...блицоров тоже не жаловал. Говорил мол вредно это очень.

Шахматный мир смотрит партии звёзд типо Карлсена...
Партии в парках и больницах ему неинтересны

Кстати, РР недели две как вышел из нашего клуба на личессе.

Когда те в нормальные шахматы играют.

После Олимпиады я привёз сборную плюс Флора и Головко в штаб ГСВГ в Венсдорф. Все разъехались с сеансами по частям, утром были закупки (закупали обувь и мейсенские сервизы), так что автобус в аэропорт еле сдвинулся с места – так был упакован.

Ну и было пару крепких банкетов с командованием. Всем налили коньяк, а Ботвиннику минералку, так как были наслышаны о его режиме. А патриарх обиделся и затребовал и себе коньяку, объяснив ошарашенной команде, что он простужен, а коньяк – лучшее средство. Очень запомнился друг нашей команды гроссмейстер Унцикер из ФРГ. Он знал русcкий язык и всем нашим рассказывал анекдоты со своим акцентом!

Было у меня ещё тренерское приключение в середине 1980-х со сборной Южного Йемена. Играли ребята очень слабо, но очень любили шахматы и вообще были очень приятными. Тренировал я их на Олимпиаде-1986 в Арабских Эмиратах. Сборная СССР играла не очень убедительно, несмотря на присутствие и Карпова, и Каспарова. Что-то у них не ладилось. Тура за четыре до конца подходит ко мне тренер советской сборной Ефим Геллер и говорит: "Савельич, ты тренируешь местных, нам нужно для расслабухи пару бутылок коньяка или виски. Пошли своих ребят, пусть где угодно, хоть из-под земли достанут!" А было это в Дубае, тогда это была полуфундаменталистская страна. Но мои йеменцы тут же подсуетились, и Ефим Петрович был очень доволен - команда вышла из кризиса.

Но самым замечательным событием в моей армейской жизни в ГСВГ была, безусловно, Олимпиада 1960 г. в Лейпциге. Каким ключом била энергия из молодых Таля, Петросяна и Корчного! Таль меня представил Бобби Фишеру как чемпиона Риги по блицу - с нечемпионами Бобби не общался. А вообще Бобби был тогда застенчивым, скромным мальчишкой, производил очень хорошее впечатление. После тура Таль, Фишер и Петросян играли в блиц навылет. Было множество зрителей, и никто из великих долго не задерживался – все менялись очень часто. Наша сборная там и гуляла крепко (кроме Ботвинника и Смыслова). После одного из гуляний началась драка с немцами, но большого урона, в отличие от Олимпиады 1966 г. в Гаване, не было.

Не был нокаут-98 турниром 64 сильнейших в мире, не надо бредить.

Причём тут вообще уровень игроков?

Точно также советские шахматисты себя вели где угодно,

Всех сильнейших позвали. Кто захотел, тот приехал.

Вы тут про усталость игроков рассуждали и стало быть по-вашему от уровня соперников она никак не зависит? В Вашем альтернативном мире видимо шахматист устаёт чисто от движений фигур, от усилий по преодолению силы трения, а вовсе не от сложности проблем, которые ставит соперник.

Никого кроме Вас не волнует, как себя вели в ответственных турнирах ни на что не претендующие советские алкаши. Какое отношение было такие и результаты.

Охренеть логика

Я завтра в чемпионат своего двора позову ТОП-50

Чемпионаты СССР выигрывали

Да. Точнее Вы давно охренели, а это логика.

Всегда играют сильнейшие из согласившихся.

Если Вы возглавляете федерацию своего городка и зовёте ТОП 50 жителей своего двора

Когда соблюдали режим выигрывали. Когда бухали блицевали по ночам - хрен.

но это не турнир претендентов, к которому близок нокаут без финального матча по статусу.

Вообще я дружил с юношеских соревнований с Лёней Штейном, не зная и не догадываясь о том, что потом буду жить в его родном городе. У нас с ним было много разных приключений на полуфиналах. Лёня всё время влезал в разные истории, и надо было его часто вызволять из милицейских лап. Игрался в Москве супертурнир 1967 г. в ЦДСА, я появился в зале, и Штейн, закончив партию, подбежал ко мне и говорит: "Пошли играть в бильярд". Играли всю ночь, а наутро Штейн пошёл играть отложенную с гроссмейстером Милко Бобоцовым и не выиграл совершенно выигранную позицию. После этого "попёр" на меня, что я его отвлёк от анализа отложенной.

Так и получилось, что Бронштейн в 51-м году матч на мировое первенство играл, а меня в том же году дисквалифицировали. За что? А дело было на турнире, сидим мы, значит, Тарасов, Нежметдинов и я, выпиваем, а потом такой дым коромыслом пошел...

Ну, в общем, разгорячился Рашид, пьяный был, конечно, вышел на балкон, стал посуду вниз кидать, вазы, тарелки. У Нежметдинова, когда он выпивал, психозы всякие бывали — то под трамвай ложится, то еще что выкинет. Но тогда ничего бы и не было, замяли бы шум с этими самыми тарелками, но делом заинтересовался Котов. Начал он собирать справки, что да как, дебош, милиция, а турнир-то ведь важный — отборочный к зональному первенству страны. Короче, вызывают нас всех троих в Москву, к Родионову, был такой председатель Спорткомитета. Рашид ему прямо в ножки повалился, и его как члена партии решили помиловать, а нас с Тарасовым на год дисквалифицировали. А с меня еще стипендию сняли, я ведь как член сборной команды страны стипендию получал.

Ах, Миша, Леня... Пусть они и другой национальности, но близки были мне по духу и Таль, и Штейн, по восприятию жизни, любил обоих. Помню, в Тбилиси мы со Штейном и с одним грузином такое устроили, но... выключи, выключи сейчас магнитофон... Ах, Геночка, Геночка, милый, а помнишь, как мы в Риге с тобой две недели в гостинице в одном номере жили? Помнишь, как Леня и Миша принесли тебя пьяного мертвецки, да, правда, и сами не шибко на ногах держались, и положили тебя на стол, и спал ты всю ночь на столе?

Это у Вас не логика а поток дебильного бессознания

....Хотя Ботвинник был «государственным евреем», его это тоже могло коснуться. Скандал с исключением из олимпийской команды показал, что его поддержка в верхах пошатнулась и положение первого среди равных вряд ли могло служить охранной грамотой. Сталину было уже не до шахмат, а Берия его не жаловал.

В мемуарах Ботвинника есть фотокопия подписанного Сталиным распоряжения об увеличении «лимита расхода автобензина для легковой машины, выделенной для обслуживания чемпиона мира по шахматам т. Ботвинника». Но, оказывается, вождь поспособствовал ему и в дачных делах. Вспоминает зампред Спорткомитета СССР Дмитрий Постников, курировавший тогда шахматы:

«Став чемпионом мира, Ботвинник решил построить дачу. И не где-нибудь, а в одном из самых престижных мест Подмосковья – на Николиной горе. (…) Николина гора находится вблизи Москвы-реки, в районе водоохранной зоны столицы и контролировалась Министерством внутренних дел. Написав на имя министра внутренних дел Л.Берия письмо, Ботвинник обратился к тогдашнему председателю Спорткомитета Аполлонову с просьбой о поддержке.

Через некоторое время Аполлонов приказал Постникову вызвать Ботвинника и сообщить, что Берия ему отказал. Постников пригласил Михаила Моисеевича и передал слова председателя Спорткомитета.

– Разрешите воспользоваться вашей “вертушкой”, – неожиданно попросил Ботвинник и, получив согласие, быстро набрал номер. Было очевидно, что он готов к такому повороту событий и отступать не намерен.
В трубке послышался голос:
– У телефона Маленков. С кем я говорю?
– Здравствуйте, Георгий Максимилианович! Говорит чемпион мира Ботвинник. Прошу принять меня по небольшому вопросу.
В то время (конец 40-х годов) Г.Маленков был одним из ближайших сподвижников Сталина.
– Откуда вы звоните?
– Из Спорткомитета.
– Через двадцать минут жду вас на Старой площади. Пропуск вам будет заказан. (На Старой площади располагался Центральный комитет партии.)

Попрощавшись с Постниковым, Ботвинник поспешил на Старую площадь. А через неделю в Спорткомитет пришла телефонограмма. Ее содержание:

“По поводу заявления тов. Ботвинника М.М.
Министру лесного хозяйства тов. Орлову. Выделить столько-то кубометров леса для тов. Ботвинника М.М.
Министру путей сообщения тов. Бещеву. Обеспечить доставку леса до поселка Николина гора.
Председателю Моссовета тов. Попову. Выделить участок земли на Николиной горе для дачи тов. Ботвинника М.М.
Главному архитектурному управлению Моссовета. Представить тов. Ботвиннику М.М. стандартный проект дачи.
Все расходы за счет тов. Ботвинника М.М.”».

Эту историю Ю.Авербах обнародовал в книге «О чем молчат фигуры», добавив: «Но главное, конечно, было в подписи – И.Сталин. Так Ботвиннику удалось обыграть всемогущего Берию!» А недавно Юрий Львович признался мне, что не привел в книге фразу, в которую Берия облек свой отказ (Аполлонов с усмешкой процитировал ее тогда же своему заму). А без этих слов не понять всю степень неприязни Берии к Ботвиннику. «Каждому г…ну еще дачу на Николиной горе?!»

Поскольку, по словам А.Микояна, выселение готовилось «добровольно-принудительное», важным звеном плана должно было стать письмо известных евреев к руководству страны. О его содержании споры тоже идут до сих пор. Дело в том, что в Российском государственном архиве новейшей истории хранятся только два более поздних варианта (от 29 января и 20 февраля) с требованием «самого беспощадного наказания шпионской банды врачей-убийц», где о депортации ни слова. А об исходном письме мы можем судить лишь по словам людей, его видевших.

Вениамин Каверин: «Я прочитал письмо: это был приговор, мгновенно подтвердивший давно ходившие слухи о бараках, строившихся для будущего гетто на Дальнем Востоке». Илья Эренбург: «В письме содержалась нижайшая просьба. Врачи-убийцы, эти изверги рода человеческого, разоблачены. Справедлив гнев русского народа. Может быть, товарищ Сталин сочтет возможным проявить милость и “охранит евреев от справедливого гнева русского народа” и под охраной выселит их на окраины государства».

Понятно, что, готовя письмо, организаторы должны были включить в число подписантов Михаила Ботвинника. Чемпион мира, гордость всей страны. Его подпись была очень весома. Но вот поставил ли он ее?

Слухи ходили разные, но в шахматной литературе эту тему никто до последнего времени не поднимал. Судя по всему, первым, кто нарушил негласное табу, был Гарри Каспаров: «В 1953 году, когда собирали подписи известных евреев по поводу пресловутого “дела врачей”, Ботвинник ухитрился остаться в стороне. Как ему это удалось – загадка: сам он не любил распространяться на такие темы» (из книги «Мои великие предшественники», 2003).

А почему, собственно, «не любил распространяться»? Не подписал – так и скажи, таким поступком можно только гордиться. Не мог же Михаил Моисеевич не знать, что скрытность только рождает подозрения? Тем более что, как выяснилось, и скрывать-то было нечего: ни в одном из хранящихся в РГАНИ вариантов письма фамилии Ботвинника нет. Но как же ему удалось этого избежать?

Ответ я нашел почти случайно, в книге Г.Сосонко и Б.Гулько «Юрий Разуваев. Очерки» (Вашингтон, 2013). Рассказывает Борис Гулько (кстати, он запомнил страшную деталь: они жили тогда в рабочем поселке под Москвой, и «отец держал под кроватью топор» на случай погрома):
«Меня всегда интересовало, как поступил Ботвинник, которого не могли не вызвать подписать это письмо. Среди отказавшихся подписать имя Ботвинника не называлось. Представить его подписавшим такое письмо я тоже не мог. Поддержать просьбу о смертном приговоре своим близким и, вероятно, себе самому можно было только от слабости характера. Этого про Ботвинника сказать не мог никто.

Ботвинник сообщил Ваксбергу, делавшему фильм [о заговоре Сталина против евреев], что Батуринский предупредил его и настоятельно рекомендовал в период собирания подписей “исчезнуть”, ни в коем случае не подходить к телефону. Такой совет многого стоит…»

Поиски в сети вывели меня на фильм «Реприза» по сценарию известного журналиста и писателя Аркадия Ваксберга (2005). Хорошо, что я не поленился его посмотреть. В фильме рассказ Ботвинника (в пересказе Ваксберга) оказался гораздо детальнее: «Меня вовремя предупредил Батуринский (это полковник юстиции, крупная шишка в советской шахматной федерации), чтобы я не подходил к телефону, а еще лучше – куда-нибудь уехал бы подальше от глаз. Уехать я не мог, я работал, но спешно взял бюллетень и к телефону не подходил. Не зная, в чем дело, просто на всякий случай. Поверил Батуринскому – человек осведомленный и зря не посоветует».

Еще бы не осведомленный: «крупной шишкой» в шахматах он стал позднее, а тогда был помощником главного военного прокурора СССР! В результате Ботвинник, в отличие от других, не был застигнут врасплох и сумел уклониться от подписания исходного письма. Но что помогло ему потом? Подписи под новый, смягченный под влиянием Эренбурга, вариант письма собирали с 30 января по 1 февраля, когда он был у всех на виду: 31 января на сцене ЦДСА игралась 4-я партия матча Ботвинник – Тайманов. Могу предположить, что повторно вызывали тех, чья подпись уже стояла, а про чемпиона мира просто забыли…

Или все-таки не забыли, и причиной было что-то другое? Ведь под письмом почему-то нет подписи еще одного знаменитого и, кстати, тоже «государственного еврея» – диктора Юрия (Юдки) Левитана!