может давали великому писателю?

про Льва Толстого, который насиловал женщин

Хайдук wrote: Конечно, давали. Куда ж им было деваться

писатель с ними боролся, осиливал физически?

Как-то на званном обеде поручик Ржевский граф Толстой взял вилку для рыбы не в ту руку.
— Фу, какая невоспитанность! — сказала старая графиня.
С тех пор про отставного поручика рассказывают разные гадости.

наверное многие поимели основания пощитать себя наследниками великого писателя...

своих собственных детей оставлял своими рабами

Он своих собственных детей оставлял своими рабами

Вышел поутру Лев Толстой , взял косу и давай косить. Косит и думает-"вот она простая крестьянская жизнь. Близость к земле и народу. Какой я молодец!" Поодаль стоят мужики. Один другого спрашивает-"А что это барин капусту косит?" А другой отвечает-"А кто их благородных разберет? Косит, значит так надо."

Русский народ может быть только толстовско-чеховским народом.
Остальное не считается.

Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.

Лев Толстой очень любил детей. Однажды он шел по Тверскому бульвару и увидел впереди Пушкина. "Конечно, это уже не ребенок, это уже подросток, - подумал Лев Толстой, - все равно, дай догоню и поглажу по головке". И побежал догонять Пушкина. Пушкин же, не зная толстовских намерений, бросился наутек. Пробегая мимо городового, сей страж порядка был возмущен неприличной быстротою бега в людном месте и бегом устремился вслед с целью остановить. Западная пресса потом писала, что в России литераторы подвергаются преследованиям со стороны властей.

Наблюдатель wrote:

Русский народ может быть только толстовско-чеховским народом.
Остальное не считается.

Русский народ исключительно гоголевский и салтыково-щедринский
Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.

Каждому - своё.

Сгущаете. Не рабами, а крепостными

Рабы в наше время — не только все те фабричные и заводские рабочие, которые, чтобы существовать, должны продаваться в полную власть хозяев фабрик и заводов, — рабы и все почти землевладельцы, работающие не покладая рук на чужих полях чужой хлеб, убирая его в чужие гумна, или обрабатывающие свои поля только затем, чтобы уплачивать проценты за непогасимые долги банкирам, — такие же рабы и все бесчисленные лакеи, повара, горничные, проститутки, дворники, кучера, банщики, гарсоны и т. п., которые всю свою жизнь исполняют самые несвойственные человеческому существу и противные им самим обязанности.

Рабство существует в полной силе. Но мы не сознаем его, так же, как не сознано было в Европе, в конце XVIII столетия, рабство крепостного права. Люди того времени считали, что положение людей, обязанных обрабатывать для господ землю и повиноваться им, было естественное, неизбежное экономическое условие жизни, и не называли этого положения рабством.

То же самое и среди нас: люди нашего времени считают положение рабочих естественным, неизбежным экономическим условием и не называют этого положения рабством.

предполагаемых детей

26 апреля. Ездил со Л. Н. к Чертковым. По дороге заехали к одной бабе, у которой умер ночью неизвестный странник. Покойный лежал на полу, на соломе, лицо было прикрыто какой-то тряпкой. Л. Н. приказал открыть лицо и долго вглядывался в него. Лицо было благообразное, покойное. Тут же сидело несколько мужиков. Л. Н. обратился к одному из них:

— Ты кто такой?

— Староста, ваше сиятельство.

— Как же тебя зовут?

— Тимофей Аниканов.

— Ах, да, да, — произнес Л. Н. и вышел в сени. За ним последовала хозяйка.

— Какой же это Аниканов? — спросил Л. Н.

— Да Тимофей, сын Аксиньи, ваше сиятельство.

— Ах, да, да, — задумчиво произнес Л. Н.

Мы сели в пролетку.

— Да ведь у вас был другой староста, Шукаев, — произнес Л. Н., обращаясь к кучеру Ивану.

— Отставили, ваше сиятельство.

— За что же отставили?

— Очень слабо стал себя вести, ваше сиятельство. Пил уж очень.

— А этот не пьет?

— Тоже пьет, ваше сиятельство.

Я все время наблюдал за Л. Н. и никакого смущения в нем не заметил. Дело в том, что этот Тимофей — незаконный сын Л. Н., поразительно на него похожий, только более рослый и красивый. Тимофей — прекрасный кучер, живший по очереди у своих трех законных братьев, но нигде не уживавшийся из-за пристрастия к водке. Забыл ли Л. Н. свою страстную любовь к бабе Аксинье, о которой он так откровенно упоминает в своих старых дневниках, или же он счел нужным показать свое полное равнодушие к своему прошлому, решить не берусь.

Крепостное право честно называл рабством сам Толстой.

Наблюдатель wrote: Вот это и напишут, Владимирович, на воротах того заведения, в которое вас поместят, если вы так и не станете толстовско-чеховским в наилучшем значении этого слова.