12(1) На месте разрушенного Иерусалима он основал город, который назвал Элия Капитолина, а на месте храма Бога воздвиг храм Юпитеру, и это привело к войне весьма значительной и продолжительной,(2) ибо иудеи считали недопустимым, что в их городе поселятся иноземцы и укоренятся чужие святыни; и, пока Адриан находился неподалеку в Египте и потом снова в Сирии, они не предпринимали никаких действий, кроме того, что оружие, которое им было предписано изготовить, они умышленно делали худшего качества, рассчитывая сами воспользоваться им, если римляне его отвергнут; но, когда он оказался далеко, они открыто восстали.(3) Они не отваживались вступать с римлянами в открытое сражение, но занимали выгодные пункты на местности и снабжали их подземными ходами и стенами, с тем чтобы в том случае, если противник станет их одолевать, иметь убежища и скрытно сноситься друг с другом под землей, и на определенном расстоянии проделывали в этих подземных ходах лазы наружу, чтобы дать доступ воздуху и свету.

13(1) Поначалу римляне вовсе не обращали на них никакого внимания. Вскоре, однако, вся Иудея пришла в возбуждение, и иудеи волновались повсюду, собирались вместе и как тайком, так и в открытую выказывали великую враждебность римлянам; и многие другие иноземные народы из своекорыстных побуждений присоединялись к ним, и, можно сказать, весь мир в связи с этими событиями пришел в движение. Тогда только Адриан послал против них своих лучших полководцев, первым среди которых был Юлий Север, направленный против иудеев из Британии, где он был наместником.

Именно поэтому я смеюсь. Из этого я учу правило: если идолопоклонникам Всевышний дает спокойную жизнь и не наказывает их, то какой огромной будет награда тех, кто выполняет волю Его!?

Прозвищем Аврелия Антонина было Пий, т. е. Благочестивый. На нем не было почти ни одного пятна порока.

(2) Он принадлежал к весьма древнему роду из муниципия Ланувия, был сенатором столицы.
(3) Он был настолько справедлив и обладал таким добрым нравом, что ясно этим доказал, что ни мир, ни продолжительный досуг не портят некоторых характеров и что города могут благоденствовать, если только управление их будет разумно.
(4) Итак, в продолжение всех двадцати лет своего управления, в течение которого он с большой пышностью отпраздновал девятисотый юбилейный год города Рима, он оставался все таким же.
5) Разве только что он может показаться бездеятельным, потому что не получил ни одного триумфа. Но на самом деле это не так; ведь несомненно, большая заслуга в том, чтобы никого не беспокоить без причины и не вести войны ни с каким мирным народом (только) ради показа своего мужества.

Если хочешь быть добрым, прежде всего считай себя злым.

Если нас пригласят к обеду, мы едим то, чем нас потчуют, Когда кто-либо попросит у хозяина подать ему рыбного или пирожное -- его назовут невежей. В жизни между тем мы требуем от богов, чего они не могут нам дать, требуем притом, получивши от них очень многое.

Когда бы ты родился в Персии, ты не захотел бы жить в Греции, нет, ты желал бы жить счастливо в своем отечестве. Зачем же, родившись в бедности, ты стараешься разбогатеть и не хочешь жить счастливо, оставаясь тем, кем был раньше?..

Не ходи туда, куда нельзя пройти, не надейся на то, на что нельзя надеяться.

Пиррон говорил, что между жизнью и смертью нет разницы. Когда его спросили, почему же тогда он не умирает, он ответив "Потому что жизнь и смерть -- одно и то же".

Зависть -- враг счастливых.

Помни, что такое человек, и будешь равнодушен ко всему происходящему.

Когда один молодой хвастун говорил в театре, что он умен. потому что беседовал со многими философами, Эпиктет заметил ему: "Вот и у меня много знакомых богачей, а все же я не богач!"

36. Азия, Европа — закоулки мира. Целое море — для мира капля. Афон — комочек в нем. Всякое настоящее во времени — точка для вечности. Малое все, непостоянное, исчезающее. Все оттуда идет, либо устремляясь прямо из общего ведущего, либо как сопутствующее. И алчная пасть, и отрава, и всякое злодейство точно так же, как колючка или грязь, есть некое последующее сопутствие тем строгим и прекрасным вещам. Так не представляй же себе это чуждым тому, что ты чтишь. Нет, о всеобщем источнике помышляй.

Марк же обладал такой мудростью, мягкостью, честностью и так был предан науке, что когда он собирался с сыном своим Коммодом, которого сделал цезарем, в поход против маркоманнов, все ученые стали его убеждать, чтобы он не делал этого и не вступал в сражение, пока не изложит все возвышенные тайны [раскрытые им] в философии

Когда Кассий поднял мятеж в Сирии, Марк в великой тревоге вызвал из Рима своего сына Коммода, которому уже пора было облачиться в тогу взрослого. Кассий по происхождению был сирийцем из Кирра и проявил себя превосходнейшим мужем, таким, какого всякий желал бы иметь императором, если бы только он не был сыном того самого Гелиодора, который достиг начальствования над Египтом благодаря своему ораторскому искусству.

(3) Кассий, однако, допустил ужасную ошибку, введенный в заблуждение Фаустиной (она была дочерью Антонина Пия), которая, решив, что ее пораженный болезнью муж вот-вот умрет, испугалась, что власть перейдет к кому-нибудь другому, поскольку Коммод был и слишком юн, и простодушен, и что ей придется стать частным лицом, и поэтому втайне уговорила Кассия приготовиться к тому, чтобы, если что-то случится с Антонином, и ее взять в жены, и императорскую власть приобрести.

Итак, пока он обдумывал, что предпринять, ему пришло известие, что Марк скончался (в подобных обстоятельствах положение дел всегда представляется хуже, чем оно есть на самом деле), и он сразу же, не дожидаясь подтверждения этой вести, заявил о своем притязании на власть на том основании, что он будто бы уже был избран воинами, которые находились тогда в Паннонии.

(2) И несмотря на то, что ему вскоре стала известна вся правда, он тем не менее, раз уж ринулся вперед, не свернул с пути, но в короткое время овладел всей областью к югу от Тавра и стал готовиться к тому, чтобы добиться власти вооруженным путем.

(2) Пока Марк готовился к междоусобной войне, одновременно поступили известия и о ряде побед, одержанных над различными варварами, и о смерти Кассия. На Кассия, шедшего пешком, напал центурион Антоний и внезапно нанес ему удар в шею, хотя и не смертельный.

(3) Антоний, которого его конь по инерции увлек дальше, не довел дело до конца, так что Кассий, казалось, избежал гибели, но в это время декурион завершил то, что осталось несделанным. Отрезав своей жертве голову, они поспешили навстречу императору.

(1) Примерно в это же самое время рассталась с жизнью и Фаустина, то ли от мучившей ее подагры, то ли каким-то иным образом, дабы не быть уличенной в сговоре с Кассием. Однако Марк, не читая, уничтожил все бумаги, найденные в шкатулках Пудента, с тем чтобы не знать даже имен заговорщиков, которые что-то писали против него, и не проникнуться поэтому против своей воли ненавистью к ним.

(2) Рассказывают также, что Вер, заранее посланный в Сирию, которую он получил в управление, уничтожил эти бумаги, обнаруженные среди личных вещей Кассия, сказав, что этим он, верно, доставит императору наибольшую радость, а если же прогневит, то лучше уж погибнуть ему одному, чем многим.

Однако на его долю не выпало того счастья, коего он заслуживал, ибо он не отличался телесным здоровьем и на протяжении почти всего своего правления сталкивался с неисчислимыми бедствиями. Я же, однако, скорее именно поэтому и удивляюсь ему, поскольку среди стольких ужасных и небывалых событий он и сам остался в живых, и сохранил державу.

(4) Только одна вещь не позволила ему достичь счастья, а именно то, что, воспитав своего сына и дав ему насколько возможно лучшее образование, он совершенно в нем разочаровался. Но об этом речь будет дальше; ибо история наша теперь переходит от золотого царствования к царству железа и ржавчины, каким оказалось в то время государство римлян.

Когда весть о его смерти достигла Рима, весь город предался печали; сенаторы, в траурных одеждах, проливая слезы, собрались в курии. (14) И чему с трудом верили в отношении Ромула, теперь все единогласно признали, что Марк был взят на небо. В его честь постановили учредить храмы, колонны и много других памятников.

Он Коммод не был коварным от природы, но, напротив, как и любой из людей, был рожден незлобивым, однако из-за своего простодушия, а вдобавок и боязливости стал рабом своих приятелей и их стараниями, по неведению, вначале был уведен с лучшего пути, а затем дошел до разнузданных и кровожадных привычек, которые стали его натурой.(2) Мне кажется, что Марк и это предвидел со свойственной ему проницательностью. Коммоду было девятнадцать лет, когда умер его отец, оставив ему многочисленных опекунов из числа лучших сенаторов. Пренебрегая их советами и назиданиями, он, заключив перемирие с варварами, устремился в Рим, поскольку терпеть не мог тяжелых трудов и всей душой жаждал беззаботной жизни в Городе.

17. Аврелий Коммод, сын Марка Антонина, и сам носивший то же имя Антонина, правил тринадцать лет. (2) Он с самого начала показал, каким он будет в дальнейшем: когда в последние часы отец его убеждал не дать оправиться сильно уже ослабленным варварам, он ему ответил, что человек, полный сил, хотя бы понемногу, но может выполнить разные дела, а мертвый ничего. (3) Он всех превзошел жестокостью и сластолюбием, алчностью и грубостью, никому не был верен и особенно суров с теми, которых раньше возвысил почестями и щедрыми дарами. (4) Он настолько сбился с пути, что часто сражался на арене цирка с оружием гладиаторов.

4(1) Коммод допускал немало постыдных поступков и убил великое множество людей. Многократно против него затевались заговоры, и сам он убил великое множество людей, мужчин и женщин, одних — открыто, других — тайно, с помощью ядов; можно сказать, он уничтожил всех, кто достиг высокого положения при его отце и при его собственном правлении,

(2) кроме Помпеяна, Пертинакса и Викторина, которых по непонятной причине он оставил в живых. Я рассказываю об этом, как и обо всем остальном, уже не с чужих слов, а на основании собственных наблюдений. По прибытии в Рим Коммод обратился к сенату с речью, в которой, среди прочей пустой болтовни и разных похвал в свой собственный адрес, он рассказал и о том,(3) как он однажды спас отца, вытащив его из глубокой трясины, куда тот свалился с коня. Вот такие-то речи он и произносил самым торжественным образом.

(4) Когда Коммод входил в амфитеатр, к нему со злым умыслом подступился Клавдий Помпеян, который в тесном проходе поднял меч и сказал: «Смотри, вот что послал тебе сенат». Этот человек некогда был помолвлен с дочерью Луциллы, но любовную связь имел и с ней, и с матерью девушки.(5) Благодаря этому он завел приятельские отношения с Коммодом, так что и пировал вместе с ним, и был его сотоварищем в юношеских забавах. А Луцилла, которая ни скромностью, ни благоразумием не отличалась в лучшую сторону от своего брата Коммода, ненавидела своего мужа Помпеяна. Потому-то она и убедила его совершить нападение на Коммода и не только погубила мужа, но и сама погибла, будучи изобличена.

22(1) И он на самом деле умер, а точнее был убит, очень скоро. Дело в том, что Лет и Эклект, удрученные его поведением, а к тому же и напуганные, так как он произносил в их адрес угрозы, когда они мешали ему вести себя подобным образом, составили против него заговор.(2) Дело было так. Коммод захотел убить обоих консулов, Эруция Клара и Сосия Фалькона, и в новогодний день в звании «консула и секутора» выйти из гладиаторской казармы. Ведь там самая первая комната принадлежала ему, словно он был одним из них.(3) И пусть никто не сомневается в этом. Он и на самом деле, отрезав голову у Колосса и приделав вместо нее свою собственную, вручив статуе дубину и положив у ее ног бронзового льва, чтобы походить на Геракла, сделал на ней надпись, в которой ко всем уже названным своим титулам добавил следующие: «Перворазрядный секутор, единственный левша, победивший двенадцать (если я не ошибаюсь) раз по тысяче соперников».

(4) При этих обстоятельствах Лет с Эклектом и подготовили покушение на него, поделившись своим замыслом с Марцией. В последний день года, ночью, когда все люди были заняты празднованием, они с помощью Марции дали ему яд в говядине.(5) Однако благодаря вину и баням, в чем он никогда не знал меры, Коммод не умер сразу, но изрыгнул часть съеденного и поэтому заподозрил, что именно ему дали. Когда он разразился угрозами, они подослали к нему некоего Нарцисса, атлета, и тот удавил его во время купания.

(6) Такой конец настиг Коммода после двенадцати лет, девяти месяцев и четырнадцати дней правления. Прожил он тридцать один год и четыре месяца, и на нем закончилась императорская династия настоящих Аврелиев.

1(1) Пертинакс принадлежал к числу благородных и достойных людей, но правил очень короткое время, а затем был умерщвлен воинами. Пока еще не было известно о том, что случилось с Коммодом, к Пертинаксу пришли люди Лета и Эклекта и сообщили о содеянном. Они охотно избрали его благодаря его достоинствам и положению.

(2) Повидавшись с ними и выслушав их, Пертинакс отправил самого доверенного из своих товарищей, чтобы тот своими глазами увидел тело Коммода. Когда же тот подтвердил рассказ о содеянном, Пертинакс был тайно доставлен в военный лагерь. Воины пришли в смятение, но затем Пертинакс благодаря присутствию сторонников Лета и щедрым обещаниям (а он заявил, что выдаст каждому по три тысячи денариев) привлек их на свою сторону.

(3) И они оставались бы в совершенно мирном настроении, если бы в конце своей речи он не произнес что-то вроде следующего: «Есть, о соратники, и много неприятного в нынешних обстоятельствах, но прочее с вашей помощью будет приведено в порядок». Услышав это, они заподозрили, что всему тому, что вопреки обычаю было даровано им Коммодом, будет положен конец, и преисполнились недовольства, но тем не менее сохраняли спокойствие, скрывая свой гнев.

(4) Покинув лагерь преторианцев, он прибыл в сенат еще затемно и радушно приветствовал нас, так что всякий, насколько это было возможно в толкотне и давке, мог подойти к нему. Затем он без подготовки обратился к нам со следующей речью: «Воины провозгласили меня императором, но я не ищу этой должности и сегодня же откажусь от нее как из-за своего преклонного возраста и слабого здоровья, так и в связи с удручающим положением государственных дел».

(5) Не успел он это сказать, как мы воздали ему искреннюю похвалу и избрали его надлежащим образом. Ведь он обладал превосходными душевными качествами и был крепок телом, если не считать того, что ему немного мешала болезнь ног.

2(1) Таким образом, Пертинакс был объявлен императором, а Коммод — врагом, которого и сенат, и народ стали в один голос осуждать в самых крепких выражениях.

И в самом деле, если не говорить о прочем, его изваяния и изображения были не только более многочисленными, но и более крупными, чем статуи и портреты императоров,(7) и устанавливались они не только в других городах, но и в самом Риме, причем от имени не только частных лиц или общин, но и самого сената. Кроме того, все воины и сенаторы клялись «Фортуной Плавциана» и все граждане возносили молитвы за сохранение его жизни.

15(1) Самым главным виновником этого был Север, который до такой степени уступил Плавциану все полномочия, что тот играл роль императора, а сам Север — роль префекта. Действительно, помимо прочего, Плавциан в точности знал всё, что Север говорил и делал, а в тайны самого Плавциана не был посвящен никто.(2) Север обручил его дочь со своим сыном, обойдя вниманием множество девушек из почтенных семейств, назначил его консулом и чуть ли не молил богов о том, чтобы Плавциан стал его преемником на посту императора, а однажды даже написал следующее: «Я люблю этого человека так, что молюсь о том, чтобы умереть раньше него».

7(1) Сыновья Севера, Антонин и Гета, словно бы избавившись в лице Плавциана от надсмотрщика, пустились во все тяжкие. Они путались с женщинами и растлевали мальчиков, сорили деньгами, приятельствовали с гладиаторами и колесничими, состязались друг с другом там, где имели общие интересы, но ссорились там, где их устремления расходились,(2) ибо если один увлекался чем-то, то второй непременно выбирал прямо противоположное. В конце концов они затеяли друг с другом некое состязание, устроив гонки на упряжках пони, и соперничали столь сильно, что Антонин свалился со своей двуколки и сломал ногу.

(3) Во время болезни и лечения своего сына Север не пренебрегал ни малейшей своей обязанностью, но вершил суд и занимался всеми делами, относящимися к власти. За это он удостоился похвал, а за умерщвление Квинтилла Плавциана — осуждения. Он предал смерти и многих других сенаторов, причем некоторых после того, как им должным образом в его присутствии предъявляли обвинения, давали возможность выступить в свою защиту и выносили приговор.

11(1) Север, видя, что его сыновья отклонились от должного образа жизни, а войска расслабились от праздности, предпринял поход в Британию, хотя и понимал, что он оттуда не вернется. Он узнал об этом прежде всего по звездам, под которыми родился (и которые он распорядился изобразить на потолках тех комнат во дворце, где он обычно вершил суд, с тем чтобы они были у всех на виду, за исключением той части неба, которая, как выражаются астрологи, «указывает на час», когда он появился на свет; эту часть он не изобразил одинаковым образом в разных комнатах); слышал он о своей судьбе и от предсказателей.

(2) Ведь удар молнии поразил его статую, стоявшую у ворот, через которые он собирался выступить в поход, и обращенную на ту дорогу, что вела к месту назначения; при этом он уничтожил три буквы из его имени. По этой причине, как пояснили предсказатели, он и не вернется, но на третий год после этого расстанется с жизнью. Взял он с собой огромное количество денег.

14(1) Антонин причинял ему бесконечные тревоги и беспокойство и своим разнузданным образом жизни, и явной готовностью при первой возможности убить брата, и, наконец, тем, что он затевал заговор и против самого императора.

Обычно еще до рассвета он занимался каким-нибудь делом и потом совершал прогулку, обсуждая и слушая вопросы, относящиеся к интересам державы; после этого вершил правосудие, если только не было какого-нибудь большого празднества. При этом он поступал наилучшим образом, ибо он и тяжущимся сторонам времени предоставлял в избытке, и нас, своих советников по судебным делам, наделил полной свободой слова.(2) Судебными делами он занимался до полудня и затем совершал конную прогулку, насколько позволяли ему силы, после чего, выполнив некоторые гимнастические упражнения, мылся в бане. Завтракал он весьма обильно либо в одиночку, либо со своими сыновьями. Потом он обыкновенно ненадолго ложился вздремнуть и, поднявшись, посвящал себя прочим обязанностям, а далее во время прогулки предавался занятиям греческим и латинским красноречием.(3) Затем вплоть до вечера он снова мылся и обедал вместе со своими приближенными; он ведь очень редко приглашал кого-либо из посторонних и устраивал пышные пиры только в те дни, когда это было совершенно необходимо.(4) Прожил он шестьдесят пять лет, девять месяцев и двадцать пять дней (он ведь родился одиннадцатого апреля), из них правил в течение семнадцати лет, восьми месяцев и трех дней. Он вообще был настолько деятелен, что, даже испуская дух, прошептал: «Давайте действовать, у нас еще есть дела».

1(1) После этого всю власть захватил Антонин, ибо на словах он, конечно, делил ее со своим братом, но в действительности с самого начала правил единолично. Он заключил мир с варварами, оставил их земли и вывел гарнизоны из крепостей. Что же касается его ближайшего окружения, то одних, включая префекта Папиниана, он уволил, а других казнил, и в том числе своего воспитателя Эвода, а также Кастора, свою жену Плавтиллу и ее брата Плавция.(2) Даже в самом Риме он погубил человека, в котором не было ничего особенного, кроме его занятия, сделавшего его довольно известным. Речь идет о колесничем Евпрепе, поплатившемся жизнью за то, что поддерживал ненавистную Антонину цирковую партию. Так он и погиб, достигший уже пожилого возраста и увенчанный победными венцами на многих состязаниях. Ведь это он одержал семьсот восемьдесят две победы, чего не добивался никто другой.(3) Брата же своего Антонин желал убить еще при жизни Севера, но тогда он не мог пойти на это из-за отца, а позднее по дороге в Рим — из-за легионеров. Ибо солдаты были весьма благосклонны к Гете, особенно потому, что внешне он был очень похож на Севера. Когда же Антонин прибыл в Рим, то он и от брата избавился.(4) Оба они, конечно, делали вид, что относятся друг к другу с любовью и почтением, но поступали прямо противоположным образом, и становилось очевидным, что между ними случится нечто ужасное.

4(1) Из числа императорских вольноотпущенников и солдат, находившихся на службе у Геты, Антонин немедленно убил двадцать тысяч человек, включая и мужчин, и женщин, где бы во дворце ни находился кто-либо из них; из людей же выдающихся он казнил наряду с прочими также Папиниана.

Послушайте похоронный барабанный бой последних пятидесяти лет:

отличного властителя и примерного сына, Александра Севера прикончили его же солдаты; заодно убрали и его замечательную матушку Маммею, которая быстро схлопотала себе саван;

трон перешел к Гордиану Первому, но Гордиан Первый сам себя порешил, узнав, что дюжий Максимин (рост — метр девяносто) ухлопал его сына Гордиана Второго;

что касается Максимина, а равным образом и Максима, которого этот верзила сделал цезарем, — из них обоих войско приготовило недурное жаркое;

подошла очередь царствовать Бальбину, но и его быстро укокошили преторианцы;

затем наступил черед Гордиана Третьего сесть на трон. Его вместе с опекуном и регентом Мисистеем спровадил на тот свет Филипп Араб;

немного погодя гвардейцы Деция прикончили упомянутого Филиппа Араба во время торжества в память сражения при Вероне, а сынку его, Филиппу Арабчику, набили полон рот римскими муравьями — лет двенадцать было бедняжке, не больше;

Децию в свою очередь изменили его же генералы и выдали готам, а эти варвары тут же выпустили из него кишки;

Галла, следующего, пристукнули его солдаты и после того, как он был consumatum, перешли на сторону Эмилиана;

эти же самые душегубы по прошествии нескольких месяцев угрохали Эмилиана по совету Валериана;

страдалец и человек передовых взглядов, Валериан попал в руки персу Сасаниду Шапуру. Азиаты его пытали, преспокойно кастрировали, довели своими фокусами до безумия, заточили в клетку, как зверя, и напоследок разорвали на куски, живодеры!

Галлиена, ретивого поэта и сына Валериана, отправили к праотцам заговорщики, которых подстрекал к расправе генерал по имени Аврелий;

Клавдий Второй, который пришел вслед затем, расправился с Аврелием — и правильно сделал;

чума или отрава — точь-в-точь как чума — свела в могилу Клавдия Второго;

далее объявился некий Квинтилий, выдававший себя за брата умершего, но вскоре он покончил с собой, а на самом деле кто-то выпустил кишки из этого Квинтилия через семнадцать дней после того, как он обрядился в императорский пурпур;

нежданно-негаданно вырвался вперед Аврелиан, железная рука, единственный в этой payroll [9] достойный звания императора, что не помешало вышибить из него дух вольноотпущенному Мнестею, над которым вскоре прочли отходную, благодаря стараниям генерала Макапура;

призвали тогда Тацита, почтенного старца семидесяти пяти лет, впалая грудь которого отнюдь не томилась жаждой власти. Его короновали против воли, а вскоре перерезали глотку;

поскольку Флориан, брат и наследник Тацита, думал, что можно править без поддержки войска и согласия сената, то не прошло и трех месяцев, как этому наивному простаку свернули шею;

на сцену вылез Проб, человек неглупый и осторожный; ему удалось продержаться в седле шесть лет. Тут он решил, что настало время заставить солдат поработать в сельском хозяйстве, и они в мгновение ока смастерили ему отличный дубовый ящик;

год спустя неизвестно куда исчез Кар. Одни говорят — его ударила молния, другие говорят — ударил тесть;

остался Нумериан, сын Кара, но префект Арий Апр быстренько пустил его в расход.

В этот момент я и рванул на просцениум и, чтобы не отставать от других, снес голову Арию — впрочем, купил для него заранее нишу. В ту же пору Карин, законный претендент на корону, был стерт с лица земли одним трибуном, у которого упомянутый Карин увел супругу.

Империя ли это, достойная уважения, или трагическая трилогия Эсхила?

9(1) Антонин, сей величайший поклонник Александра, был великий любитель расточать деньги на воинов, которых в большом количестве имел при себе, ссылаясь то на один повод, то на другой, то на одну войну, то на другую; при этом его задачей было ограбить, разорить, изничтожить всех остальных людей, и сенаторов в особенности.

(2) Прежде всего по поводу якобы одержанных над врагами побед он все время требовал золотых венков (я говорю не о самом изготовлении золотых венков — ведь разве это чего-нибудь стоит? — но о выплате под этим названием огромных сумм денег, которыми, согласно обычаю, города, что называется, «увенчивают» императоров).(3) Мы также были обязаны поставлять ему продовольствие отовсюду и в больших количествах, иногда даром, а иногда и себе в убыток; и все это он раздавал воинам либо распродавал.

1(1) Затем Антонин развязал войну с парфянами под тем предлогом, что Артабан ответил ему отказом, когда он попросил руки его дочери (ибо царь прекрасно понимал, что на словах Антонин выражал намерение взять в жены его дочь, но на самом деле жаждал завладеть Парфянским царством). Благодаря внезапности своего вторжения, Антонин опустошил значительную часть прилегающих к Мидии земель,(2) разрушил многие крепости, взял Арбелу и, разрыв погребения парфянских царей, рассеял их прах, а всё потому, что парфяне тогда не вступили с ним в сражение.

(3) Тем не менее каких-либо значимых событий, о которых можно было бы упомянуть, тогда не произошло, за исключением одного случая, когда два солдата, добыв мех с вином, предстали перед императором и каждый из них утверждал, что эта добыча принадлежит только ему; затем, получив от Антонина приказ поделить вино поровну, они обнажили мечи и рассекли мех пополам, рассчитывая, что каждый получит свою половину вместе с вином.(4) Каково же было их почтение к императору, если они беспокоили его по таким пустякам, и каким же умом они обладали, если лишились одновременно и меха, и вина!

3(1) Когда парфяне и мидийцы пришли в неописуемую ярость от тех бедствий, которые они претерпели, и стали собирать большое войско, его охватил великий страх. Ибо у него было предостаточно наглости для того, чтобы расточать угрозы, да и опрометчивости в начинаниях ему было не занимать, но он оказывался величайшим трусом перед лицом опасности и был совершенно не способен преодолевать трудности.(2) Он уже не мог выносить ни зноя, ни тяжести доспехов, но надевал туники с рукавами, сшитые так, чтобы они в некоторой степени походили на нагрудный панцирь, для того, чтобы он, производя впечатление человека, одетого в доспехи, мог бы уберечь себя от заговорщиков и снискать уважение окружающих. Он часто облачался в такое одеяние и в мирной обстановке.

(4) Варвары, увидев, что он за человек, и, услышав, что римское войско многочисленно, но солдаты из-за прежней привольной жизни (кроме всего прочего, они зимовали в частных домах и распоряжались всяким имуществом гостеприимных хозяев как своим собственным), а также от трудов и страданий, выпавших тогда на их долю, настолько утомились телом и ослабли духом,(5) что уже стали равнодушны к денежным поощрениям, которые они обычно получали от Антонина в большом количестве, — осознав всё это, варвары воспряли духом, словно римские воины оказались для них скорее соратниками, нежели врагами

(4) Восьмого апреля, когда император отправился из Эдессы в Карры и слез с лошади для того, чтобы справить нужду, Марциалий, приблизившись к нему, будто бы желая что-то сказать, нанес удар кинжалом. Он тотчас же бежал и сумел бы ускользнуть, если бы избавился от орудия убийства.(5) Ведь именно по кинжалу его узнал один скиф из окружения Антонина, после чего Марциалий был поражен копьем, а того скифа ... убили военные трибуны, подоспевшие будто бы на помощь. Упомянутый скиф оказался тогда при императоре не только как солдат вспомогательных войск, но и как своего рода телохранитель.

1(1) Итак, Авит, он же Лже-Антонин, он же Ассириец, он же Сарданапал, и он же Тиберин (такое прозвище было дано посмертно, после того, как его тело сбросили в Тибр), на следующий день после победы вступил в Антиохию, предварительно пообещав сопровождавшим его солдатам по пятьсот денариев на каждого, дабы уберечь город от разграбления, которого так сильно жаждали воины. Эти деньги он частично взыскал с населения.(2) Он также отправил в Рим послание, в котором, как и следовало ожидать, возводил хулу на Макрина и прежде всего злословил о его низком происхождении и заговоре против Антонина.

13(1) Этот Сарданапал, который считал, что и богам надлежит сочетаться законным браком, вел крайне развратную жизнь. Ибо он и в жены брал многих женщин, и с еще большим их числом вступал в связь, не освященную никаким законом, и не потому, что сам нуждался в женщинах, но потому что стремился подражать их поведению, деля ложе со своими любовниками, и желал найти соучастниц своего разврата, обращаясь ко всем любовницам без разбора.

После того, как был убит Лже-Антонин, власть принял его двоюродный брат Александр, сын Мамеи. Он тотчас провозгласил свою мать Августой, и она взяла управление державой в свои руки, а вокруг сына собрала мудрых мужей, дабы они благотворно влияли на его нрав. Она также выбрала в качестве советников лучших сенаторов, сообщив им о том, что надлежит предпринять.

...........
(5) Выкрикивая подобного рода обвинения, они оставались некоторое время на месте; когда же войско Максимина было уже в пределах видимости и молодежь криками призывала воинов оставить скаредную бабу и трусливого мальчишку, раба своей матери, и присоединиться к сильному и разумному мужу, соратнику, который всю жизнь провел среди оружия и в ратных делах, воины, убежденные этим, покидают Александра, присоединяются к Максимину и все провозглашают его императором.

(6) Александр же, трепеща и теряя присутствие духа, с трудом возвращается в свою палатку; обняв мать и, как говорят, горько жалуясь и обвиняя ее, что из-за нее он это претерпевает, покорно стал ожидать убийцу. В это время Максимин, провозглашенный Августом всем войском, посылает трибуна и нескольких центурионов убить Александра и его мать, и тех из его окружения, кто окажет сопротивление.

(7) Они, придя на место и ворвавшись в палатку, убивают его самого и мать его, и тех, кто слыл его другом и приближенным. Немногим из них удалось ненадолго бежать или скрыться; всех их впоследствии Максимин схватил и предал смерти.

(8) Такой конец постиг Александра и его мать после четырнадцатилетнего по отношению к подданным безупречного и не знавшего кровопролитий царствования; склонный к человеколюбию и благодеяниям, он был чужд убийств, жестокости и опрометчивых поступков. Во всяком случае, царствование Александра полностью заслужило бы добрую славу, если бы ему не ставили в упрек сребролюбие и скаредность матери.