Жители поселка Ла-Ринконада буквально живут на небесах. Однако иметь дом на высоте 5 км над уровнем моря не всегда значит жить легко.
Ла-Ринконада — перуанский город. Поселение расположено Андах, недалеко от границы с Боливией. Большую часть времени температура в городе не превышает 0 C°. Всего в поселке проживает около 50 000 человек. Жители существуют за счет работы на золотых шахтах, которые никак не регулируются правительством.
Фотограф Уолкер Дэвидсон сделал серию фотографий о жизни за облаками, которая на деле оказалась очень и очень суровой.
Поселение было основано на высоте 5100 метров над уровнем моря и существует в тени Бэлла Дурмиенте — или Спящей Красавицы — огромного ледника, возвышающегося над городом.
В поселение ведет лишь одна тропа, покрытая грязью, камнями и травой. Большую часть времени дорога скована льдом, и путь до Ла-Риконады может занять несколько дней.
В городе, лишенном отелей и больниц, нечасто встретишь туристов. Более того, правительство мало озабочено тем, что происходит в Ла-Риконаде.
Жители ведут достаточно бедное существование и выживают за счет нерегулируемых запасов золотого металла, скрытого в недрах горных вершин.
Между 2001 и 2009 годами стоимость золота выросла на 235%. Вместе с ценой на металл выросла и численность населения поселка — до 30 000 человек. С учетом того, что ресурсы пока не заканчиваются, население растет, и сегодня его численность составляет около 50 000 человек.
Большинство населения состоит из оптимистичных перуанцев, которые решили обогатиться, работая на золотых шахтах. Шахтеры здесь не получают стандартную зарплату, зато могут претендовать на все золото, которое найдут в последний день месяца.
Золотые запасы добывались в Андах веками, еще со времен поселения инков. Ежедневно рабочие тратят полчаса на подъем к шахтам, где сталкиваются с ужасными условиями труда: кислорода в шахтах недостаточно, а рабочие дышат воздухом с повышенным содержанием ртути и цианида.
Рядом с поселением нет природных источников воды, что делает невозможным создание канализационной системы. Утилизация мусора также лежит на плечах горожан.
Озеро, которое видно на этой фотографии, сильно загрязнено ртутью и цианидом, поэтому его воды не пригодны для питья или использования в быту.
Побывать в Северной Корее – всё равно что перенестись на машине времени в советское прошлое. Коллективистическое общество, пионеры, архитектура, образ жизни, схожая идеология. Дисциплина и требование подчинению правилам становятся очевидны сразу же по прилёту. В отличии от остального мира в самолёте никто не вскакивает с мест и не стоит в проходе. Все терпеливо ожидают в кресле приглашение к выходу.
После прибытия в Пхеньян понимаешь, что реальность оказалась совсем иной, чем ты читал. Прежде всего, удивляет, как страна, находящаяся под жесточайшими в мире санкциями, добилась таких результатов и пытается идти своим путём.
В стране существует всеобщая обязанность трудиться. Поэтому днём на улицах людей немного, по фотографиям это заметно. Утром и вечером в Пхеньяне, например, даже бывают пробки. Максимум десятиминутные, но всё же пробки.
Сложно ли было снимать свой репортаж? Если честно, я думал, что мне мало что удастся сфотографировать. Принято, что иностранного путешественника в Северной Корее круглосуточно сопровождают три человека – водитель, охранник и переводчик-гид. Поэтому снять «случайно» что-то крамольное если нужно, то можно, но сложно.
Мои сопровождающие, люди опытные в этом вопросе, заметив мой фотоаппарат, явно непохожий на туристическую мыльницу, сразу обозначили позицию чего просят не снимать. На удивление список был только из двух пунктов. «Уважительно» снимать монументы и не направлять камеру в сторону военных объектов. Стоит заметить, что в странах арабского востока запретов несколько больше.
Несмотря на это, на свой страх и риск, я, конечно, пытался обойти заперты. Но если и удавалось что-то снять, то под надзором приходилось удалять снимки. Спорить бесполезно, можно нарваться на конфискацию всего отснятого материала и потерять доверие. Приведу пример того, что просили удалить из отснятого материала. Представьте картину: на улице стоит вешалка, на ней в ряд на плечиках висят кители, рядом солдаты срочной службы в белоснежном нательном белье лопатами месят цемент. Смотрится выразительно и фактурно. Вот такой снимок пришлось удалять. Отражения памятников вождям в лужах или витринах, а также «неправильный» ракурс монументов также однозначно отправляются в корзину.
В остальном, никаких препятствий для съёмки нет. Сопровождающие очень корректны, тактичны, с радостью выполнят любую просьбу, главное – оплачивай все трансферы и услуги сопровождающих. Хочешь гулять по улицам, ехать в деревню, на завод, в школу, в театр, на море – всё без особых проблем. Все мои пожелания выполняли, хотя постоянно задавали вопрос: «А вы точно не журналист? Столько у нас обычные туристы не фотографируют!».
Что касается съёмки на улице – агрессии от людей я не получал, редко кто закрывался и не желал попадать в кадр. Иностранцы выглядят, конечно, как «белые вороны». Корейцы держат себя достойно, очень доброжелательны. Ненавязчиво, но с интересом наблюдают за тобой. В советское детство мы вели себя абсолютно так же!
Остров Мигинго – округлое скалистое образование, покрытое лачугами и возвышающееся из вод озера Виктория, как черепаха с металлическим панцирем. Он настолько мал, что отображается не на всех картах. Его площадь составляет всего 2000 квадратных метров, усеянных домами из гофрированного железа, барами и борделями, где проводят время местные жители. При этом Мигинго стал объектом жарких территориальных претензий.
Мигинго – причина раздора между Угандой и Кенией. Два государства не могут решить, кому он принадлежит. Споры едва не привели к самой маленькой африканской войне за остров. О Мигинго пишет издание The Guardian.
На протяжении многих лет уловы рыбацких общин вокруг озера Виктория постепенно сокращались. Но такие виды, как нильский окунь, в обилии водились в глубоких водах, окружающих Мигинго. (В 1950-60-х годах его интродуцировали в озеро Виктория, что привело к снижению численности и, возможно, исчезновению около 200 эндемичных видов цихлид – Википедия).
В начале 2000-х годов, когда остров был едва заселён, он стал привлекать внимание властей Уганды, приславшей своих официальных представителей на Мигинго, чтобы обложить налогом рыбаков и предложить им защиту от пиратов. Кенийские рыбаки начали жаловаться на вымогательства со стороны угандийцев и на вытеснения их с острова в собственных водах. Они призвали правительство Кении, которое развернуло свои силы безопасности в Мигинго. Таким образом, в 2009 году обе страны едва не столкнулись.
После трений в 2009 году Кения и Уганда решили создать совместную комиссию для определения границ, опираясь на карты 1920-х годов. Однако из комиссии ничего не вышло. Из-за отсутствия каких-либо решений по поводу границ, остров находится под совместным управлением обеих стран, что имеет свои плюсы и минусы.
Столкнувшись с растущими жалобами со стороны своих избирателей, местные кенийские политики настоятельно призвали Найроби обратиться в международный суд с просьбой вмешаться и принять решение о границе – безрезультатно. «Сейчас важны не заявления обеих сторон, а необходимость в том, чтобы надлежащим образом чётко разграничить место», – сказал Патрик Мугоя, постоянный секретарь Министерства иностранных дел Уганды.
Пространство на острове в цене. Люди же добродушно друг друга дразнят. «Это Кения», – говорит местный житель Колинс Очейнг. «Это Уганда», – с улыбкой отвечает проходящий мимо угандийский рыбак. Кенийский рыбак Эммануэль Аринго сказал: «Я не знаю, кому принадлежит этот остров. Это всё политические вопросы, а мы просто хотим продавать свою рыбу».
Кенийский флаг развевается на участке морской полиции Кении, на острове Узинго, откуда открывается вид на Мигинго.
Кенийский полицейский, пожелавший остаться анонимным, сообщил, что последний скандал произошёл в середине сентября, когда Кения попыталась поднять свой флаг на Мигинго. До того развевался лишь флаг Уганды.
Из Копан Руинас нам надо было по маршруту доехать до Пуэрто-Барриос. Это город такой на берегу Гондурасского залива Карибского моря Атлантического океана.
Гугл-навигатор предложил на выбор два пути:
1) через тот же пограничный пост на дороге от Чикимула, откуда мы прибыли в Копан Руинас, длинный и уже нами виденный;
2) гораздо короче через Гуалан, правда, по времени Гугл сэкономить не сулил, что длинный путь, что короткий — обещали занять по 6 часов.
И мы, равнинные жители, нисколько не сомневаясь, поехали по короткому пути.
Начинался он хорошо — четырёхрядная асфальтовая дорога. Которая после первой же встреченной деревни стала двухрядной, но всё такой же асфальтовой. А после второй — грунтовой, но посыпанной мелким щебнем. А после третьей — однорядной грунтовкой, коя огибала по краю гору и кое где на 1/3 обвалилась в пропасть. Проехали и эти два гиблых места.
В четвёртой деревне посыпка щебнем закончилась, а начались глубокие глиняные колеи. Встретившиеся мальчишки на мопедах кричали нам, что дальше мы не проедем.
Уже на выезде из пятой деревни нас впечатлила размытая грунтовка. Мы остановились у последнего дома и спросили: правильно ли мы едем в Гватемалу? Разговорчивый индеец ответил, что в Гватемалу мы едем правильно, а вот carita (маленькая — исп.) у нас не правильная. Он так и произносил "коры́то". Мы обиделись за нашу Тойоту Короллу и поехали дальше. Индеец нам кричал, чтобы мы возвращались, пока светло.
В ложбине между горами нам пришлось дважды форсировать речку. Для этого нужно было разуться, пойти по дну, измеряя собой глубину, потом с разгону преодолеть препятствие, а босые "бродники" из экипажа, должны были подпирать авто сзади, чтобы оно не скатилась обратно в ледяной горный поток.
Следующим препятствием была осыпь дороги с большими камнями и остроконечными брёвнами. Светлый вечер помог нам проехать и тут. "Слабаки!" — подумали мы на местных жителей, — "Ездить не умеют!"
Смеркалось. У очередного поворота мы увидели старого индейца, сидящего подле своего мотоцикла и жующего травинку. Помахали ему рукой и въехали в поворот, ведущий в гору. То была колея, проложенная по большим валунам, перемежавшим скользкий чернозём.
Corolla, пятясь, съехала обратно к мотоциклисту. И тут внезапно стемнело.
— Не проехали? — уточнил очевидное индеец.
— Не получилось.
— И назад по темноте вернуться не сможете, — испортил нам настроение мотоциклист.
— Назад мы не поедем.
— А оружие у вас есть? — полюбопытствовал тот.
— Нет...
— Тогда и ночевать здесь вам нельзя, бандиты обязательно ограбят!
Мы в замешательстве стали совещаться и вдруг услышали спускавшийся сверху пикап, а за ним — всадника на костлявом муле.
Мотоциклист остановил их, поговорил о чём-то. Пикап свернул с дороги под крутой косогор, где внизу светилась редкими огоньками шестая деревня. Всадник спешился и предложил нам заночевать в доме его знакомой, но наша carita туда не проедет. А оставлять её нельзя, так как разграбят бандиты. Мы ещё долго обсуждали наши не радужные перспективы, как из деревни вернулся пикап и привёз из сельской дискотеки индейцев, вооружённых мачете и автоматами Калашникова.
— Гринго? — спросили нас индейцы.
— Русские! — ответил я им.
— Скажи что-нибудь по-русски! — потребовали индейцы.
— Ленин! Спутник! — провозгласил я, пожалуй, самые известные русские слова в мире...
Все вместе, как казаки, преодолевающие днепровские пороги, "на руках" перенесли мы нашe "корыто" через злополучный поворот. Индейцы, получив в качестве вознаграждения $10 и пачку сигарет, взялись сопровождать нас до гватемальской границы. Дальше они обещали "нормальную дорогу", каковая ещё четыре раза прерывалась разлившимися горными ручьями...
Напоследок старый индеец дал нам самый ценный совет для автопоездки по Гондурасу... да и по России тоже: "Ваша задача – доехать не быстро, а живыми!"
