Современной академической наукой отвергаются.

Жанну не сожгли, а посадили. Потом все затихло, она вышла замуж за Робера дез Армуаз и умерла в 1442 году.
А сожгли ее в 1431.

1429 год…. Во Франции шел 82 год Столетней войны с Англией. Казалось, ничто уже не может остановить английских захватчиков. Но вот среди народа прошел слух, будто волшебник Мерлин предсказал: «Явится девственница (дева) с топором в руке и спасет всех». Пророчество сбылось в точности. Этой девой была 17-летняя Жанна д’Арк. Она родилась в 1412 году в поселке Домреми в семье деревенского старосты. Каким образом крестьянская девушка сумела собрать под свое знамя лучших рыцарей и откуда у нее взялись воинские таланты? Существует немало версий о происхождении Жанны д’Арк. Французский ученый и исследователь Робер Амбелен в своей книге «Драмы и секреты истории» утверждает, что Жанна была незаконнорожденной дочерью королевы Франции Изабеллы Баварской. В качестве доказательства исследователь приводит следующие рассуждения и факты.

Жанна была осыпана почестями еще до того, как совершила свои подвиги. Во-первых, она имела свой боевой стяг, что по тем временам было немалой привилегией. Во-вторых, у нее были золотые шпоры, что дозволялось только рыцарям, в-третьих, у нее была своя свита и свой штаб из знатных дворян, которые ни при каких условиях не пошли бы в подчинение простолюдинке — другое дело служить хоть и незаконнорожденной, но принцессе королевских кровей.

И никакие политические ухищрения не заставили бы короля Франции отдать Жанне меч Бертрана дю Геклена, который она затребовала, явившись ко двору. Геклен был известнейшим рыцарем, прославившимся многочисленными подвигами. И его меч, хранившийся в королевском дворце, считался подлинной реликвией. Но так как меч был завещан покойному герцогу Орлеанскому (который, по мнению Амбелена, являлся отцом Жанны), то оружие выдали деве без возражений — как-никак законная наследница.

Когда королевский медик провел процедуру проверки на девственность (чтобы подтвердить соответствие пророчеству Мерлина), Жанна потребовала еще одно орудие из предсказания — боевой топор. Он был изготовлен специально для нее лучшими мастерами. И, что примечательно, на лезвии была выгравирована буква «J» с маленькой короной наверху. В аббатстве Сен-Дени имеется плита с изображением д’Арк в доспехах и с топором, на котором можно разглядеть эту самую букву «J» с короной.

Насколько можно верить историческим изысканиям Амбелена? Трудно судить. Существуют и другие объяснения странностей, которые действительно просматриваются в истории Жанны. Американский парапсихолог Дж. Уокер утверждает, что все загадки судьбы д’Арк становятся понятными если допустить, что Жанна от рождения обладала паранормальными способностями.

Амбелен, кстати, объясняя успехи Жанны ее высокородством, тоже не отрицает ее ясновидческого дара. По его мнению, это необыкновенное свойство перешло к девушке от отца — Луи Орлеанского, который, как известно, обладал способностью прозревать будущее — он а точности «увидел» картину своей смерти задолго до убийства и в деталях описал ее друзьям. Правда, у герцога Орлеанского этот дар прорезался уже в зрелом возрасте. А у Жанны «контакты» начались еще в детстве.

Р.Амбелен
Подлинная личность Жанны, так называемой д'Арк

Было ли сие делом рук божеских или человеческих? Затруднительно было бы для меня решить это...
Иные мыслят, будто некто, более мудрый, нежели прочие, замыслил внушить им, что Господь ниспослал
некую девственницу и заставил их вручить ей бразды правления, коих она домогалась.
Пий II (папа римский в 1458 году). Мемуары

Средневековое общество
Средневековое общество было иерархичным и состояло из сословий, связи между которыми были чрезвычайно затруднены. Для официального перехода из одного в другое требовались заслуги и оправдания.

Ордонанс Филиппа IV Красивого о «боевых залогах» дает нам представление об административных правилах этой феодальной иерархии, восходящей к Карлу Великому, и уточняет, какими подчиненными ленами должен располагать любой главный лен:
— королевство: по крайней мере четыре прилегающих герцогства, или 16 графств, или 64 баронии;
— герцогство: по крайней мере четыре графства или 16 бароний;
— маркизат: по крайней мере пять-шесть бароний, каждая из которых включает в себя 10 дворян;
— графство: по крайней мере четыре бароний такого же значения;
— виконтство: по меньшей мере две-три бароний такого же рода;
— барония: по меньшей мере шесть дворянских земель, каждая из которых принадлежала одному рыцарю.

В средневековом обществе выделялись и некоторые другие социальные категории: например, подкидыши — дети, брошенные на произвол судьбы, которых взял под свое покровительство сеньор данного лена. В этом случае они были крепостными (сервами). Незаконнорожденные отпрыски знати, рожденные от матерей, числящихся по разряду разночинцев и не признанные своими отцами, хотя на деле ни для кого не было тайной их происхождение, пользовались в лене определенными привилегиями и занимали несколько особое положение. Бастарды, официально признанные как таковые, считались дворянами и просто должны были иметь на гербах своих родителей особый геральдический символ, так называемую черную полосу (знак незаконнорожденности), в то время как их потомство, рожденное в законном браке, эту полосу в некоторых провинциях (например, в Дофине) не ставило.

В средневековье, и даже позже, лучше было оказаться бастардом знатного семейства, чем законнорожденным отпрыском разночинца. Людовик Орлеанский, большой любитель хорошеньких женщин, стал отцом множества незаконнорожденных детей, одному из которых было суждено прославиться. Речь идет о Жане Дюнуа, бастарде Орлеанском. Бургундский герцог Филипп Добрый, у которого было три законных супруги и 24 любовницы, произвел на свет при помощи этих последних 16 незаконных детей. У некоего графа Клевского таковых насчитывалось 63. У епископа Камбре Жана Бургундского был хор в составе 36 человек. Все они были его
детьми. Этот хор своим пением сопровождал церковные службы своего отца-епископа.

В Португалии в XIV в. новую династию Ави-зов также основал бастард Иоанн I, а другой незаконнорожденный — Энрико де Транстамаре, побочный сын Альфонса XI Кастильского, стал там же королем под именем Энрико П.
С такими же случаями мы еще встретимся в ходе данного исследования.

Официальная ложь
Мишле, директор Национального архива в 1831 г., был автором первой легенды, продиктованной одновременно политическими и демократическими соображениями. В своей шеститомной «Истории Франции», из которой тщательно изгнаны все цвета, кроме черного и белого, он нарисовал такой женский образ, который был должен полностью соответствовать его идеалам. И более чем сомнительно, чтобы Мишле потрудился справиться с источниками, то есть с доступными ему документами. Этому примеру последовали все прочие. Заглянем для примера в «Полный курс истории Франции», предназначавшийся для высших начальных школ и для кандидатов на свидетельство о способностях. Его авторы — Дезире Бланше и Жюль Пинар, оба — кандидаты исторических наук. 31-е издание этого труда появилось в 1890 г. Легко вообразить себе армию читателей и учащихся, которых сей труд сбил с толку по данному вопросу.
Оба автора рассказывают о Жанне следующее:

«Тогда появилась Жанна. «Дочь народа» увлекла народ за собой, решивши выдворить англичан из Франции. То была дочь пахаря, Жака д'Арка, и супруги его, Изабеллы Роме. Она родилась в деревушке Домреми, в Лотарингии, неподалеку от границ Шампани. Жители Домреми принадлежали к лагерю Арманьяков и оказывали непрестанную поддержку борьбе, которая велась против их сосе-дей-бургундцев. Немцы, воспользовавшись смутой, совершали грабительские набеги на этот край, и часто Жанне случалось видеть окровавленными своих братьев и друзей по возвращении домой. Она скорбела по поводу положения, в котором оказалось королевство Франция, и мало-помалу ею овладело желание спасти его. То была набожная, трудолюбивая девушка, простодушная и наделенная благородным сердцем. В 13 лет она услыхала голоса, велевшие ей спасти королевство. Повсюду распространилось верование, согласно которому Франция, которую погубила женщина — Изабелла Баварская, будет вновь отвоевана женщиной же. Эти видения перепугали Жанну, ей показалось, что сие намерение превосходит ее силы, и она не стала ни о чем говорить своим родителям, пока не прошло пять лет, в течение которых, побуждаемая...» и пр.

Мы подчеркнули бессмыслицы этого текста. В ходе процесса, подвергшего ее осуждению, «дочь народа» с высокомерным презрением отвергла утверждение, будто она пасла домашний скот или работала по хозяйству. В ходе оправдательного процесса Ален Шартье, секретарь королей Карла VI и Карла VII, заявил по поводу допросов, проводившихся на протяжении предыдущего судилища, следующее: «Создавалось впечатление, что эта девушка воспитана была не в полях, а в школах, в тесном общении с науками». В Шиноне она изумила Карла VII и молодого герцога Алансонского своим мастерством в верховой езде, своим безупречным знанием игр, распространенных среди знати: кентен, игра в кольца, — требовавших совершенного владения оружием. Что до «грабителей-немцев, припомним, что в те времена Домреми принадлежал герцогству Барскому (Барруа) и что это местечко было расположено на стыке теперешних департаментов Мёз, Мёрт-э-Мозель и От-Марн (Верхняя Марна), на окраине департамента Вогезы. До немцев далеко, поскольку от них герцогство Бар отделялось герцогством Лотарингия, чьи герцоги были союзниками Франции во время Столетней войны! Но ведь это писалось вскоре после франко-прусской войны 1870 — 1871 гг., с тем чтобы подогреть реваншистский дух французов!

Сама фамилия, которой эти истории наделяют нашу героиню, не имеет ничего общего с действительностью. В ее времена никогда
и никто не называл ее Жанной д'Арк. В ходе осудившего ее процесса она заявила, что ей неведома ее собственная фамилия.
Своим судьям она просто-напросто сказала: «Зовут меня Жанна Девственница», уточнив при этом, что в детстве ее называли Жан-нетой. В течение всей этой истории неизменно мы сталкиваемся -с этим поименованием: Жанна, Девственница Франции, или Жанна— Орлеанская дева, что подтверждается и документами того времени.

Карл VI не был отцом этого ребенка. Давно уже он не выносит даже вида Изабо Баварской, которая в ту пору являлась любовницей его родича, герцога Луи Орлеанского, которому суждено было затем пасть от рук наемных убийц — вооруженных слуг герцога Бургундского, Иоанна Бесстрашного, вскоре после рождения таинственного ребенка.
Отметим кстати, что явно не случайно для его воспитания была избрана ветвь д'Арков, поселившихся в Домреми. Ведь это местечко находилось поблизости (расстояние, которое можно было проехать, не меняя лошадей) от Жуанвиля в нынешнем департаменте Верхняя Марна: это графство принадлежало герцогу Орлеанскому Луи.

Как бы там ни было, существование ребенка, родившегося 10 ноября 1407 г., оказалось вполне официальным. Об этом свидетельствуют его похороны, ибо такое рождение скрыть было невозможно. Стало быть, новорожденному следовало изыскать и официальную кончину. Что и было исполнено. А чтобы лучше запутать следы, было объявлено о смерти мальчика, в то время как родилась девочка — Жанна, которая впоследствии в родословных будет фигурировать вместо маленького неведомого мертвеца — Филиппа.

Напротив, подобно тому, как это случилось с сыном, который у герцога Орлеанского родился от Марьетт д'Энгьен, став известным под именем Жана Дюнуа, Бастарда Орлеанского, ребенок, родившийся 10 ноября 1407 г., был бы воспитан в соответствующих условиях, не умри он: его отец герцог Луи заранее сделал бы все необходимое для этого. И вот тут-то и становится понятной роль Жанны д'Арк, свояченицы Жака д'Арка, таинственным образом появившейся в Париже в июне 1407 г. Для этого перенесемся в Домреми 6 января 1407/1408 г. (по юлианскому календарю ) и перечитаем письмо, которое Персеваль де Буленвиллье (камергер Карла VII и сенешаль Берри) направил 21 июня 1429 г. герцогу миланскому Филиппу-Мария Висконти, тестю покойного Луи Орлеанского, сообщая ему после встречи в Шиноне подробности о происхождении Девственницы:
«В ночь на Богоявление люди с факелами нарушили обычный покой. Поселяне, не ведая о рождении Девственницы, бегали взад и вперед, пытаясь выяснить, что же произошло, после того как их призвали отпраздновать событие. Более того, запели и захлопали крыльями в течение двух часов петухи, как если бы они предчувствовали это счастливое событие».
Естественно, этот рассказ не следует понимать буквально, поскольку в деревне Домреми было всего 34 хозяйства, и трудно представить, чтобы в течение девяти месяцев жители не ведали бы того, что супруга Жака д'Арка была беременна и только что обычнейшим образом разрешилась от бремени, к чему вот уже несколько дней должны были быть готовы друзья и соседи. Значит, имеется в виду другое...

Кто готовил эту поездку/ Изабо Баварская; Карл Орлеанский, сын убитого герцога? Он родился в 1391 г. В эту пору ему было 16 лет. Иными словами, уже два года, как он совершеннолетний. В 1411 г. он возьмется за оружие, чтобы отомстить за отца. Да, возможно, это он. Проблемы незаконнорожденности для знати не имели значения. Главное — своя кровь.
И в самом деле: говоря о Дюнуа, его называют «монсеньор бастард»; обращаясь к нему, его называют «монсеньор»; он сам подписывается: «Бастард Орлеанский». В те времена существовали и другие лица, именовавшиеся подобным образом: Бастард де Ван-донн, вассал Жана Люксембургского. Именно ему вручит шпагу Жанна, взятая в плен близ Компьена. Были также и Бастард д'Ар-маньяк, и Бастард де Бурбон, первый сеньор де Бюссе. Все они для своей подписи используют этот титул.
Но отчего же вслед за прославленной встречей в Шиноне между Жанной и Карлом VII Персеваль де Буленвиллье испытывает необходимость написать такое странное письмо Филиппу-Мария Висконти, герцогу Миланскому? И чего ради сообщать ему все эти на первый взгляд не представляющие особого интереса подробности об обстоятельствах рождения в Домреми?

Да для того чтобы привлечь его внимание к особе Жанны, ибо если она является дочерью королевы Изабо и Луи Орлеанского, то в таком случае она оказывается сводной сестрой его сына Карла Орлеанского, внука Висконти, а значит, и сама принадлежит к дому Орлеанских. И за 19 дней до этого письма Карл VII дал Жанне герб, который, как нам вскоре предстоит убедиться, четко выражает ее происхождение благодаря символике составляющих его элементов.
И тут-то выясняется, вопреки общепринятому мнению, что не все пребывали в неведении относительно ее королевского происхождения. Посвященными были не только поселяне Домреми. Как Орлеанская Девственница она была известна задолго до того, как освободила город Орлеан.

Жак Желю, архиепископ Амбрёнский, в своем письме к Карлу VII, написанном в марте 1428 г., уже называет ее Орлеанской Девственницей, в то время как она еще не покинула Лотарингию и когда никто еще не знает, что прежде всего она собирается освободить Орлеан. Таким образом, перед нами — намек на ее происхождение, она — «дочь» («puella»=«pucelle», то есть «дочь», а не «девственница», так как термин «девственница» по-латыни — «virgo») Орлеанского дома. Ее сравнивают с другим сводным братом — Жаном Дюнуа, Бастардом Орлеанским, ибо, подобно тому как Девственница пишут с заглавной буквы, имея в виду Жанну, Бастард пишут тоже с заглавной, имея в виду Дюнуа. Существуют, таким образом, Бастард и Девственница.

На процессе, осудившем ее, Жанна заявила, что ее называли в детстве Жаннетой, чтобы отличить ее от ее крестной матери, Жанны д'Арк, вдовы Николя д'Арка, но позднее стали называть Жанной Девственницей. «Мое имя Жанна Девственница», — постоянно твердила она.
Ни в одном из документов, предшествующих рескрипту 1456 г. папы Каликста III, провозгласившему ее реабилитацию, она не зовется Жанна д'Арк. Ее постоянное имя — Жанна Девственница. Да и королевские грамоты 2 июня 1429 г., в которых Карл VII наделяет ее личным гербом (ее, а не братьев, у которых герб уже был — герб д'Арков), называют ее точно так же — «Жанна Девственница», а вовсе не Жанна дАрк.

В самом ее крещении существуют таинственные черты, обнаруживающие ее истинное происхождение. Соответствующие намеки делаются в ходе процесса, осудившего ее:
«На вопрос о своих крестных отце и матери ответила: женщина по имени Аньес и другая, по имени Жанна, а также некто по имени Жан Баван, каковой был ее крестным отцом. Также сказала, что слышала от своей матери, что были у нее и другие крестные отцы и матери, помимо вышесказанных. На вопрос об имени священника, крестившего ее, ответила, что звался он Мессир Жан Нине, как ей известно. На вопрос, жив ли упомянутый Нине, ответила: да, как ей известно».
Стало быть, были у нее крестные отцы и матери, не фигурировавшие на ее церемонии крещения. Но так всегда обстояло дело со знатными господами, хотя они и не оставались безвестными: отсутствуя на самой церемонии, они все равно вписывались в реестр крещений. Отчего же их имена и звания оказались скрытыми в случае, касающемся Жанны?

Между кем велась Столетняя война?
В консервативных, приверженных традициям кругах неизменно звучат сентенциозные заявления о том, что Жанна, «славная дщерь Лотарингии», изгнала англичан из Франции, ибо предки сегодняшних французов не хотели «быть англичанами». Единственное неудобство, с которым связано это проявление невежества, заключается в том, что Столетняя война — это самая обыкновенная семейная ссора и стороны, оспаривающие друг у друга власть над Французским королевством, — французские, как та, так и другая. В учебники истории Англии включается глава,посвященная эпохе «Французских королей». А ведь это всего лишь борьба между Ка-петингами-Валуа и Плантагенетами. Мы же знаем, что и те, и другие — всего лишь сыновья Жофруа V, графа Анжуйского. Но существуют и более поразительные обстоятельства.
И в самом деле: королева Англии Екатерина, вдова Генриха V, звалась при рождении Екатериной Валуа и была дочерью Карла VI и Изабо Баварской. Иначе говоря, она — родная сестра Карла VII. Она родилась в 1401 г. и умерла в 37 лет, в 1438 г. Она является матерью:
— Генриха VI, короля Англии, сына Генриха V, легендарного героя. Он родился в 1421 г. Значит, ему 11 лет, когда происходит суд над Жанной, которую он любит и заявляет об этом без колебаний. Нет сомнений, что ему известно, что он — ее племянник. И женился он позднее на француженке — Маргарите Анжуйской. Вокруг него мы столкнемся с:
— Жаном герцогом Бедфордским, по рождению — Жаном План-тагенетом (еще одним выходцем из Анжуйского дома), регентом при юном Генрихе VI во Франции. Если Жанна — дочь Изабо и Луи Орлеанского, то он — ее кузен через свойство. Он вступил в брак с:
— Анной Бургундской (еще одной француженкой), ставшей благодаря своему браку герцогиней Бедфордской; и если Жанна была именно той особой, о которой говорят наши предположения, то они являлись кузинами через брачные связи. Этим объясняется расположенность герцогини к Жанне в Руане, в частности — прекрасное платье, сшитое по мерке, которое она подарила пленнице .
А теперь следует упомянуть еще одно имя, хорошо известное в этом деле и связанное с этими знатными господами:

— Ричард граф Уорик, родившийся как Ришар де Бошан, прямой потомок одного из соратников Вильгельма Завоевателя — Ан-ри де Бомона. Рассказывают, что он был воплощением всех рыцарских добродетелей и что в качестве паломника он с 1408 по 1410 г. участвовал в походах крестоносцев. Иными словами — еще один француз. Рядом с ним возникает еще одно известное имя, подлинное происхождение которого тоже сейчас будет уточнено:
— Генрих, кардинал Винчестерский и Английский, звавшийся при рождении Анри Бофор. Он — сын Жана Гентского и Бланки Ланкастерской. Значит, он — тоже Плантагенет через свою мать. По отцу он внук Эдуарда III, который был сыном Изабеллы, дочери Филиппа IV Красивого. Значит, он тоже француз.
А вот и последний герой этого дела — его преосвященство Пьер Кошон де Соммьевр, епископ-граф Бовэ, сын Реми Кошона, лиценциата юридических наук, получившего дворянское звание от Карла VI в 1393 г. Отец завещал ему землю Соммьевр. Пьер Кошон также был капелланом герцога Бедфордского. Он тоже француз.
В те времена, когда Изабо Баварская проживала в Труа, Пьер Кошон был там ее секретарем и дипломатическим агентом, в частности при заключении Труаского трактата 1420 г. Ожесточенное нежелание, проявленное им в ответ на требование парижских инквизиторов выдать им Жанну, чтобы без промедления отправить ее на костер, его предупредительное внимание к героине (о чем всегда забывают) легко объяснимы в том случае, если Жанна — дочь Изабо Баварской, которая, покинув этот мир лишь в 1435 г., несомненно, обратилась к Пьеру Кошону с просьбой спасти в 1431 г. от казни через сожжение ту, которая была плодом ее любовной связи с «красавцем герцогом» Луи Орлеанским. Мы вскоре об этом узнаем.
Как мы видим, в этом деле мы сталкиваемся только с французами и француженками. И если Жанна — действительно дочь королевы Изабо и Луи Орлеанского, а стало быть, и сестра (единоутробная или сводная) Карла VII, то она также — сводная сестра Екатерины Валуа, королевы Англии и сестры все того же Карла VII, а также тетка малолетнего короля Генриха VI. Тогда возникает вопрос: обрекают ли на сожжение живьем свою собственную сводную сестру и тетку? Такие действия сомнительны .

Разумеется, в те страшные времена часто случались семейные трагедии, в которых не проявлялось ничего, кроме стремления к выгоде. Но это ограничивалось осуждением на затворничество, взятием в плен, попытками сглазить, спро-моцированными несчастными случаями. Никаких злодейских убийств; в ходе этих преступлений никогда не проливалась кровь. Во всех умах царил страх перед адом. К счастью, он еще усмирял дикие инстинкты. Библейские слова всегда новремя звучали в сознании: «Каин, где Авель, брат твой?., голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли...» (Библия, Бытие, гл. 4). Иначе говоря, если бы Екатерине Валуа, правившей от имени малолетнего Генриха VI, понадобилось избавиться от своей сестры Жанны, она нашла бы не такие демонстративные способы, как костер.

тъезду Жанны в Шинон предшествовало прибытие человека, о присутствии которого сторонники официальной легенды говорят крайне неохотно, поскольку с ним связаны весьма деликатные обстоятельства.
В самом деле, за несколько дней до того из Шинона в Домреми прибыл Жан Колле де Вьенн, королевский гонец, в сопровождении подчиненного ему шотландского лучника Ричарда. Тотчас же был создан эскорт Жанны. В него входили:
— один из офицеров Бодрикура, рыцарь Жан де Новелонпон по прозвищу Жан из Метца;
— Бертран де Пуланжи, тоже офицер Бодрикура;
— Жан де Дьёлуар, оруженосец Рене Анжуйского, герцога Барского;
— Жюльен, оруженосец Жана де Дьёлуара;
— Пьер д'Арк, мнимый брат Жанны;
— Колле де Вьенн, королевский гонец;
— Ричард, шотландский лучник.
Когда маленький отряд уже готов был тронуться в путь, г-жа де Бодрикур обратилась к Жану де Новелонпону, назначенному в качестве офицера Робера де Бодрикура его командиром, и сказала:
— Поклянитесь, что вы довезете ее до указанного места в целости и сохранности!
И Жан де Новелонпон поклялся сделать это.

Г-жа де Бодрикур — урожденная Аларда де Шамбле, вдова Жана де Манувилля, а также свояченица и кузина Робера дез Армуа-за, будущего супруга Девственницы, после того как та появилась вновь (о чем мы вскоре узнаем).

Тревога супруги Бодрикура о «жалкой пастушке» все-таки весьма удивительна. Но если и в самом деле согласиться с тем, что Жанна — дочь Луи Орлеанского, рожденная от внебрачной связи королевы Изабо Баварской, то можно понять, что если Бодрикур, губернатор Вокулёра, и противился вначале отъезду Жанны, то лишь потому, что втайне он нес за нее ответственность, прикрываясь Жаном де Новелонпоном и Бертраном де Пуланжи, офицерами своего Дома.

Но Жанна была очень близка с Бодрикуром. Говоря с ним, она употребляет обращение «добрый Робер». Приезжая в свое жилище, она говорила своим сопровождающим: «Мне нужно поговорить с Робером...» Признаем, что простая крестьянка не такими словами обращается к тому, кто управляет городом от имени короля.

С другой стороны, еще до отъезда в Шинон она в сопровождении своего маленького отряда поехала в Нанси, чтобы побеседовать с
герцогом Лотарингским, Карлом, с герцогом Барским — Рене Анжуйским, другом Бодрикура, и с Жаном де Дьёлуаром, оруженосцем герцога. И она позволила себе пожурить Карла Лотарингского за то, что он жил со своей любовницей, красавицей Анизон дю Мэй, побочной дочерью священника.
Во имя чего собирался этот военный совет? Возможно, что Рене Анжуйский, герцог Барский и, значит, сюзерен д'Арков, вручил Жанне письмо для своей матери Иоланды Анжуйской, тещи Карла VII, — а может быть, и для него самого, приходившегося ему свояком. Заметим попутно, что если Жанна — дочь Луи Орлеанского и Изабо Баварской и сестра (или сводная сестра) Карла VII, то в какой-то степени она — свояченица Рене Анжуйского, герцога Барского.

Между 15 и 20 февраля 1429 г. (точная дата отъезда в Шинон неизвестна) произошло отправление ко двору «короля Буржского».
Тогда мы можем предположить дату свидания Жанны с герцогом Лотарингским в Нанси. И здесь нас поджидает неожиданность. Оно состоялось в январе 1428/1429 г., поскольку следующий важнейший факт становится известным благодаря «Бюллетеню Общества археологии и Лотарингского исторического музея» (Нанси, 1929):
«В январе 1429 г. на площади замка в Нанси Жанна д'Арк верхом на лошади приняла участие в турнире с копьем в присутствии знати и народа Лотарингии» (указ. соч.).
Если учесть, что турниры и боевые игры были исключительно уделом этой самой знати, что вокруг ристалища выставлялись щиты с гербами, осведомлявшие о составе участников, то трудно допустить, будто герцог Карл Лотарингский и знатные господа герцогства примирились бы с тем, что на боевого скакуна взгромоздили крестьянку, что она участвовала в состязании между знатными господами и что она была вооружена копьем, пользоваться которым могли одни только рыцари. С другой стороны, для участия в этом состязании кто-то должен был одолжить ей боевые доспехи. А под каким гербом она в нем участвовала? Под гербом д'Арков? Но ведь это семейство утратило привилегии своего дворянского звания, оно попало в разряд разночинцев (во всяком случае, временно), герб его разделил эту участь, а значит, не мог фигурировать в состязании между «знатными господами».
Мы должны заключить, что в январе 1429 г. в присутствии герцога Лотарингского и знати герцогства Жанна Девственница воспользовалась феодальной привилегией, в то время совершенно недоступной для дочери крестьянина, и случилось это потому, что при лотарингском дворе было известно, что она — принцесса королевской крови. Иначе какой бы рыцарь или простой оруженосец благородного происхождения потерпел необходимость меряться силами с простой пастушкой?
Нет доказательств того, победила ли Жанна в этом состязании.

Но проявила она себя в нем так, что герцог Лотарингский в награду за ее умение в боевых играх подарил ей великолепного черного скакуна. Сколько почестей для крестьянки!
Вскоре после этой беседы в Нанси жители Орлеана получили от Дюнуа, Бастарда Орлеанского, письмо, в котором содержится знаменитое извещение о том, что дева, пришедшая с лотарингских рубежей, вскоре освободит их город. И можно ли утверждать, что все это не было подстроено заранее? Едва ли.

Шинонские почести
И вот Жанна с ее отрядом добрались до Шинона. По логике вещей, не ожидай ее никто при короле, им пришлось бы ночевать на постоялом дворе. Ничего подобного не случилось. Жанна остановилась у вдовы Гюстава де Куньи, а прочие расселились у королевского оруженосца Гобера Тьебо, доверенного лица Жерара Маше, исповедника короля Карла VII.
Тем же вечером Жанну приняла королева Иоланда Анжуйская, теща короля. Мужчин же принял сам Карл VII и, ознакомившись с рассказом об их странствованиях, велел вручить им 100 ливров для возмещения их путевых расходов. Принятыми были Жан де Нове-лонпон, Бертран де Пуланжи и Жан де Дьёлуар.
Затем Жанну приняла Мария Анжуйская, дочь королевы Иоланды и супруга Карла VII, то есть королева Франции. Наконец наступил черед знаменитого официального приема в Шинонском замке.
По логике вещей Жанна, будучи ясновидящей смиренной крестьянкой, должна была бы прежде всего наткнуться на привратников указанного замка, каковые уведомили бы об этом дежурного офицера, каковой сообщил бы об этом губернатору, а тот — королю, и т.д. Что бы из всего этого получилось? Неизвестно. Ясновидящих во Франции в те поры было великое множество. Возможно, ее просто прогнали бы.
Разумеется, ничего подобного не произошло.

В тот вечер, когда Жанне предстояло быть представленной королю, Луи II Бурбонский, граф Вандомский, главный церемониймейстер королевского двора, принц крови н кузен Карла VII, в сопровождении знатных господ спустился по лестничному маршу из замка в город. Он шел за Жанной, невежественной крестьянкой, за ясновидящей, о которой никто якобы до сих пор и слыхом не слыхал. Чтобы поверить в подобную чушь, надо полностью забыть о том, чтб в те времена разделяло принца крови и бедную пастушку!

В замке ее ввели в большой парадный зал, где в ожидании церемонии собрался весь двор. Перед Жанной были широко раскрыты двери, и Луи II Бурбонский, граф Вандомский, прямой потомок Людовика Святого, отступил в сторону и просто сказал: «Входите, Жанна...» Она вошла, затем обернулась к нему и шепнула: «Не обманывайте меня, мессир...» Затем она направилась к Карлу VII, обнажила голову, к величайшему удивлению присутствующих, и приветствовала его в соответствии со всеми принятыми обычаями, как если бы она провела всю свою жизнь при дворе. Правдивость всего этого засвидетельствована показаниями на процессе, оправдавшем ее.

А теперь встает вопрос о традиционном мече. Вероятно, меч у нее был еще со времени отъезда из Вокулёра. То мог быть подарок Бодрикура. Но этот меч больше не представлял для нее ценности. Она потребовала, чтобы ей дали тот, который она увидела во время остановки во Фьербуа, на могиле Клинье де Бребана. И вновь, в этом конкретном случае, официальные историки воздерживаются от того, чтобы точно изложить историю этого оружия, которое в соответствии с обычаем было возложено на могилу Клинье де Бребана при погребении этого рыцаря в часовне. Дело в том, что вначале этот меч принадлежал Бертрану Дю Геклену, коннетаблю Карла V. Умирая, коннетабль завещал его герцогу Луи Орлеанскому. После того как этот последний был злодейски убит, Валентина Висконти, его вдова, вручила его Клинье де Бребану, одному из офицеров, находившихся на службе у Орлеанского дома . Потребовав этот меч, Жанна всего лишь претендовала на имущество своего родного отца, по как она оо этом узнала: главное — как она осмелилась предъявить такое требование? Немыслимо, чтобы смиренная пастушка могла потребовать меч, принадлежащий рыцарю. Вот почему в этой истории вновь попытались усмотреть вмешательство сверхъестественных сил!

Еще одно обстоятельство остается невыясненным в жизни Жанны. Это то, что в течение определенного времени ей принадлежало кольцо, бывшее когда-то собственностью самого Бертрана Дю Гек-лена. В конце концов она передала его своей наследнице. Как это кольцо попало в ее руки? Вероятно — от Карла Орлеанского. Тем самым кольцо прошло тот же путь, что и меч.

В боях Жанна пользовалась и другим оружием — боевым топором. Он был специально изготовлен для нее, ибо на нем выгравирована буква / — первая буква ее имени, увенчанная короной. 8 сентября 1429 г. она была ранена в окрестностях Парижа. Несколько дней спустя она передала свое оружие аббатству Сен-Дени в качестве приношения по обету. В аббатстве имеется плита, напоминающая надгробный камень. На ней изображена Жанна в доспехах. В левой руке она держит свой боевой топор, на котором прекрасно видна буква /, увенчанная короной. Изображена именно Жанна, ибо на плите есть надпись, гласящая: «Таково было снаряжение Жанны, переданное ею в дар св. Денису».
Приходится согласиться, что для дочери землепашца не самая обычная вещь на свете — обладать инициалом, увенчанным короной, тем более что эта последняя содержит столько же цветков, сколько их имеется в короне, фигурирующей в гербе, которым Карл VII наделил ее в своих королевских грамотах от 2 июня 1429 г. И геральдика весьма закономерно наделяет такой короной не «детей Франции» (то есть детей короля. — Прим. перев.), а «принцев крови». Мы в скором времени еще будем иметь возможность рассмотреть эту проблему личного герба.

Но уже сейчас мы можем обратить внимание читателя на то обстоятельство, что на лезвии меча из Фьербуа пятиугольником были выгравированы пять крестов, в то время как на лезвии меча в гербе Жанны пятиугольником расположены пять цветков лилии. Таким образом, гербовые судьи Карла VII велели изобразить на щитовой части герба, которым была наделена Жанна, меч, принадлежавший герцогу Луи Орлеанскому и взятый из Фьербуа. Разве это не является почти официальным напоминанием о ее королевском происхождении?

«Эта Девственница необыкновенно роскошно одета и держится как мужчина. Она неразговорчива и удивительно осторожна в своих высказываниях. Насколько она любит общество воинов и знати, настолько же ей неприятны посещения и разговоры людей из толпы» (См.: Персеваль де Буленвиллье. Письмо герцогу Миланскому). Пошлая мужичка, о которой толкует официальная легенда, не вела бы себя подобным образом, да и не смогла бы держаться как знатная дама.
В Нанси она поразила герцога Карла Лотарингского своим умением ездить верхом, за что и получила в подарок прекрасного черного скакуна. В Шиноне изумленными оказались Карл VII и его кузен герцог Алансонский. Здесь она показала свое прекрасное умение участвовать в боевых играх (метание дротика в столб на манеже; упражнение, заключавшееся в том, чтобы поймать на меч брошенное кольцо). Из вышесказанного ясно, что эта смиренная дщерь полей, отцом которой был жалкий землепашец, являла собой сплошное чудо! Господь действительно позаботился обо всем...
Жанне никогда не присваивалось дворянское звание, хотя гербы, которыми ее наделяли, говорили сами за себя. Это подтверждало то, что в глазах всего окружения Карла VII она была благородного происхождения.

Мы уже отмечали, с каким почтением люди обращались к Бастарду Орлеанскому — Жану Дюнуа. В третьем лице о нем говорили: «монсеньор Бастард»; обращаясь же к нему, его называли «монсеньор». Но Жанна удостаивалась куда более почтительного обращения: во время их первой встречи Дюнуа обратился к ней так: «Как поживаете, благородная дама?», она же с презрением ответила: «Это вы — Орлеанский Бастард?» Объяснялось это тем, что ее сводный брат не мог похвастаться чистотой королевской крови в отличие от Жанны , поскольку его мать, Марьетт д'Энгьен, принадлежала к мелкому дворянству, да и замужем была всего лишь за простым офицером Луи Орлеанского, Обером де Кани.
В другой раз она рассердилась на Дюнуа, воскликнув: «Бастард! Бастард! Если ты не будешь подчиняться мне, я разобью свой молот о твою голову!» Он же рассмеялся в ответ: «Не сердитесь, Жанна, не сердитесь...» И это человек, имеющий право на то, чтобы к нему обращались, называя его «монсеньор»...

Как видим, Жанна Девственница, у которой не было известного семейного имени, которая располагала лишь простым прозвищем, пользовалась привилегиями, полагавшимися обычно лишь принцам. Никто из тех, кто сталкивался с ней, не пребывал в неведении касательно того, как следовало к ней обращаться, уважая права и привилегии, которыми она пользовалась. Их всех наверняка соответствующим образом инструктировали еще до ее появления.
Мы далеко ушли от образа ясновидящей пастушки, которая сама добирается до Шинона, с тем чтобы попытаться убедить короля довериться ей, и, невзирая на свое жалкое положение и скромное происхождение, добивается своего!

На следующий день после официального представления при шинонском дворе Жанна беседовала с Карлом VII. Она сидела рядом с ним, что уже весьма удивительно. Появился молодой герцог Алансонский, Жан. «Кто это такой?» — спросила Жанна без всякого смущения. Король ответил: «Это мой кузен д'Алан-сон». Жанна вела себя и бесцеремонно, и благожелательно: «Добро вам пожаловать! Чем больше будет нас, в ком течет кровь Франции, тем лучше...» И отныне она обращалась к Жану Алансонскому в нежных выражениях: «Мой милый герцог...», «Мой прекрасный герцог...».

К тому же в своей книге «Истинная Жанна Арк» Жюль д'Эролль напоминает, что, когда Девственница вернулась в Шинон из освобожденного Орлеана, король Карл VII «обнял ее, каковая честь оказывалась лишь знатнейшим вельможам» (указ. соч.).
Слово «обнял» очевидным образом означает объятие, смысл которого тут, надо полагать, ясен без пояснений (франц. термин «accolade» означал «торжественный акт посвящения в рыцари». — Прим. перев.). Однако необходимо уточнить, что это почти ритуальное объятие допускалось только между мужчинами и при французском дворе государь жаловал им лишь некоторых знатнейших вельмож, к которым он также обращался, называя их «кузен», как это имело место по отношению к владыкам де Шабанн, учитывая их родство с каролингской династией. Для такого обращения требовались некие семейные узы. Такое объятие по отношению к Жанне недвусмысленно говорит о том, что Карл VII считал ее своей родственницей...

2 июня 1429 г. по юлианскому календарю (13 июня — по григорианскому) Карл VII наделил Жанну гербом, видимо — в память об освобождении Орлеана. Этот герб никогда в прошлом не принадлежал д'Аркам, герб которых выглядел совсем иначе (он был символичным, «говорящим»).

Вот текст грамоты: «Во второй день июня 1429 г. названный господин король, прознав про подвиги Жанны Девственницы и победы, одержанные во славу Господа, наделил, находясь в городе Ши-ноне, гербом названную Жанну, во украшение ее штандарта и ее самой, по нижеследующему образцу, вверив герцогу Алансонско-му и названной Жанне осаду Жаржо».
Отметим, что тут ни слова не было сказано о семействе д'Арк и об этой фамилии. Гербом наделялась только лично Жанна.

Из него следует, что в глазах Карла VII и его гербовых судей Жанна не обладала рангом престолонаследницы, а также «дочери Франции». Ее положение было только положением принцессы крови. Тем самым подразумевалось, что она таки была дочерью Луи Орлеанского — но никоим образом не Карла VI и Изабо Баварской, ибо в этом случае она считалась бы «дочерью Франции». Но в таком случае кто же был тогда матерью Жанны? Мы вновь вынуждены назвать Изабо — официальную любовницу Луи Орлеанского.