Потом еще одна смерть. Но смерть, которая даже меня опечалила. В Инстаграме у меня можно было прочесть, посмотреть ту эпитафию, которую я произнес на могиле Бельмондо. Действительно, очень мимолетно, но мы были знакомы. Это был настолько раскрепощенный, настолько не контуженный собственной славой, настолько веселый, заводной, чудовищный бабник. Он действительно первым делом… Ему что-то там стали говорит: «Русские музеи, фонтаны, Петродворец…». Он говорит: «Блин, расскажите, что тут у вас с бабами». А поскольку я был на тот момент единственной достопримечательностью Петербурга, его свели со мной на крейсере «Аврора» почему-то, и я его сразу отправил в общежитие Калошной фабрики женское. И я ему посоветовал не размениваться на всякие танцполы, поездки по набережным, а сразу – туда. Он спросил, а что там надо сделать. Я сказал: «Ничего. Надо просто подъехать к общежитию, выйти из машины, свистнуть – откроется 300 окон и задерется 2 тысячи юбок. Там кто бы ни подъехал».
О.Журавлева― А уж тем более Бельмондо, извините.
А.Невзоров― А переводчица потом мне пересказывала эту сцену. Она его сопровождала почти до последней минуты. Но еще не было фильма «Пираты Карибского моря», но кто видел, тот помнит, как Джек Воробей входит в пасть к Кракену. Огромная, зияющая пасть, из которой что-то летит, но он, не клонясь, во весь рост… – вот точно так же Бельмондо входил в женское общежитие. Но там, правда, был не рот, а нечто другое. Ну ладно. Ну я удержался, правда…
Сценарий был яркой, но все же рядовой басмаческой историей, назывался «Спасите гарем» и заканчивался чудовищной ремаркой: «Через несколько лет, оказавшись в Голодной степи, Сухов еще раз встретил „свой гарем“. Освобожденные им женщины остались неразлучными. Дружной бригадой цементщиц трудились они на строительстве канала».
Внешность у них теперь не очень привлекательная. Но, может быть, за непривлекательной внешностью скрывается богатый и прекрасный внутренний мир? Со мной так бывало: смотришь на человека и думаешь - ну, это наверняка моральный урод, дебил, алкоголик, жалкая и ничтожная личность. А начнешь с ним говорить: да нет, не такой уж он урод - даже, можно сказать, не дебил. А бывало и наоборот. Однажды захотел я получить сведения по интересовавшему меня вопросу, огляделся вокруг, выбрал человека с самым серьезным и задумчивым лицом. И вот он оказался дебилом, настоящим дебилом: со справкой, в которой написано, что он - дебил. Ничего он не смог мне рассказать, ни одной фразы не договорил до конца, да и в обрывках его фраз не было никакого смысла. Так обманчива порой бывает внешность.
с внутренним миром у них всё в порядке (взгляд одухотворённый, пока не замутненный известно и даже видно чем), Пиррон, да внешний мир у них за спиной далеко не из худших: виски джуру/юру пока не пробовал
Зная вашу проницательность, Хайдук, не сомневаюсь, что вы правы. Кстати, я в юности знал одного молодого человека, который жил с Братьями практически в одном дворе - и тоже отзывался о них с симпатией. Вообще они, по его словам, были в юные годы довольно авторитетными людьми среди местной шпаны. И не потому, что снимались в кино, а потому, что умели при случае крепко выпить, пользовались успехом у прекрасного пола и в драке могли за себя постоять. В общем, уважаемые были люди, хотя и артисты.
А вот уйдет в отставку нынешний президент, сменит его какой-нибудь ставленник тлетворного Запада - условно назовем его Западнюк-Закардонский. И лет через тридцать к этим картинкам добавится еще одна: безлюдное кладбище, тоскливое серое небо, пара увядших гвоздик на могильной плите...
Пока с нами великий инквизитор, Онедри - дело святой инквизиции в надежных руках. А все остальные... отряд не заметит потери бойца - и "Яблочко"-песню споет до конца.
ЗАПИСКИ ТЕАТРАЛА
Я помню: в попурри из старых драм,
производя ужасный тарарам,
по сцене прыгал Папазян Ваграм,
летели брызги, хрип, вставные зубы.
Я помню: в тесном зале МВД
стоял великий Юрьев в позе де
Позы по пояс в смерти, как в воде,
и плакали в партере мужелюбы.
За выслугою лет, ей-ей, простишь
любую пошлость. Превратясь в пастиш,
сюжет, глядишь уже не так бесстыж,
и сентимент приобретает цену.
...Для вящей драматичности конца
в подсветку подбавлялась зеленца,
и в роли разнесчастного отца
Амвросий Бучма выходил на сцену.
Я тщился в горле проглотить комок,
и не один платок вокруг намок.
А собственно, что Бучма сделать мог —
зал потрясти метаньем оголтелым?
исторгнуть вой? задергать головой?
или, напротив, стыть, как неживой,
нас поражая маской меловой?
Нет, ничего он этого не делал.
Он обернулся к публике спиной,
и зал вдруг поперхнулся тишиной,
и было только видно, как одной
лопаткой чуть подрагивает Бучма.
И на минуту обмирал народ.
Ах, принимая душу в оборот,
нас силой суггестивности берет
минимализм, коль говорить научно.
Всем, кто там был, не позабыть никак
потертый фрак, зеленоватый мрак
и как он вдруг напрягся и обмяк,
и серые кудельки вроде пакли.
Но бес театра мне сумел шепнуть,
что надо расстараться как-нибудь
из-за кулис хотя б разок взглянуть
на сей трагический момент в спектакле.
С меня бутылку взял хохол-помреж,
провел меня, шепнув: «Ну, ты помрэшь», —
за сцену. Я застал кулис промеж
всю труппу — от кассира до гримера.
И вот мы слышим — замирает зал —
Амвросий залу спину показал,
а нам лицо. И губы облизал.
Скосил глаза. И тут пошла умора.
В то время как, трагически черна,
гипнотизировала зал спина
и в зале трепетала тишина,
он для своих коронный номер выдал:
закатывал глаза, пыхтел, вздыхал,
и даже ухом, кажется, махал,
и быстро в губы языком пихал —
я ничего похабнее не видел.
И страшно было видеть, и смешно
на фоне зала эту рожу, но
за этой рожей, вроде Мажино,
должна быть линия — меж нею и затылком.
Но не видать ни линии, ни шва.
И вряд ли в туше есть душа жива.
Я разлюбил театр и едва
ли не себя в своем усердье пылком.
Нет, мне не жаль теперь, что было жаль
мне старика, что гений — это шваль.
Я не Крылов, мне не нужна мораль.
Я думаю, что думать можно всяко
о мастерах искусств и в их числе
актерах. Их ужасном ремесле.
Их тренировке. О добре и зле.
О нравственности. О природе знака.
Вот вы, Григорий, не любите театр, не говоря уже о балете и опере. А я, в отличие от вас, три раза был в театре и два раза - на балете. В опере, правда, не был, но зато был на советском фестивале рок-музыки. Да, еще в советские времена был на концерте Аллы Пугачевой, но она на него не приехала: вместо нее выступала прибалтийская группа "Апельсин" и белорусский певец Борткевич. Вот как надо стремиться к вершинам мировой культуры, не замечая преград на этом нелегком пути.
Вы жалкий дилетант в сравнении со мной! Я был в театре много раз! В основном в детстве в Костроме с родителями. Но и позже был в Большом смотрел Хованщинy, балет какой-то во Дворце сьездов, пару раз на драм спектаклях. Был как то на концерте Райкина. Вам до таких высот расти и расти!
Общее впечатление - дикая скука(есть нюансы). Правда в детстве мне было крайне интересно рассматривать мебель в спектаклях(шли пьесы земляка Островского).
Блин, я совсем позабыл: я же еще был вместе с сыном в Театре кошек Юрия Куклачева. Правда, там выступал не сам Куклачев, а его сын. Там я еще раз убедился, что кошек ничему научить нельзя: можно только терпеливо наблюдать за кошкой, пока она сама чему-нибудь случайно не научится. И во время представления можно только смиренно ожидать - захочет она что-нибудь сделать или нет. Каждый раз, когда сын Куклачева убеждался, что кошка ничего делать не хочет - а треть кошек, понятно, ничего делать не хотела - он начинал плясать. Если же он уставал, плясали две балерины. В общем, все было увлекательно, динамично, зрители были довольны.