этой самой власти.
Во время одной из встреч один студент сказал, что люди поколения Рейгана не способны понять современную молодёжь:
"Вы росли в другом мире. Сегодня для нас обычное дело телевидение, реактивные самолёты, космические путешествия, атомная энергия, компьютеры..."
Когда студент сделал паузу в своей страстной речи, Рейган ответил:
"Вы правы, когда мы были молоды, у нас всего этого не было. Мы всё это изобрели".

В марте 1983 года супруги Рейган пригласили на своё “Ранчо дель сьело” в Санта-Барбаре королеву Елизавету II и принца Филиппа. В назначенный для визита день был очень сильный ливень, но королева не стала менять свои планы. Дорога оказалась настолько раскисшей, что королеве с принцем Филиппом пришлось добираться по грязи на “ленд-ровере”, да ещё в густом тумане.
Когда же Нэнси стала извиняться перед королевой за причинённые неудобства, та, пребывая в отличном настроении, ответила:
"Не говорите глупостей — это же приключение".

Президент Рейган известен в США, как любитель пошутить, хотя иногда его шутки носили опасный характер.
Так, 11 августа 1984 года Рейган должен был выступить с очередным субботним радиообращением к американскому народу. Обращение было посвящено расширению прав религиозных объединений и должно было начинаться следующими словами:
"Мои соотечественники американцы! Я рад сообщить, что сегодня подписал указ, позволяющий ученикам, входящим в религиозные группы, начать пользоваться правом, которого у них не было слишком долго — свободой собираться в государственных средних школах во внеклассные часы, как это позволено ученикам — участникам других групп".

Однако во время проверки микрофона Рейган решил пошутить и сказал:
"Мои соотечественники, американцы! Я рад сообщить вам сегодня, что подписал указ об объявлении России вне закона на вечные времена. Бомбардировка начнётся через пять минут".
Эта шутка быстро стала достоянием широкой общественности и вызвала резкое заявление ТАСС от имени советского правительства о недопустимости подобных шуток со стороны президента ядерной державы.

В начале 1987 года перед Рейганом стал вопрос о назначении нового главы своей администрации, и он решил назначить на эту должность Говарда Бейкера, который в 1981-1985 гг. был лидером республиканского большинства в сенате. Так как у Рейгана были с Бейкером хорошие отношения, то президент надеялся, что тот примет его предложение. Поэтому Рейган позвонил во Флориду, где Бейкер отдыхал с семьёй. Жена Бейкера ответила, что Говард поехал с внуками в зоопарк, на что Рейган ответил:
"Если бы он знал, в какой зоопарк приглашаю его я!"

Однажды баснописец Крылов был приглашён в Павловск на обед к императрице Марии Фёдоровне. Гостей за столом было немного. Жуковский сидел возле него. Крылов не отказывался ни от одного блюда.
- Да откажись хоть раз, Иван Андреевич, - шепнул ему Жуковский. - Дай императрице возможность попотчевать тебя.
- Ну а как не попотчует? - ответил он и продолжил накладывать себе на тарелку.

33-й год до нашей эры. Хуханье, царь хунну, решает по политическим соображениям породниться с императором Китая Юань-ди. Приезжает в столицу, и просит в жены какую-нибудь девушку из царского дома.

Император задумывается. Собственных дочерей отдавать кочевнику неохота, решает дать какую-нибудь наложницу. Опрашивают в гареме на предмет добровольцев, вызывается только одна мымра по имени Ван Чжаоцзюнь, к которой император даже не заходил ни разу. Ну, мымру не жалко, император дает добро.

Привели её, заходит девочка к императору... и Юань-ди начинает рвать волосы на голове. Оказывается, о красоте он судил только по портрету работы придворного художника, а Ван Чжаоцзюнь отказалась в свое время дать тому взятку.

Художника, конечно, на голову укоротили, но Ван Чжаоцзюнь, от красоты которой, говорят, птицы на землю падали, таки уехала с кочевником.

В Ленинграде долгое время работала в Библиотеке им. Салтыкова-Щедрина сотрудница, старушка по фамилии Люксембург.
Полагали, что она еврейка.
Однажды в отделе кадров поинтересовались — есть ли у нее родственники за границей.
Оказалось, что есть.
Кто?
Она сказала: английская королева, королева Голландии...
Дело в том, что я герцогиня Люксембургская...
Поинтересовались, как она попала в библиотеку.
Выяснилось, что имеется записка Ленина, рекомендовавшего ее на эту работу..

Вторая история: нищая старушка в Ленинграде.
Нуждалась, одалживала по рублю.
Тоже библиотечный работник.
После ее смерти обнаружили среди тряпья завернутый в тряпицу бриллиант таких размеров, что ему не было цены.
Выяснилось, что старушка - сестра королевы Сиама, русской женщины.
Та в свое время прислала сестре «на черный день» этот бесценный бриллиант.
Настолько бесценный, что нищая старуха не решалась его кому-либо показать.
ВИКТОР ШКЛОВСКИЙ.

Рассказывают про Арманда Хаммера. В 1921 году, во время одной из встреч с Лениным, он пожаловался, что, мол, тяжело к нему попасть - приемная, набитая посетителями, упрямые секретари... А дела то срочные. Тогда Ильич написал записку: "Предъявителя сего Арманда Хамммера пускать ко мне во всякое время без очереди". И размашисто расписался "Ульянов-Ленин".
В 70-е года Хаммер частенько бывал в Москве и однажды захотел посетить мавзолей, навестить старого знакомого. И попытался пройти без очереди. К нему метнулись милиционеры и неприметные граждане в темных пиджаках. Товарищ, говорят, пройдите в очередь. Тут все смирненько стоят. А он им эту записку из 20-х под нос. Штатским товарищам осталось только смущенно развести руками, а милиционерам взять под козырек. Вот такая история.

Один из лифляндских офицеров, полковник фон Засс, выдавал свою дочь за офицера рижского гарнизона по фамилии Ранцев. Так как полковник очень гордился своей древней фамилией, то он потребовал, чтобы молодожёны носили двойную фамилию и более древняя часть должна стоять на первом месте; получилось - фон Засс-Ранцев. Вероятно, полковник фон Засс совсем не владел русским языком.

Когда об этой истории стало известно императору Николаю Павловичу, то он Высочайше повелел молодожёну именоваться Ранцев-Засс, чтобы над офицерами русской армии не насмехались из-за их фамилий. Полковник фон Засс был очень недоволен подобным решением императора, но не посмел ослушаться.
Эта история была взята Кукольником из воспоминаний Александры Осиповны Смирновой-Россет (1809-1882), которая утверждала, что Н.В. Гоголь был в восторге от этого рассказа.

Хотя король Испании Филипп IV и потерял Португалию в 1640 году, а также некоторые провинции, он тем не менее согласился принять титул "Великого".

Герцог Мединасели так прокомментировал это событие:
"Наш государь походит на яму, которая увеличивается по мере того, как из неё берут землю".

Осенью 1919 года гвардия Колчака билась с Красной Армией под Воронежем. 45-й полк в Белой Гвардии был укомплектован опытными офицерами и солдатами и по праву считался лучшим подразделением. В Красной Армии 45-й полк тоже имелся в наличии, и его солдаты показывали чудеса храбрости. И вот судьбе потребовалось распорядиться так, чтобы два 45-х полка встретились друг с другом.

Поздно ночью красноармейский 45-й полк вошел в Красный Лог – довольно богатое село, еще не тронутое войной. Красноармейцы получили приказ рассредоточиться по селу и искать место для отдыха самостоятельно. Штаб полка обнаружил в темноте довольно большой дом рядом с церковью и занял его под свои нужды. В то же время солдаты входили в избы и натыкались на уже отдыхающих в темноте людей. Где тычками, где матом они находили себе места и тут же засыпали. Зажигать керосиновые лампы и разглядывать пришельцев никому и в голову не приходило – керосин был достаточно дорог. А потому все разговоры сводились к коротким репликам:

– Двиньтесь, братки, спать охота!

– А ты какого черта лезешь? Кто такой?

– Сорок пятые мы… Савельев я.

– А-а… Ну хрен с тобой, ложись, да не храпи смотри…

И все бы замечательно, но беда была в том, что еще до заката в Красный Лог с другой стороны вошел 45-й полк Колчака и тоже разместился на ночлег. Штаб белых занял дом попа, а по избам спали теперь вповалку красные и белые.

Неожиданности начались с рассветом. Дозор красных обнаружил посреди села белого офицера. Он стоял, спокойно посасывая папироску, и сонно щурился на встающее солнце. Врага, понятное дело, схватили, отобрали оружие и поволокли в штаб. Дозор прекрасно знал, что штаб их полка занимает самый большой дом в деревне, а потому, впопыхах отпихнув часового от дверей, пленного втащили прямо в поповский дом – то есть, в штаб белых. Офицеры как раз пробудились и сидели за столом в ожидании чая, когда их товарища швырнули на пол вооруженные красные…

Чрезвычайно похожая ситуация образовалась и в штабе красных – туда прибыл вестовой белогвардейцев с секретным приказом.

А скоро раздались хлопки выстрелов по всему селу – два 45-х полка наконец обнаружили друг друга…

В каких-то домах было больше белых, где-то – красных, и окна мгновенно ощетинились винтовочными и пулеметными стволами. Началась стрельба, но очень быстро закончилась, ведь противники понимали, что в каждом из домов находятся их товарищи. Через пятнадцать минут такого противостояния из поповского дома вышел ординарец с белым флагом. За ним следовал командир полка. С противоположной стороны с задержкой в несколько минут появился командир красных. Они встретились у церковной ограды, и белогвардеец предложил красноармейцу папиросы.

– Ситуация совершенно идиотская, – хмуро заявил офицер белых.

– Да уж куда больше, – согласился красный, разминая папиросу. – Людей бесполезно положим…

– Надо как-то расходиться…

И они сумели разойтись.

По улице села шли четыре человека: мирно беседующие командиры 45-х полков и их ординарцы, размахивающие белыми флагами и периодически выкрикивающие:

– 45-й полк Красной армии уходит за церковь!

– 45-й полк Белой гвардии собирается за околицей!

Разведение полков заняло больше часа, тем более что в одном из домов забаррикадировалось пятнадцать человек красных при двух пулеметах. Свою позицию они сдавать не хотели до тех пор, пока к окну не подошел сам комполка.

Командиры 45-х полков расстались в середине села последними. Потери с той и другой стороны не превысили десятка человек, правда, красноармейцы ухитрились прихватить четыре лишних пулемета…

Бывший президент Теодор Рузвельт в 1912 г. решил снова вернуться к управлению страной, так как был недоволен своим преемником Уильямом Говардом Тафтом.
На предвыборной кампании Рузвельт решил распространить 3 миллиона брошюр со своей речью «Исповедь» и своей фотографией на обложке.

На картинке — фотография Теодора Рузвельта. В нижней части снимка есть надпись «copyright 1910 by moffett studio chicago».
Когда тираж уже был напечатан, руководитель кампании Рузвельта обнаружил эту запись. И понял катастрофическую ошибку – на использование фотографии не было получено разрешения от правообладателя.
Закон об авторском праве позволял фотографу потребовать по 1 доллару за каждый экземпляр фотографии. А в 1912 г. потеря 3 миллионов долларов эквивалентна потере более 60 миллионов долларов сейчас. Такую цену штаб не мог себе позволить заплатить. А перепечатывать брошюры стоило не только денег, но и времени.

Руководителем избирательного штаба Рузвельта был Джродж Перкинс, опытный человек в решении разных сложных задач. Перкинсу пришлось бы попытаться договориться о более выгодной сделке с фотографом. Если бы вы были на его месте, как бы вы справились с этими переговорами?

Но после тщательного анализа ситуации он решил вступить в переговоры с Моффеттом немного иначе и отправил ему телеграмму следующего содержания: «Мы собираемся распространить три миллиона брошюр с фотографией Рузвельта на обложке. Это отличная возможность для фотографа. Сколько Вы готовы заплатить, если мы используем Вашу работу? Ответ нужен немедленно».
Моффетт ответил быстро: «Спасибо за предоставленную возможность, я готов заплатить 250 долларов».

Однажды поэт Филоксен услышал как изготовители кирпичей напевают некоторые его вещи, но при этом ужасно коверкают напевы. Поэт вышел из себя и стал топтать заготовки кирпичей, приговаривая:
"Вы портите моё, а я — ваше".
Эту историю любил рассказывать известный философ Аркесилай.

Однажды Аркесилая спросили, почему ученики из различных философских школ часто перебегают к эпикурейцам, а обратно — никогда.
Философ ответил:
"Потому что из мужчины можно стать евнухом, а из евнуха мужчиной нельзя".

Однажды тяжело больного Спевсиппа везли на тележке в Академию, а навстречу ему шёл Диоген.
Спевсипп с трудом приветствовал Диогена:
"Здравствуй!"
Но тот ему ответил:
"А ты уж лучше и не здравствуй, чем терпеть такую жизнь!"
Вскоре Спевсипп совсем пал духом и покончил жизнь самоубийством.

В конце жизни Антисфен страдал от чахотки. Однажды Диоген пришёл к нему в гости и принёс с собою кинжал.
Страдающий Антисфен воскликнул:
"Ах, кто избавит меня от страданий!"
Диоген показал ему кинжал:
"Вот кто".
Антисфен возразил:
"Я сказал; от страданий, а не от жизни!"
Умер Антисфен от своей болезни как раз в тот момент, когда к нему пришёл Диоген и спросил:
"Не нужен ли тебе друг?"

Диоген то еще тот друган был

Доцент кафедры научного коммунизма (в 1980-х годах) Олег М. рассказывал:

"Я, кстати, тогда читал изданный «для служебного пользования» в СССР философский западногерманский энциклопедический словарь. Там, например, сообщалось, что «пролетариями» в Риме назывались особые рабы, «племенные» мужчины, которые давали хорошее потомство (в Риме к рабам относились как к рабочему скоту), их задача была осеменять «отборных» рабынь для получения здорового потомства. После этого крупный лозунг на газете «Правда» «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» всегда вызывал у меня смех.

В 1987 году Олег М. стал заведующим идеологическим отделом обкома КПСС.

В XIX веке один далекий от светской жизни российский помещик хотел определить сына в какое-нибудь учебное заведение, но не знал, как правильно составить прошение. И, главное, как титуловать государя. После долгих раздумий он вспомнил, что как-то держал в руках газету и государя в ней называли «августейшим». На дворе стоял сентябрь, и простак написал «сентябрейший государь». Прочитав, Николай I рассмеялся и приказал принять сына и учить, чтоб не был таким дураком, как его отец.

Реальный случай, произошедший в двухтысячных. Евгений Примаков, занимавший в то время пост президента Торгово-промышленной палаты России, встречался с патриархом всея Руси. Поветрие такое было у политиков - встречаться с Патриархом. Так вот, Патриарх Алексий II был в церемониальном облачении, и гвоздем его была епитрахиль. Примаков спросил патриарха об этом элементе церковного гардероба. Алексий сказал, что сия деталь важна зело и присутствует на важнейших церемониях вот уже несколько столетий. Короче, церковный раритет высокой значимости.
Примаков в ответ ему: ”А у Вас никто не пробовал прочитать, что на ней написано?” Алексий удивленно сказал, что ничего там не написано и, как оказалось, ошибся. Предмет сей сделан из парчи, лучшая парча – сирийская. РПЦ веками ее в Сирии закупала, даже сейчас предпочитают сирийские ткани.
Выяснилось, что арабеска на епитрахили оказалась замысловатой арабской вязью, гласящей ”Ла ллахи илла ла ва мухаммад расуллул ла” (араб. “Нет Бога кроме Аллаха и Магомет – пророк Его”).

Однажды князь А.С. Меншиков рассказывал при дворе будто бы виденный им сон:
"Ко мне является вдруг чёрт, посланный Сатаною, взять у меня — главноуправляющего водами — душу и доставить немедленно к нему.
Признаюсь, сначала я очень струсил, а потом, оправившись, очень вежливо спросил чёрта: над какими именно водами начальника нужна Его Мрачности душа, потому что в России их два: я — князь Меншиков, министр вод морских, и граф Клейнмихель, главноуправляющий речных и канальских вод?
"Само собою разумеется, -
отвечал посланник, -
о вод преимущественно канальских".
"В таком случае не угодно ли пожаловать к графу Петру Андреевичу".
Отправились, входим в кабинет, где, обложенный со всех сторон бумагами и планами, сидел за работою граф.
"По Преисподнейшему повелению Сатаны, пожалуйте сейчас вашу душу", -
сказал ему чёрт.
"Какой вздор, -
хладнокровно отвечал ему Клейнмихель, -
с чего Сатана это выдумал? У меня есть пламенное усердие к службе, но души никогда не было".
Я засмеялся и проснулся".
Когда император Николай Павлович узнал об этом чудесном сне князя Меншикова, он сказал ему:
"Князь, я позволяю тебе видеть какие угодно сны, но только прошу никому их не рассказывать".

Князь Меншиков очень не любил графа Закревского, можно сказать, что они были врагами.
В 1849 году граф Закревский, будучи военным генерал-губернатором в Москве, издал приказ, чтобы все собаки в городе, кроме ошейников имели ещё и намордники. Очень благоразумное распоряжение.
Однако, когда князь Меншиков приехал в Москву, то, обедая в Английском клубе, он сказал обер-полицмейстеру И.Д. Лужину:
"В Москве все собаки должны быть в намордниках; как же я встретил утром собаку Закревского без намордника?"

В морском ведомстве производство в чины производилось очень медленно, так что адмиралами становились, как правило, очень старые люди. В какое-то время один за другим умерли несколько адмиралов, и Николай Павлович поинтересовался у Меншикова:
"Отчего у тебя часто умирают члены адмиралтейств-совета?"
Меншиков в свою очередь спросил:
"Кто же умер?"
Император стал перечислять, поименовав трёх или четырёх престарелых адмиралов.
На это Меншиков ответил:
"Ваше Величество, они давно уже умерли, а в это время их только похоронили".

Однажды император Николай Павлович встретил на улице Греча и спросил его:
"Скажи, пожалуйста, Греч: к чему служит в русской азбуке буква "ѣ"?"
Греч, не задумываясь, ответил:
"Она служит, Ваше Величество, как знак отличия грамотных от неграмотных".

Как-то на уроке по артиллерии произошел такой случай. Во время урока в класс вошел начальник школы генерал Миллер. В это время у доски стоял юнкер, который не мог ответить на простой вопрос. Преподаватель, полковник артиллерии, увидев генерала, пришел в сильное волнение. Если бы он тут же отправил юнкера на место, это было бы подозрительно; что ему оставалось делать? Преподаватель мгновенно сориентировался и объяснил генералу:
– Я уже выслушал ответ юнкера, но, перед тем как отпустить его, хочу задать ему главный вопрос.
Генерал Миллер одобрительно кивнул, а преподаватель мучительно пытался придумать вопрос, на который юнкер смог бы ответить. Наконец он спросил:
– Можно ли из орудия поразить цель, если она не видна?
Вопрос заставил юнкера задуматься, хотя любому известно, как происходит стрельба из артиллерийских орудий. Итак, после нескольких минут мучительных раздумий юнкер вытянулся и бодро ответил:
– Если отдан приказ, то можно.
Генерал Миллер, сам выпускник Николаевского кавалерийского училища, очень довольный ответом курсанта, громко прошептал побледневшему от гнева полковнику:
– Отлично вымуштрованный юнкер.

Эскадроном командовал полковник Ярминский, которого юнкера между собой ласково называли «папа Саша» <...> .Папа Саша с семьей жил в квартире в одном из офицерских домов, и если вечером кому-нибудь нужно было срочно повидаться с ним, то к нему всегда можно было зайти домой. У Ярминского была очень красивая горничная, и один из юнкеров завел привычку вечерами заходить к папе Саше. Однажды юнкеру не повезло: папа Саша застиг его целующимся с горничной. Юнкера тут же арестовали, и на следующий день он предстал перед эскадроном. Папа Саша долго распространялся о безнравственности вообще и безнравственном поведении данного юнкера в частности и, подводя итог выступления, заявил:
– Кроме того, юнкер Юрлов, для кого я держу эту девицу – для вас или для себя?!

Прелюбопытное пари было заключено в 40-х годах XIX века между генерал-губернатором Новороссийского края Воронцовым и его другом, местным помещиком Тороповым. Эти почтенные господа были приглашены наблюдать показательное задержание контрабандистов на таможне. По завершении процедуры Торопов скептически заявил, что контрабанда на Новороссийской таможне поставлена из рук вон плохо, он бы сам справился гораздо лучше. И уж, конечно, не был бы пойман. «Вот это вы зря, – нахмурился начальник таможни, – мимо нас ни один мошенник не пройдет». «А хотите пари? – неожиданно оживился Воронцов. – Ставлю сто тысяч на то, что не удастся провезти контрабанду!» «Принято, – согласился Торопов. – Мое имение против ваших ста тысяч!» Они сговорились, что назавтра помещик появится на таможне с бриллиантами, кружевами и разными драгоценностями на десять тысяч рублей. Если все это не будет обнаружено в ходе досмотра, он выигрывает спор.

Ровно в полдень следующего дня экипаж Торопова подъехал к таможенной заставе. Помещик послушно прошел в комнату для досмотра, где его раздели и тщательным образом прощупали одежду и белье. Нигде ничего. Точно так же был досмотрен кучер, отпороли обивку экипажа – никаких результатов. Тут начальник таможни попросил разрешения разрубить коляску, уплатив хозяину ее стоимость в случае неудачи. «Рубите!» – ухмыльнулся Торопов. Таможенники в щепки разнесли экипаж, но так ничего и не нашли. В конце концов мрачный начальник таможни развел руками перед генерал-губернатором: «Досмотр окончен».

«Где же ваша контрабанда?» – спросил Воронцов хит­ро улыбавшегося помещика. Тот свистнул, и к нему подбежал белый пудель. Собака приехала вместе с помещиком и все это время преспокойно сидела у крылечка. Торопов аккуратно разрезал шкуру у нее на спине, и оказалось, что это была обычная бритая дворняга, на которую ловкий «контрабандист» намотал кружев, перемежая их драгоценностями, а сверху аккуратно прикрыл все это куском пушистого меха. Тут уж всем ничего не оставалось, как признать, что Торопов выиграл пари.

...Известно, что Иван Михайлович Сеченов по окончании курса Инженерного училища, прослужив недолго в саперах, вышел в отставку и поступил на медицинский факультет Московского университета. Здесь он сблизился и подружился с С.П. Боткиным. О чем была докторская диссертация Боткина, я не знаю, но диссертация Ивана Михайловича была на тему: "О влиянии алкоголя на температуру тела человека". Не знаю, служил ли ему его родной братец объектом наблюдений, по только через много лет, в конце 80-х годов, Иван Михайлович передавал такой рассказ С.П. Боткина:

- Вот, Иван Михайлович, был у меня сегодня интересный пациент, ваш земляк; записался заранее; принимаю, здоровается, садится в кресло и начинает сам повествовать:

- Надо вам сказать, профессор, что живу я давно почти безвыездно в деревне, чувствую себя пока здоровым и жизнь веду очень правильную, но все-таки, попав в Петербург, решил с вами посоветоваться. Скажем, летом встаю я в 4 часа и выпиваю стакан (чайный) водки; мне подают дрожки, я объезжаю поля. Приеду домой около 6 1/2 часов, выпью стакан водки и иду обходить усадьбу - скотный двор, конный двор и пр. Вернусь домой часов в 8, выпью стакан водки, подзакушу и лягу отдохнуть. Встану часов в 11 - выпью стакан водки, займусь до 12 со старостой, бурмистром. В 12 часов выпью стакан водки, пообедаю и после обеда прилягу отдохнуть. Встану в 3 часа, выпью стакан водки... и т.д.

- Позвольте вас спросить, давно ли вы ведете столь правильный образ жизни?

- Я вышел в отставку после взятия Варшавы (Паскевичем в 1831 г.) и поселился в имении, так вот с тех пор; а то, знаете. в полку - я в кавалерии служил - трудно было соблюдать правильный образ жизни, особенно тогда: только что кончили воевать с турками, как поляки забунтовали. Так вот, профессор, скажите, какого мне режима придерживаться?

- Продолжайте вести ваш правильный образ жизни, он вам, видимо, на пользу.

- Вы, Иван Михайлович, не знаете этого чудака?

- Кто же его в нашей местности не знает, - это Николай Васильевич Приклонский.

Однако едва ли Иван Михайлович рассказал своему другу С.П. Боткину про не менее "правильный" образ жизни своего брата Андрея.

Замечательно, что в 1880 г. один из пароходов Аральской (военной) флотилии во время разлива Аму-Дарьи также сел на мель в нескольких стах саженях от берега, не успел вовремя сняться с мели и два года простоял на берегу. Но его командир, в чине капитана 2-го ранга, был искуснее Василь Иваныча, которого К.Н. Попов опять прогнал в ямщики. При посадке на мель аральского парохода был отдан якорь и, как полагалось, поднят гюйс, так что пароход стоял "на якоре" "под вымпелом", т.е. как бы "в морской кампании". На нем каждое утро с обычной церемонией поднимали в 8 часов флаг и гюйс, на нем велся по форме вахтенный журнал, в который вписывалось все, что полагается, т.е. на левую страницу - метеорологические наблюдения, а на правую - текущие события корабельной жизни под заголовком: "Стоя на якоре близ кишлака Абдул-Чекмень, с полудня случаи". На пароходе производились все полагавшиеся "по якорному расписанию" учения, например спуск и подъем гребных судов, обучение гребле (с одного борта по песку), пожарные и боевые тревоги, артиллерийские учения, изредка с пальбой в цель из орудий, салюты и расцвечивание флагами по царским дням и т.д., а главное, всем шло "морское довольствие по положению".

Такое плавание "по суху, яко по морю" продолжалось более двух лет, пока из Петербурга не нагрянуло какое-то "начальствующее лицо", возбудившее против командира и офицеров "судное дело". Насколько помню, постановка на мель была отнесена "к неизбежным случайностям"; в остальном же командир отговаривался тем, что на Аму-Дарье бывают совершенно неожиданные паводки, и он держал вверенный ему пароход в постоянной готовности при первом паводке сняться с мели, служба на пароходе протекала во всем согласно Морскому уставу и довольствие производилось во всем согласно Уставу счетному. Состава преступления суд не нашел, все были оправданы, и дело производством прекращено.

Считается, что первым, кто отметил Балаклаву, был Гомер. В его "Одиссее" главного героя поджидают в "бухте с узким горлом" кровожадные листригоны. Однако само название Балаклава происходит не из греческого языка, а из турецкого. Итак, Балаклава, или "рыбье гнездо". Внешне Балаклавская бухта напоминает прелестное швейцарское горное озеро: очень узкий вход в бухту, лавирующий между скал (как говорил Тютчев, "горлышко бухты узкое, ровно как у бутылки шампанского"), а затем бухта расширяется. Англичане создали в Балаклаве так называемую венецианскую набережную, то есть набережную, где вода стоит вровень с камнем, и она сохранилась до сих пор.

Помимо войны рыбаки и рыба еще один важный элемент Балаклавы. Кажется, что здесь всегда жили греки-рыбаки — и во времена турок, и во времена генуэзцев. В 1853 году российское военное ведомство сформировало специальный Греческий батальон для защиты Севастополя — из тех самых греческих рыбаков.

Позднее писатель Куприн, видный житель Балаклавы, этих самых рыбаков просто обожал. И часто пил с ними.

Однажды, отмечая удачный улов, писатель Куприн и греческие рыбаки решили отправить телеграмму царю Николаю II. "Балаклава объявляет себя свободным торговым греческим городом!" — вот что говорилось в этой телеграмме. До Николая II телеграмма не дошла, зато попала к премьер-министру Столыпину. Столыпин ответил Куприну: "Телеграмму получил. Когда пьешь — закусывай".

В конце 60-х годов в Москве проходили Дни польской культуры, и поляки привезли несколько весьма сомнительных с точки зрения советской цензуры спектаклей.
Екатерина Алексеевна Фурцева, тогдашний министр культуры СССР, попеняла своему польскому коллеге Люциану Мотыке:
- Ведь мы же с вами находимся в одном социалистическом лагере!
На что тот, улыбнувшись, ответил:
- Да, но в нашем бараке повеселее...