Элитная квартира в Москве – это необходимое, обязательное условие для деловых людей и видных политиков, бизнесменов, чиновников и других категорий граждан, от которых непосредственно зависит развитие страны и рост ее благополучия.
Вытье "по Владимире Ильиче Ленине" было сочинено Катей Перетолчиной, жившей в селе Кимильтей, как только известие о смерти Ленина дошло до села - на святках.
"На посиделках сочинила", - говорила Катя.
На посиделки ходили комсомольцы, они и сказали: "Вот, Ленин умер."
На посиделках же "камсамолы" информировали молодежь, кто и каков был Владимир Ильич Ленин.
Инициатива сочинения исходила от комсомольцев.
"Вот, девчонки, - тут бытто Ленин в гробу, а вы давайти войти..."
"Мы хадили кругом и на ем выли, он записывал слава. Патом сабрали камсамолаф и на подводах паехали в Зиму. Там сабрали бытто похараны, сделали гробик и выли на ём, адивали на сибя все чорная."
Ой ишо Владимир да всё Ильич толька,
Ой да на каво жа ты распрагневался,
Ой да на каво жа ты да рассердился-та,
Ой ишо хто у нас будет заведывать,
Ой ишо хто у нас да испалнять будит,
Ий испалнять будит дила тижолыя,
Ой испалнять у нас типерь адин будит,
Ой што адин будит да испалнять у нас,
Ой што адин толька да Леф Давыдавич.
ОЙ што вить скружитца иво галоушка,
Ой што вить броситца да он в пичалюшку,
Ой он в пичалюшку в бальшу заботушку,
Ой уш куда иму типерь и кинутца,
Ой то ли в ту старану, то ли в другу старану,
Ой и куда иму пригнуть галоушку,
Ой што скружили та иво, вить, воиска,
Ой што, вить, воиска иво савецкия,
Ой уш все воиска ни станут слушатца.
Ой уш и што мы станем делать с вам,
Ой уж и как мы вас подымим на наги,
Ой уж и как мы вас толька разбудим-та,
Ой ишо как тольао раскричим мы вас,
Ой уш астались мы да все сиротачки
бис сваёва-та управителя,
Ой ишо был-ба вон у нас при живнасти,
вот при живнасти да при здаровьицы,
Ой заступил ба вон да всё за всех за нас,
Ой уш наставил ба он нам парядачик.
Ой уш заем ета только смерть пришла,
ОЙ уш заставила терпеть нас горюшка,
Ой и завтавила да нас страдать па вам,
Ой уж начали мы думушку думати,
Ой и куда жа нам скланить галоушку
бис свава-та управителя,
Ой уш, как стань-ка ты, умна галоушка,
На сваё толька да ты мистечушка,
Ой сажилей-ка ты да сваё войска,
Ой уш куда да толька будим диватца мы...
Ой уш мы склоним та сваю галоушку,
Ка той старонушке, ка Льву Давыдычу,
ОЙ станим знать аднаво, да станим слушатца.
Ой вас всигда да спаминать будим,
ОЙ никада та мы да низабудим вас,
Ой вашу смертачку да чижалёшеньку,
Ой спаминать станим да на канец жизни.
Только сейчас обратил внимание, какие модные берцы Ильич в Горках носил. В этой теме на стр. 3 в посте №90 Владимировича еще на паре фоток можно их увидеть. А это - редкая цветная фота
Я читал о Ленине, что он всегда был аккуратен, стремился к тому, чтобы одежда была постирана и поглажена, а обувь начищена - но при этом совершенно не задумывался о периодическом обновлении своего гардероба, и носил однажды приобретенные ботинки до тех пор, пока они не начинали разваливаться на глазах. Так что однажды товарищам по борьбе даже пришлось скинуться всем боевым коллективом и купить ему новые хорошие ботинки, поскольку обувь вождя революции показалась им просто до неприличия убогой. Впрочем, дары как в виде вещей, так и в виде денег Ленин принимал охотно и без церемоний - в твердом убеждении, что забота товарищей о вожде приближает мировую революцию.
Вероятно, добропорядочный вид солидных шведских товарищей вызвал в нас страстное желание, чтобы Ильич был похож на человека. Мы уговаривали его купить хотя бы новые сапоги. Он ехал в горских сапогах с гвоздями громадной величины. Мы ему указывали, что если полагалось портить этими сапогами тротуары пошлых городов буржуазной Швейцарии, то совесть должна ему запретить с такими инструментами разрушения ехать в Петроград, где, быть может, теперь вообще нет тротуаров. Я отправился с Ильичем в стокгольмский универсальный магазин, сопровождаемый знатоком местных нравов и условий еврейским рабочим Хавиным. Мы купили Ильичу сапоги и начали его прельщать другими частями гардероба. Он защищался, как мог, спрашивая нас, думаем ли мы, что он собирается по приезде в Петроград открыть лавку готового платья, но все-таки мы его уломали и снабдили парой штанов, которые я, приехав в октябре в Питер, на нем и открыл, несмотря на бесформенный вид, который они приняли под влиянием русской революции.
Радек К. Б.
В "пломбированном вагоне"
Правда. 1924. 20 апреля
В индийском штате Трипура сторонники партии «Бхаратия джаната парти» (БДП, «Индийская народная партия») снесли статую Владимира Ленина на одной из площадей города Белония. Об этом сообщает The India Express во вторник, 6 марта.
Видеозапись произошедшего издание опубликовало в своем Twitter. По словам очевидцев, после того, как, с помощью экскаватора, статую повалили на землю, от нее отвалилась голова, которой участники действа начали играть в футбол.
Сегодня ночь не особенно спокойная...1 В 6 часов хотел совсем встать. С трудом различными приемами уговорил лечь. Чуть-чуть полежал, опять сел на кровать с намерением встать, умываться и одеваться окончательно. Долго спорили, доказывали каждый свое. К этому времени (около 8 1/2 час.) [встала] Надежда Константиновна (она обыкновенно встает в это время, т. е. в 6 1/2 — 7 час. утра). Использовал и ее, как тяжелую артиллерию. Обоюдными энергичными усилиями победили упорство Ильича. Лег и, минут 10 — 15 поворочавшись, уснул и спит до сих пор. Вот такой! Убеждал, что больше спать не хочет! А? Как это вам нравится? Я уже и кофе успел попить (вместо меня посидела на моем большом диване Надежда Константиновна)...
2 3/4 дня.
После завтрака поехали в парк. Увидел галок. Пострелять? Сбегал за Космачевым. Он терпеливо ждал. 2 выстрела... Ильич первый увидел скачущую с дерева на дерево белку (довольно далеко от нас). Поехали туда, скрылась.
Далее по обыкновенному маршруту с маленькими изменениями во фруктовый сад...
Красивое зрелище на обратном пути из фруктового сада в парк. Он первый увидел вторую белку, скачущую по дереву сбоку парка (одиночка, вблизи других нет). Мое движение ускорил сам Владимир Ильич, помогая его вести курьерски. Белка с дерева на землю, мы за ней, она дальше по земле — мы за ней. Она на дерево, мы к нему. Она с одного на другое по веткам...
Еще большая красота — это заразительный смех и искренняя радость Ильича... В общем сегодняшнюю довольно долгую прогулку можно считать хорошей и веселой.
Домой вернулись уже во 2-м часу.
С час почитал, позанимался. Написал всю азбуку (повторенная, кроме буквы х). Азбуку писал под диктовку Надежды Константиновны...
Около 4 час. дня Владимир Ильич кончил обедать и выразил желание поехать в парк. Охотно одел теплую... вторую куртку, и двинулись в путь. Выезжать... вывести Ильича в парк мне [помогал] прибывший на смену мне для дежурства Володя Рукавишников. Так как П. П. [Пакалн] объявил мне за несколько минут до этого, что т. Гиль ждет меня (машина уже наготове): «Если хочешь ехать в Москву — не задерживайся». Я провез Владимира Ильича в парк по большой аллее шагов 30—40 и передал коляску в руки Володи со словами: «На, Володя. Будь здоров! Успеха!», сказал очень тихо, чтобы Владимир Ильич не слышал. Одновременно поклонился Надежде Константиновне, шедшей рядом со мной слева (от коляски, в коей сидел Владимир Ильич), и хотел уже повернуться. Но желание мое исчезнуть Владимир Ильич заметил и обернулся ко мне с немного тревожными звуками: «Вот... вот», протягивает руку. Прощаемся. Пожав его протянутую руку, сказал быстро: «До свидания, Владимир Ильич. Всего хорошего». (На сей раз, хорошо помню, больше не говорил ни слова).
Я быстро убегаю к дому с намерением захватить портфель, пальто, шляпу и... в автомобиль. Только что я успел зайти в дом, смотрю — за мной взволнованная со слезами на глазах Надежда Константиновна: «Зачем Вы прощались с Владимиром Ильичем? Теперь он тоже хочет ехать в Москву! Что делать? Что делать? Бегите к нему. Попробуйте уговорить. Скажите, что Вы не одеты, остаетесь». (Слова Надежды Константиновны фиксирую почти дословно)...
Я с молниеносной быстротой вылетаю в парк. Вижу, что он мчится уже кругом дома по направлению к воротам, выходящим во двор гаража. Быстро догнал. Растерянный и запыхавшийся В. Рукавишников коляску передает мне (на ходу). Я сейчас же движение замедляю, но не останавливаю совсем и... представляю себя не понимающим (хотя все яснее ясного), спрашиваю: — Владимир Ильич..., я тут..., я не уехал, решил не ехать. Начинаю сворачивать в одну, другую дорожку..., упрашивать..., уговаривать. А он... сначала довольно равномерно: «вот..., вот...». Потом быстрее: «Вот-вот-вот... што, што?» Перестает выслушивать просьбу, требует ехать быстрее по направлению к гаражу.
Исполняя его настойчивое желание, подвожу к воротам, выходящим в гараж. Остановка... Маленькая пауза... Мои попытки (нарочно!) отворить ворота... Вылезаю наверх, лишь бы потянуть время. Снова прошу, убеждаю, но... ничего не помогает. Ясно видно, что решил бесповоротно и желание — непоколебимое. Мне грозит пальцем за попытку его обдуть.
Видя, что ничто не удается и невозможно убедить, не желая, чтоб и со мной он поступил хотя бы похоже как с Виктором Петровичем [Осиповым] во время обеда2, начинаю далее точно выполнять его желания (другого выхода не дано). Около нас (Владимир Ильич и я) больше ни одного человека. Все так панически растерялись, что, пока мы доехали до дверей и лестницы (для пешеходов), выходившей через санаторную кухню...— не было никого из наших — ни Марии Ильиничны, ни Надежды Константиновны — никого. Только когда я с Владимиром Ильичем, пройдя тяжелый путь, был во дворе (около крыльца и кухни), где была масса ошеломленных событием — рабочие и прислуга санаторной кухни — появившаяся Мария Ильинична проявила власть — всю публику постороннюю согнала в кухню.
Владимир Ильич, видя стоящий посредине двора (он не маленький) «мой» автомобиль, т. е. тот, на котором я должен был поехать в Москву, сползает с коляски, настоятельно требует моей шеи, чтобы, несмотря на глубокую грязь на дворе, держась, дойти пешком до автомобиля. Упросил сидеть в коляске и подвез к автомобилю.
Мария Ильинична издали (осталась на крыльце, загоняя обратно на кухню высунувших головы на крыльцо любопытных зевак) кричит «прибежавшему» к этому моменту... Петру Петровичу: «Пусть сейчас же подадут закрытую машину», а по моему адресу, чуть-чуть потише: «Зорька! (На сей раз Зорька вместо обыкновенного Зоренька или официального тов. Зорька!) Подождите, не сажайте, сейчас подадут закрытую машину».
Просьбу мою — минуточку подождать, Владимир Ильич удовлетворяет. Бегу к гаражу (еще 10 — 15 шагов), тормошу всех и вся. Подают. Садимся. Старик рад победе, смеется и подтрунивает над пришедшими сюда же Марией Ильиничной и Надеждой Константиновной. Мне грозит пальцем и пробирает за мою попытку перейти в лагерь его «врагов»...
Счастливо-тяжелые минуты. Тяжело мучительные, ибо страшно боюсь за последствия выкинутого Ильичем номера, в чем моя роль невольная. Хотя Надежда Константиновна и Мария Ильинична бросают на меня не особенно мне приятные взгляды, но... Я же не виноват, что Ильич... компенсация мне счастливая до бесконечности, для меня это глаза, улыбка, смех... удовлетворение победой..., и даже его угрозы пальцем по моему адресу с прищуриванием глаз...
Двинулись в путь-дорогу. «В Москву, в Москву», как будто слышу радостный крик Ильича. Окружающие Ильича еще не уверены в этом и особенно в его победе, а у меня нет никаких сомнений, ни на одну секунду.
Поехали через парк, мимо парка. У моей террасы небольшая остановка — пауза. Через ворота № 1 и дальше... Ильич рад, доволен, торопит ехать. Первая и вторая попытки Марии Ильиничны и Надежды Константиновны свернуть с прямого пути (обмануть?) не имеют никакого успеха, даже чуть-чуть не вызывают новой злобы.
Едем. Ильич все требует, просит ехать быстрее и быстрее. Что Ильич делал, как был рад, что переживала его уставшая от долгой тяжелой болезни голова и сердце, когда снова увидел Москву, описывать не мне, простому, хотя и счастливому смертному человеку...
Лишь только проехали Царицынские пруды и поднялись на гору — навстречу нам катит наш авто. Едут Владимир Николаевич (Розанов), Коля Попов и доктор Приоров. Остановили их и сами остановились... Смех, радость, торжество победы на лице, в глазах, устах... Ильича и удивленная беспредельно физиономия Владимира Николаевича, Колю Попова это менее ошарашило, т. к. он мною полностью был проинформирован на днях о первой попытке, желании Ильича поехать в Москву3. Он был уже подготовлен. Мы (я и он...)... были уверены, что не сегодня, так завтра Ильич все-таки добьется своего желания — поехать в Москву. (Ну и ругали мы тогда «интернационал»).
После маленькой, случайной передышки опять вперед и быстрей, быстрей вези...
В 6 часов вечера мы уже ехали по улицам нашей великой, красивой столице Ильича. Кончил обед Ильич в 4 часа в Горках, а в б часов вечера уже в Москве. Здорово! За два часа все и вся.
В начале 7 часов автомобили наши (всего четыре) подкатили к крыльцу дома нашего (главный вход в Совнарком). Высадились из автомобиля. По лестнице вверх, пешком до лифта. Рука Ильича на моей шее и плечах, дрожит... Усадили в лифт. Даже и сейчас не забывает благодарить. Садится туда, где Надежда Константиновна. Поднимаемся. Садимся в коляску, едем... медленно и торжественно. Часовые нашего пропуска не спрашивают, и мы чинно преодолеваем все преграды совнаркомовского пространства и длинный коридор, родной, близкий Ильичу и нам, грешным.
А вот мы в нашей собственной «хватере»... Без отдыха, сразу же осматривается, все комнаты до единой... Не знаю почему, но на свою комнату обратил наименьшее внимание.
Розанова и Приорова (ортопед) принимает в маленькой комнатке, что рядом с его комнатой и моей дежуркой № 1... Они... через 1 — 2 минуты улетучились.
Последующая моя беседа с Федором Александровичем Гетье и Владимиром Николаевичем о наших дальнейших перспективах. «Что день грядущий нам готовит?» Хороший старик Федор Александрович. Даже по вопросу атмосферы, роли Марии Ильиничны и Надежды Константиновны мы с ним согласились. Одинаково сознали нашу тяжесть (врачей и нас)4.
Владимир Ильич шутит и острит. Наступает спокойствие после бури и молний.
Главной целью Ленина как лидера партии большевиков был захват власти, для этого нужно было разрушить все нравственные основы. Ленин был человеком, одаренным поистине дьявольским умом. Каждый его текст пропитан злостью. Одновременно он обладал способностью использовать все, что существует в социуме, в человеке, для расшатывания общества и его защитных механизмов. В связи с этим Ленин благоволил всем присутствовавшим в большевистской среде до 1917 года трендам, которые вели к разрушению человеческой природы. В первую очередь он был прагматиком, ориентированным на зло, человеком, который был готов прибегнуть к любым решениям, которые приблизят его к власти и претворению в жизнь его утопии. Он знал, что сможет добиться свой цели, только если разрушит реальность. При этом его самого интересовали не утопические идеи о новом человеке, а власть.
— В большевистских кругах были такие группы, как Богостроители — те, кто строит бога (разумеется, из человека). Они проводили медицинские эксперименты, стремясь найти секрет бессмертия, и создавали концепции человечества, которое само спасает и освобождает себя, уничтожая все ограничения. Это классический пример бунта против бога.
Одним из лидеров этой группы был Анатолий Луначарский. Это важная фигура: после того, как большевики пришли к власти, он получил должность комиссара просвещения. Другим представителем движения был Александр Богданов, который проводил медицинские эксперименты в том числе на себе самом, что его в итоге убило.
Все подчинялось одной дьявольской идее: созданию нового человека, который станет богом. В каком-то смысле символическим итогом этих стремлений стал памятник, который возвели в 1918 году в первом появившимся на европейской земле концлагере — в Свияжске под Казанью. На этом островке будущего «архипелага ГУЛАГ» по поручению Льва Троцкого (второго человека в большевистской иерархии после Ленина) появился памятник Каину — тому, кто взбунтовался против бога, нарушил запрет, убил брата. Создатели монумента считали его действия правильными, ведь он продемонстрировал «независимость».
Полная бня... Лапша ляхов... Дальше можно не читать
Памятник был мифический. Иуде, а не Каину
С поноса некоего датского жулика.
«Иуда был объявлен одним из первых революционеров в истории, и в 1918 году новые власти даже поставили памятник – Иуда грозно замахивался в небо кулаком. Открывал богоборческий памятник один из главных вождей революции, знаменитый оратор Л. Троцкий, называвший Иуду великим бунтарем, революционером и т. п.».
«По его распоряжению было поставлено четыре памятника Иуде-Предателю, один недалеко от Самары - в Свияжске. Представляете, что испытывали люди на местах, когда приходил состав, они извлекали из вагона заколоченный досками памятник Иуде с предписанием это установить».
«Гипсовый истукан, грозящий в небо, был установлен накануне въезда Льва Троцкого на остров Свияжск. Иуду закрыли чехлом от артиллерийского орудия и выставили вооруженную охрану. Утром следующего дня прибывший на остров наркомвоенмор велел собрать митинг, где произнес зажигательную речь, в которой приравнял Иуду Искариота к первому в истории протестанту, революционеру, бунтарю с насилием и произволом. Толпа слушала вяло и, едва ораторы отговорились, разошлась».
«И тогда в Свияжск отправили наркомвоенмора Троцкого. А вместе с ним литературный бронепоезд. […] Поезд все же в какой-то степени оправдывал свое название. Кроме известного публициста Троцкого, на нем приехали несколько пролетарских писателей и первый в мире памятник Иуде Искариоту. Главное событие, ради которого так старательно уничтожали местное духовенство, было впереди. Скажу сразу, что пассажиры поезда Всеволод Вишневский и Демьян Бедный не оставили об этом своих воспоминаний. Поостереглись. А вот малоизвестный датский писатель Галлинг Келлер не удержался. По его словам, «местный совдеп долго обсуждал, кому поставить статую. Люцифер был признан не вполне разделяющим идеи коммунизма, Каин - слишком легендарной личностью, поэтому и остановились на Иуде Искариотском как вполне исторической личности, представив его во весь рост с поднятым кулаком к небу». Памятник Иуде простоял в Свияжске недолго. Потом его незаметно убрали, а на тот же постамент водрузили бюст Ленина».
«Открытие памятника прошло назавтра или через день после казни настоятеля обители, то есть 11 или 12 августа 1918 года. По этому случаю в городе состоялся парад двух полков Красной армии и команды бронепоезда, прибывших сюда вместе с Троцким. Председатель местного Совета произнес «пламенную» речь, после чего под звуки военного оркестра с гипсового истукана сдернули чехол, и взорам присутствующих предстала буро-красная фигура человека - больше натуральной величины - с обращенным к небу лицом, искаженным гримасой, судорожно срывающего с шеи веревку. По другой версии, никакой веревки на шее у гипсового Иуды не было, и он грозил небу поднятым вверх».
Ленин, насколько я знаю, не только не был провозвестником сексуальной революции - наоборот, в этом и подобных вопросах он был правоверным "бюргером", никогда не ставившим под вопрос принципы своих родителей, очень далеких от "революционных" взглядов на быт и семью . Даже вечный беспорядок в квартирах Мартова и Засулич, с которыми он много общался в эмиграции, вызывал у него резкое осуждение. Книгу Арманд о "свободной любви" он, не щадя чувств своей подруги и не утруждая себя аргументацией, назвал "свинством". Да и нравы, царившие в классическом СССР, отличались от общепринятых тогда в Европе значительно большим консерватизмом, а не революционностью. Хотя поначалу и были какие-то попытки создать "новый быт", но власть их довольно быстро пресекла.
...а он тебя целует, говорит, что ленин
ночью тихо в мавзолее ползает по стенам
и уборщиц прямо в темя бородой щекочет,
коммунизмом заражает, революций хочет...
На самом деле это не одна фотография, а целый цикл фотографий про "Каприйский" (большевистская партийная школа на о. Капри) один день жизни Максима Горького. Особенно выразительна фотка, где Ленин как бы рычит, играя с Богдановым, а первый пролетарский писатель умилительно заглядывает ему в рот.
Все фото сделаны в один день между 10 (23) и 17 (30) апреля на Капри 1908 года.
У Горького тогда не было почти никаких оснований притворно выражать свое умиление и вообще как-то подхалимничать перед будущим "вождем мирового пролетариата". Кстати, философский труд Ленина "Империализм и эмпириокритицизм" был направлен в первую очередь против этого Богданова, который кокетничал с теорией познания Маха, и Горький счел тогда нужным написать Богданову письмо, в котором сочувственно отзывался о его философских исканиях и неодобрительно - о его критиках.
Кстати, философский труд Ленина "Империализм и эмпириокритицизм" был направлен в первую очередь против этого Богданова, который кокетничал с теорией познания Маха
