inosmi.ru/politic/20170618/239609947.html
El Confidencial, Испания
«Дети испанской гражданской войны» в России: непростое возвращение на родину
Журналист Рафаэль Морено Искьердо вспоминает моменты сложного возвращения испанских детей, которые бежали в СССР в разгар гражданской войны в их стране и вернулись на родину в 1956 году
«Наивно пытаться охарактеризовать возвращение испанцев в Советский Союз как успех или провал. На самом деле речь шла о неисполнимой мечте, уже хотя бы потому что за прошедшее время слишком многое изменилось, и возвращались они совсем не туда, откуда уезжали. Это была, скорее, попытка переосмыслить собственное существование, границы, которые нас разделяют или соединяют, то, о чем мы тоскуем и сожалеем». Кстати, вернулись не только дети, которых родители отправили в СССР подальше от ужасов войны, но и политические ссыльные, моряки, пилоты и дезертиры из «Голубой дивизии». И еще несколько шпионов. Не все они смогли адаптироваться.
— В России было три больших группы испанцев. Те, кто приехал детьми в возрасте от трех до четырнадцати лет, политические эмигранты и моряки и пилоты, которые проходили обучение в СССР на момент окончания гражданской войны в Испании и вынуждены были там остаться. Больше всего стремились уехать и боролись за это так называемые «дети войны», которые, хоть и были воспитаны как образцовые советские граждане, как авангард коммунизма, готовый к действию, как только падет франкизм в Испании, чувствовали себя испанцами и мечтали о возвращении на родину вне зависимости от ее политического режима. Их родители, оставшиеся в Испании, поддерживали с ними контакт, но по возвращении оказалось, что они друг друга не понимают. Все изменилось, и вновь прибывшим приходится сталкиваться с многочисленными трудностями, особенно женщинам, которые в СССР смогли получить высшее образование и были независимыми, и которые вдруг оказались в консервативном обществе, где женщина может открыть банковский счет только с разрешения супруга.
Це Европа...
— Возвращение «детей войны» совпало с очень специфическим моментом истории. Компартия Испании, по настоянию Москвы, только что изменила стратегию и прекратила вооруженную борьбу и предпринимала попытки встроится во франкистскую систему, чтобы нанести удар изнутри. В это же время происходят первые выступления профсоюзов, первые забастовки и манифестации. И в этот момент прибывают две тысячи испанцев, долгое время проживших в СССР, воспитанные во враждебной коммунистической идеологии, которые должны влиться во все слои испанского общества. Неудивительно поэтому, и даже закономерно, что Франко был напуган. Более того, в то время в стране действовал закон, запрещавший масонство и коммунизм, а любая политическая активность преследовалась. В ходе своего расследования я выяснил, что, хотя большинство вернувшихся интегрировались вне зависимости от политики, были группы, имевшие — добровольно или по принуждению — инструкции от Компартии Испании, сотрудничали с ней, и некоторые оказались из-за этого за решеткой. Я нашел документы, по которым можно проследить всю цепочку, кому они подчинялись, а также свидетельства того, что КГБ внедрило как минимум десятерых агентов под видом «детей» для сбора информации. Некоторое время они бездействовали, чтобы не привлекать подозрений, чтобы впоследствии сотрудничать с Россией и даже вернуться туда. Но таких было мало.
— ЦРУ сыграло ключевую роль в последующем, и, как Вы говорите, враждебном, наблюдении за репатриантами. Американский антикоммунизм был тогда еще более параноидальным, чем испанский?
— Для ЦРУ это возвращение явилось одновременно проблемой и решением проблемы. Проблемой — потому что американские базы с ядерными бомбардировщиками уже были размещены в Испании и могли стать объектами советского шпионажа. Но при этом никогда еще столько людей не появлялись одновременно из-за «железного занавеса», предварительно прожив там длительное время. Их допросили всех, все две тысячи человек, и узнали о секретных городах, о существовании которых никто не подозревал, о военных заводах, системах баллистических ракет, самолетах, электростанциях… Репатрианты стали лучшим источником информации для ЦРУ по все время холодной войны. Нет данных о том, применялись ли физические пытки во время допросов, чаще речь шла о наградах в виде жилья, работы, закрытия личного дела. Мы знаем также, что их настраивали друг против друга путем угроз.
— Тут сыграли роль несколько факторов. Те, кого испанская полиция окрестила «туристами», ехали в Испанию повидать родных, но с намерением вернуться в СССР. Испанские власти знали, что довольно значительная группа людей не собирается оставаться. Еще часть испанцев ехала без сопровождения своих семей, которым в Союзе не дали разрешения на выезд — в основном советским мужьям испанок, но не наоборот. И многие из этих испанок вернулись к мужьям. А еще были люди, которые просто не отдавали себе отчета в том, как изменилась их страна за это время. Они были воспитаны в стране с плановой экономикой, где не нужно было бороться за работу и не страшно было ее потерять, но в зарождающейся капиталистической системе Испании цены не были фиксированными, как в России. Им приходилось бороться за выживание, и это было слишком тяжело.
О том, как встреча с русскими войсками свела Карла XII с ума
"Немало свидетельских голосов в войске также утверждают, что в сражении король сознательно искал смерти. Он появлялся в самых опасных местах и без удержу подставлялся русским пулям. Офицеры и солдаты шептались о том, что король хочет быть убитым. Некоторые факты указывают на то, что король в самые мрачные минуты распространял свое влечение к смерти на все войско. Когда, как упоминалось выше, один из участников совета доложил, что не ручается больше за своих солдат, непроизвольная реакция короля была очень странной. А именно, у Карла вырвались слова, что в таком случае он желает, мол, «пусть ни он сам, ни кто-либо другой из армии не вернется живым» из этого похода. Может быть, именно такие чувства заставили короля окончательно отбросить всякую осторожность и поставить все на одну-единственную карту? Может быть, в самодержавной голове монарха было видение персонального Рагнарёка; вся армия должна была участвовать в его собственной гибели. (Реакцию короля можно сравнить с реакцией его отца, Карла XI, во время, мягко говоря, тревожного вступления в Сконскую войну в семидесятые годы XVII века. Тогда Карл XI пробормотал что-то вроде: «хоть бы и сгинуть там, одной лишь смерти жажду»)
Не знал, что компанию Philips основал двоюродный брат Маркса. Их матери были родными сестрами. Вместе с сыном - соответственно, двоюродным племянником Карла Маркса.
Через 50 лет после проведения первых скачек Дерби прочно занял место главного мероприятия года. К концу 18 столетия День Дерби стал восприниматься не просто как крупнейшее спортивное событие, но и как "выходной день для лондонцев" - с согласия их работодателей или без него.
Во время краткого существования большевистской Донецко-Криворожской республики телеграфной связью в ней заведовал харьковский телеграфист Иннокентий Кожевников (1879-1931). После разгрома ДКР Кожевников был переброшен на Восточный фронт, где сформировал из местных татар и других поволжских мусульман 15-тысячную партизанскую армию и участвовал во главе ее в рейдах по тылам белых. В 1919 "кожевниковцы" участвовали в штурме занятого деникинцами Луганска. "В армии Кожевникова 10 тысяч мусульман", - сообщали в Реввоенсовет.
В 1920 Кожевников был комиссаром в Волжско-Каспийской флотилии. Затем носился по стране, занимая руководящие посты в разного рода экзотических республиках на окраинах бывшей империи, был заместителем главы МИД Дальневосточной республики, затем советским послом в Бухарской народной республике.
В 1926 карьера авантюриста прервалась, его сослали на Соловки, где в 1929 Кожевникову поручили руководить колонией для несовершеннолетних преступников. Впрочем, Макаренко из него не получилось, Кожевников сошел с ума. В письме Горькому он объявил себя императором Иннокентием I, планировал поднять зеков и вести их на Москву. При аресте Кожевников отбивался топором, был жестоко избит и отправлен в Москву, где был расстрелян (несмотря на то, что экспертиза признала его невменяемым).
В 1897 году под Парижем дуэль состоялась. Утречком. Пришли резаться друг с другом два крепких паренька. Прихватили с собой секундантов, врачей. И приступили. Выхватили шпаги. Оба красавцы!
И закончилось бы дело довольно быстро. Если бы не один секундант. Только первый паренёк пырнул другого - кровь, всё такое, пора завершать, не 17 век! всё! по домам с центральным отоплением! Нет, секундант заявил, что ничего страшного! Можно продолжать! Врачи записали " ранен в правую сторону грудной клетки, при чем шпага не проникла далее подкожной клетчатки", хотя там кровищи - моё почтение - разрез же. Второй раз сошлись. Ну, всё, вроде, нормально! Эфесом по зубам получил, отползай - 1897 год на дворе! Но секундант сказал, что "рано прекращать! ничего же не ясно!" Третий раз дуэлянты кинулись друг на друга, уже посматривая на активного секунданта. Взмахи шпаг, изящные выпады, одним глазом на противника, вторым - на секунданта окаянного. Второго дуэлянта в руку правую пронзили. Врачи надели цилиндры. Амба! Шабаш! Поехали завтракать!
Секундант, на которого даже лошади начали коситься, сообщил веско, что "не видит ничего страшного" и в этот раз.
"Зачем я его притащил?" - видимо, подумал один из участников.
"Твою ж маман!" - подумал, наверное, второй участник, - "Тут же форменная мясорубка происходит!"
В четвёртый раз секундант заорал про "давайте шпаги поменяем!".
В пятый раз, наконец, раненный в грудь схлопотал шпагу себе в брюхо. Говоря поэтически, "в нижнюю часть правой стороны живота".
Секундант начал было про " а в принципе-то, в принципе, ничего ещё не ясно, друзья! куда нам, мол, спешить-то! давайте ещё полчасика!", но всё уже пожимали руки и преувеличенно громко говорили друг другу, чтобы скорее, скорее в больницу!
Секундант расстроился ужасно.
Его даже утешать стали, сказали, что в следующий раз! в следующий! потом! понял?! в следующий раз! обязательно! в куски прям! честное слово! просто распиарасим в месиво! тесаками! и того! и другого! врачей в овраге! лошадей сразу! свидетелей до седьмого колена! веришь?! и лес подожжём!
А секундант всё грустил и шампанское пил безо всякого удовольствия. "Тоскливые вы все!" - только и сказал, - "нету у вас никакого, понимаете, чувства...торопыги...чего тогда собирались вообще?! а?! анекдот какой-то устроили...рассказать не о чем!"
Так состоялась дуэль между принцем Анри Орлеанским и графом Виктором-Эмануилом Туринским, сыном бывшего испанского короля.
Секунданта звали Николай Степанович Леонтьев. Который был бывшим есаулом Кубанского казачьего войска и работал графом Абиссинской империи, которую вместе с товарищем своим, архимандритом Ефремом, чуть было не объявил нашей Новоэфиопией в 1894 году.
Хорошо подобранный друг при разборке - первое дело! Не подведёт!
P.S. Пишут тут, что найти не могут участников в Интернете. К материалам дела присоединяю зарисовки.
Дочитал великую книгу Леонида Юзефовича "Зимняя дорога" о последних боях Гражданской в Якутии в 1922-23 годах. Её всю можно разбирать на интересную эпизоды. Вот один.
Победитель белых, бывший анархист и латгаллец Строд в конце 1920-х стал писателем. В двух книгах он описал свою борьбу за советскую власть в Сибири: сначала против атамана Семёнова и барона Унгерна, затем против генерала Пепеляева. К нему пришёл писательский успех. Из Красной Армии его списали по инвалидности: семь ранений во время Первой мировой и Гражданской (одна пуля так и осталась в лёгком). Но он не унывал, советская власть устроила шикарную по тем временам жизнь герою.
Он переехал с женой и сыном в Москву. Получил отдельную квартиру. Как персональному пенсионеру РККА ему шло 200 рублей в месяц, ещё 80 - за три ордена Красного знамени, также 120 рублей была пенсия Якутского правительства. Друзья из РККА ещё и устроили его председателем артели по производству аккумуляторов: там он появлялся несколько дней в месяц и получал за это 300-400 рублей. Итого 700-800 рублей в месяц "вэлфера" (средняя зарплата по стране тогда была 300-350). Плюс большие гонорары за издания и переиздания его книг.
Строда, как многих деятельных людей, оставшихся без дела, потянуло в пьянку. Московская интеллигенция его не приняла, и он бухал с красными командирами и якутами. Началась крамола: сначала обличительные, затем речи перешли в прямые угрозы власти: Строд на полном серьёзе хотел застрелить Сталина.
Строда приняли в ГПУ. Он всё списал на алкоголизм. Подержав его немного в СИЗО, чекисты отпустили Строда на свободу, взяв обязательства больше не бухать и наконец-то заняться делом: написать минимум четыре книги, как он им пообещал. Удивительный гуманизм молодой советской власти: даже в нынешние травоядные времена товарища бы приняли года на два по ст. 282, а то и на 4-5 за "оправдание терроризма".
Но Строд так и продолжал сидеть на "вэлфере", бухал, но уже в одиночку - на рыбалке. Книг так и не написал. А потом наступил 1937-й.
В трех томах. Но какое совпадение! В те годы слово автомат и не встречалось практически (я вообще ответил бы, что появилось не ранее конца 19 века, тем более в русском языке)
«Каз. Тел.» сообщаешь, что астраханская, сельдь все выше и выше поднимается по Волге. Сельдь идет не обычной оплошной массой, а в одиночку, парами и пятками. На этих днях в.-услонскими любителями рыбаками поймано несколько десятков сельдей. Чтобы сельди появлялись на Волге окало Казани, явление весьма редкое, почти небывалое в прежние годы. Появление сельди в среднем плесе Волги объясняется борьбой с хищническим ловом рыбы в низовьях Волги по новому рыбоохранительному закону.
В волжских водах около Казани ловится астраханская сельдь—явление, ранее никогда не наблюдавшееся в среднем плесе Волги.
Сейчас читаю про Венгерскую Советскую республику 1919 года. В частности, про Шандора Гарбаи - социалиста, который ее формально возглавлял (всегда думал, что Бэла Кун - век живи, век учись). Насколько можно понять, он в этом правительстве был одним из немногих венгров:
"Матиас Ракоши позднее шутил, что Гарбаи был выбран на этот пост, чтобы хоть кто-нибудь подписывал смертные приговоры по субботам".
"Люди голодали в Москве, и, конечно, главным образом, «буржуи», хотя бы они и состояли на советской службе... Но провинция хотя и бедствовала, но не в такой степени. И поэтому служащие по временам выделяли из себя особые «продовольственные экспедиции», с разрешения начальства ездившие в провинции за продуктами.
Одна такая экспедиция была командирована служащими наркомвнешторга и при мне... Голод стоял адский, пайков почти не выдавалось. И вот однажды ко мне явился заведующий статистическим отделом М. Я Кауфман, он же председатель исполкома служащих комиссариата, просить разрешения на отправку такой экспедиции за продуктами. Конечно, я разрешил и распорядился приготовить все необходимые документы — разрешения и пр. Служащие собрали по подписному листу какую-то сумму, и выбранные ими две сотрудницы и один сотрудник поехали... Экспедиция эта окончилась печально. Провизии посланные привезли очень мало. Но зато все они дорогой, сидя в нетопленных товарных вагонах, наполненных больными сыпным тифом и вшами, заразились сыпным тифом и, больные уже, возвратились в Москву... Двое из них умерли через два-три дня, а третий, после долгой болезни, хотя и оправился, но остался инвалидом на всю жизнь...
<...>
Но перехожу к трудовой повинности. По возвращении домой «буржуи» должны были исполнять еще разные общественные работы. Дворников в реквизированных домах не было, и всю черную работу по очистке дворов и улиц, по сгребанию снега, грязи, мусора, по подметанию тротуаров и улиц должны были производить «буржуи». И кроме того, они же в порядке трудовой повинности наряжались на работы по очистке скверов и разных публичных мест, на вокзалы для разгрузки, перегрузки и нагрузки вагонов, по очистке станционных путей, для рубки дров в пригородных лесах и прочее.
Для работы вне дома советских, «свободных» граждан собирали в определенный пункт, откуда они под конвоем красноармейцев шли к местам работы и делали все, что их заставляли… В награду за труды каждый по окончании работы (не всегда) получал один фунт черного хлеба. И вот проходя в то время по улицам Москвы, вы могли видеть такие картины: группа женщин и мужчин, молодых и очень уже пожилых, под надзором здоровенных красноармейцев с винтовками в руках, разгребают или свозят на ручных тележках мусор, песок и прочее. Все это «буржуи», т. е. интеллигенты, отощавшие от голода, с одутловатыми, землистого цвета лицами, часто едва державшиеся на ногах. Непривычная работа не спорится и едва-едва идет. Наблюдающие красноармейцы, по временам покрикивающие на «буржуев», насмешливо смотрят на неуклюже и неумело топчущихся на месте измученных людей, не имеющих сноровки, как поднимать тяжелую лопату с мусором, как вообще ею действовать… И посторонний наблюдатель невольно задался бы мыслью: к чему мучить этих совершенно неумелых и таких слабых людей, заставлять их надрываться над непосильной работой, которую тот же надзирающий за ними красноармеец легко и шутя сделал бы в час-два?..
Оттуда же. Ленин об Октябрьской революции. За десяток лет до неё.
"Да, я говорю, несбыточные мечтания, — продолжал он. — И горе нам было бы, нам и всему миру, если бы каким-нибудь хоботом, какой-нибудь нелепой авантюрой Россия или какой угодно, даже самый цивилизованный по нынешним временам народ был бы ввергнут в социалистический строй в современную нам эпоху! Это явилось бы бедствием, мировым бедствием, от которого человечество не оправилось бы в течение столетий!.. Да, прав Иисус Христос, — что ни говорите, а он был не дурак, — и вам, милейший, следовало бы помнить, что он говорил: «Блюдите, да не соблазните единого от малых сил…» А что такое народ, толпа?! Это именно те «малые», о которых он говорил!.. Это соблазн — преступление перед всем миром, перед всем человечеством!! Да, именно. И сколько все мы, пишущие, и говорили, и писали, предостерегая от увлечения социалистическими утопиями, сколько мы доказываем, что всякого рода фурьеризмы (от Фурье. — Ред.) прудонизмы (от П. Ж. Прудона. — Ред.) и оуэнизмы (от Р. Оуэна. — Ред.) ведут только в конечном счете к реакции, глубокой, душной, безысходной реакции, чреватой знаете чем?! — и он вплотную остановился перед несчастным Саней, как бы ожидая от него ответа…
Но тот, точно ошпаренный, упорно молчал. Ленин ждал. Саня, как школьник, не приготовивший урока, не зная, что сказать, стал откашливаться — было жалко на него смотреть.
— Хе, — злорадно снова заговорил Ленин, — эк-хе… Так вот я вам скажу, мой мудрый и почтеннейший Сократ, чем это чревато. Неизбежная в таком случае реакция привела бы к тому, что здоровая сама по себе идея социализма погибла бы, если не совсем, то ее движение было бы застопорено на много десятилетий! Человечество надолго бы было иммунитировано (от иммунитета. — Ред.) этой предохранительной вакциной социализма и получило бы полнейший отврат к нему… Конечно, в конце концов социализм восторжествует, но эта реакция, повторяю, задержала бы поступательное движение его и столь любезную вашему сердцу, не говорю, уму — об уме не приходится говорить — экспроприацию и обобществление капитала
........
далее Ленин завел с тем же Саней разговор о парламентаризме. Дело в том, что в своем докладе Ленин говорил по поводу значения социал-демократической думской фракции. И вот, хотя и робко и запинаясь, Саня, при моем содействии (я знал его взгляды и чисто детские рассуждения и обоснования), высказал свой отрицательный взгляд на парламентаризм. Он повторял, как хорошо натасканный попугай, что парламент отжил свое, что он всюду падает как пережиток и является учреждением чисто буржуазным…
— Вот как! — снова сцепился Ленин с ним. — Так что вы считаете, товарищ Саня, что для России парламентский режим тоже пережиток, который можно спокойно выбросить, как яичную скорлупу! Великолепно, я принимаю ваше глубокомысленное решение и всеми мерами приветствую его. Итак, долой парламенты всего мира, вплоть до старейшего из них английского! Долой!.. Ну, а что же вы предлагаете взамен этих отживших учреждений? Ведь вы, конечно, как ортодоксальный максималист, считаете, что и мировая — о российской мы, конечно, и говорить не желаем — буржуазия выполнила свою историческую миссию, а потому долой и ее?.. Так ведь?
— Да, так, — робко проскрипел Саня.
— Правильно, — ехидным тоном сказал Ленин, — принимаю и даже ставлю вопрос шире. Принимаю, что вообще и демократия, и ее режим тоже отжили свое. Принимаю и приветствую глубокие заключения товарища Сани… Да здравствует максимализм, а следовательно, по-максималистски же и немедленная диктатура пролетариата! Так, верно я говорю? Черт с ними и с крестьянами — ведь и они тоже мелкие буржуа, а значит, говорю о России, пусть и они исчезнут также с лица земли, как рудимент… Хорош. Ну а предлагаемый образ правления, раз вы изволите уничтожить парламент? Ну, мудрый Эдип, разреши!!..
Я не принимал участия в этом неинтересном мне споре, оставляя Саню на произвол судьбы. Я хорошо знал всю нелепость взглядов Сани, если это можно назвать взглядами, но я с любопытством следил за манерой поведения Ленина. Мне казалось, что совершенно невежественный мальчик Саня просто не стоил тех громов, которыми разразил его Ленин.
— Да, вместо парламента нужны облеченные всей полнотой власти советы, — с трудом выжал из себя Саня трафаретный ответ.
— Ну, вот мы, слава Богу, и договорились! — воскликнул Ленин, как-то провокационно ободряя Саню. — Исполать тебе, детинушка, что умел ответ держать. Но вот еще один вопрос, который нам следует разрешить… Раз вы так блестяще разрешили вопрос указанием на советы, может быть, вы скажете мне, а как же быть… — говорю под углом не всего человечества, а с точки зрения наших российских интересов, нам уж не до всего человечества, где уж тут, дай Бог самих себя устроить… Так вот, как быть с идеей Учредительного собрания, этой старой мечтой российского освободительного движения? Что ж, и ее надо похерить?
— Да, похерить, — вымолвил Саня таким тоном, точно он чувствовал, что тонет и что все равно уж пропадать…
Ленин как-то мелко торжествовал. Его маленькие глазки светились лукавством кошки, готовой сейчас броситься на мышонка, перед которым путь к норе был отрезан. И он накинулся на него, пересыпая свои слова совершенно ненужными оскорбительными личными выпадами… Он крикливо и демагогически (хотя мы были втроем) построенными оборотами начал читать ему целую передовую статью о пользе парламента, о том, что демократии предстоит еще широкое будущее, что класс буржуазии далеко не сказал еще своего последнего слова и не скоро его скажет, что диктатура рабочего класса пока еще химера, что Учредительное собрание есть реальная, глубоко затаенная мечта всего русского народа, без различия классовых и иных перегородок, и что оно является необходимым этапом к установлению того правления, которое будет угодно суверенному, свободному народу.
— Ну, а вы, мой мудрый Эдип, уже решили вопрос об этом правлении! Какого черта созывать Учредительное собрание, когда товарищ Саня сам уже решил все!.. Советы, говорите вы? Великолепно, да здравствуют советы и все вообще идеи господ Троцких, Хрусталевых и иже с ними!.. Слава и вам, товарищ Саня, хотя… ах, «муж многоопытный, губит тебя твоя мудрость»…
Попозже в тот же день, когда Саня уже ушел, я обратился к Ленину с дружеским упреком в самой мягкой форме:
— И охота вам была, Ильич, так зло спорить с Саней, — ведь это еще мальчик, попавший в вихрь революции…
— А черт с ним, — как-то подчеркнуто злобно ответил Ленин, — дураков учить надо, ведь дураков, говорит пословица, и в церкви бьют, пусть он сам на себя пеняет, что я его отшлепал…
— Да Саня вовсе не дурак, — ответил я, — это просто мальчик, очень невежественный, который чисто темпераментно пристал к революции и которому и в силу его юности психологически нужно было пристать к самому левому течению…
— Плевать я хотел на него, — грубо и вульгарно отмахнулся Ленин.".
Ведь всё понимал. Умный человек был. Но.... Поддался стихии и соблазну.
Про первое дело Ленина как юриста - он защищал пусек пьяницу-богохульника, судимого по 180 статье (это как нынешняя 148 УК РФ). Спойлер: подсудимого признали виновным, потому что это же российский суд, а в России за сто лет ничего не меняется, но Ленин красавчик и сумел осадить суд, который хотел докинуть бедолаге еще и что-то вроде 282 статьи.
Если бы не мешали судьи, Владимир Ильич, разумеется, поспорил бы с самим законом. Для него не составляло особого труда доказать, что не только ст. 180, но и все остальные 65 статей второго раздела Уложения, трактующего «о преступлениях против веры и о нарушении ограждающих оную постановлений», совершенно не совместимы с принципом свободы совести. Защитнику легко было показать, что все нормы этого раздела демонстрируют «священный союз» буржуазно-помещичьего государства с религией и объясняют, почему царское правительство защищает церковь, а церковь прославляет правительство. Анализируя поступок Муленкова, защитник мог легко доказать его ненаказуемость, ибо он совершен без умысла. Что касается произнесения «крамольных» слов, то в этом виноват, прежде всего, ...«царь- голод».
Прочитал советскую книгу 1937 года о Котовском. Там на полном серьезе написано, что все награбленные деньги он отдавал бедным и "в Красный крест". По причине абсолютной смехотворности в историю про Красный крест, судя по всему, не особо верят даже авторы, а вот раздачу денег даже пытаются доказать. Одна старушка вспомнила, что однажды Котовский дал ей пять рублей (сущий мизер, примерно 1-2 тысячи в современных реалиях, особенно если учесть, что каждый грабеж приносил Котовскому несколько тысяч в рублях того времени).
Есть и обстоятельный, но выдуманный рассказ некой дамы:
"Я знаю, что ты и муж твой люди бедные, — сказал мне Котовский. — Вот вам немного денег, купите корову, лошадь, заведите себе хозяйство. Бери, не бойся». Он протянул мне несколько бумажек. Я хотела их взять, но в это время показался помещик, и я, испугавшись его, отказалась от денег, хотя они нам были очень нужны. Котовский уехал, но через два дня к нам пришел какой-то неизвестный человек, разыскал моего мужа и вручил ему конверт, в котором было тридцать рублей".
Почему рассказ выдуманный? Потому что любой человек, помнивший цены дореволюционной эпохи, рассмеялся бы в лицо. Корова стоила не меньше 50 рублей, нормальный конь - еще дороже. 30 рублей в то время - зарплата самого неквалифицированного чернорабочего.
Сейчас это выглядело бы так: Котовский дает даме 15 тысяч рублей и советует купить на них пару автомобилей.
Забавно, что буквально через пару абзацев после информации о раздаче всех денег бедным, появляется весьма красноречивое описание вояжей Котовского в города:
"На собственном выезде, важно восседая в фаэтоне, появлялся Котовский в Кишиневе, останавливался в перворазрядных гостиницах, покупал первые места в театрах, посещал кондитерские и рестораны. Разодетым барином он прогуливался по кишиневским улицам, ожидая встречи с нужными ему людьми"
