Бродяжье (фотографий к тексту НЕТ)
simiaup2.livejournal.com/20761.html#cutid1
несколько дней из моего похода.
Часть ПЕРВАЯ. Мой Таймырский поход.Зиму 2009/2010 я провела в Таиланде. Бесконечная тридцатиградусная жара, тёплое, почти горячее синее море, кокосовые пальмы, изящно сгибающие вечно зелёные пальмовые макушки над широкими пляжами из белого мелкого песка, дешёвые и удивительно чистые и аккуратные съёмные комнаты с постоянно работающими спасительными кондиционерами, широкие мягкие кровати, отсутствие кухонь в домах, т.к. все люди питаются в многочисленных недорогих уличных кафешках, постоянные разъезды на мототакси с живительным ветерком, высокооплачиваемая работа гидом для русских туристов на самой популярной экскурсии Таиланда, отличный сервис во всех мелочах, улыбки тайцев, ежедневные, ежечасные улыбки хозяев этой райской страны, где всегда светит солнце и всегда синее небо...
Чудо-остров, чудо-остров, жить на нём легко и просто, жить на нём легко и просто!... Наше счастье - постоянно - жуй кокосы, ешь бананы, жуй кокосы, ешь бананы...
Кто-то из туристов когда-то заметил пышущее великолепие этой субтропической страны, и Таиланд стал Меккой и мечтой для многих. Многие бросали работу в своих странах, уходили на пенсию, заводили бизнес, который мог приносить доходы удалённо, и приезжали в Таиланд. Приехавшие (они начали плодиться в 90-х) рассказывали об этой счастливой, отлично развитой индустриально и аграрно, и, что главное, туристически (что появилось со временем), стране своим соотечественникам, и соотечественники со всего мира дружно поехали жевать кокосы, есть бананы и валяться на безмятежных тайских пляжах. В скором времени чартеры российских туроператоров стали садиться в трёх главных туристических аэропортах Таиланда ежедневно десятками.
В это же время (в 90-х) из России хлынул вал активно плодящихся от безделья автостопщиков - им хотелось посмотреть мир, закрытый когда-то СССРовцам. Конечно же, автостопщики быстро и без особых проблем достигали по земле Таиланда, проезжая через легковизовый Китай и безвизовый Лаос, протоптав тем самым Великий ЮВА-шный путь. И, конечно, среди автостопщиков появились первые влюбившиеся, наподобие многим буржуйским туристам, в Таиланд, в море, в солнце, в улыбки, в пальмы, в байки, в шоппинг, в пляжи, в дайвинг, в сервис, в 7-11 (сеть супермаркетов такая). И автостопщики, будучи людьми пронырливыми и часто оч-ч-ч-ень общительными, присоединились к зарабатывающим на русских буржуйских туристах. И - по той же схеме - автостопщики, поселившиеся на гидской работе в сказочном Таиланде, быстренько популяризировали все прелести этой страны среди автостопной общественности. И по великому ЮВА-шному пути поехали, пересаживаясь с попутных машин в дешевейшие китайские поезда, автостопщики, вожделея пожевать кокосы-бананы и безмятежно сколотить миллионы в вечном тропическом лете (официально это именовалось «посмотреть регион, поездить автостопом и слегка подзаработать»).
Сложно сказать, что повело меня этим Великим ЮВА-шным путём. Можно сказать, что я ехала из постоянной тяги к перемещениям, от нелюбви к снегу и холоду, из-за мечты побывать в настоящих джунглях, из-за желания быть рядом с близкими мне людьми, уже ехавшими в Таиланд (и это наиболее вероятная версия), всё это, конечно, сказать можно, а вот сказать, что я ехала туда по чужой колее, накатанной и такой приятной на вид, сложно. Но это было именно так.
По утрам, выпив горячего какао Milo, посмотрев в окошко на пальмы, потыкав каналы кабельного телевидения (включающее 4 русскоязычных канала), приняв холодный душ (в качестве приготовления к уличной жаре) и одев свежепостиранную (в Таиланде никто никогда не одевает вещи два дня подряд, не постирав) и свежеотглаженную лёгкую одежду (почти никогда не скрывающую мои локти и колени), я уходила на работу, где должна была, мило улыбаясь, рассказывать отдыхающим соотечественникам о том, как правильно отдыхать. Всюду цвели цветы. Всюду все улыбались. Я целый день пила свежевыжатые соки из соседнего фруктового отдела, питалась манго и рисом, общалась после работы с друзьями и, как казалось со стороны, радовалась жизни.
Вам нравится?
Ведя бесконечные праздные беседы с милой улыбочкой на лице, я иногда забывала о скуке, но часто, вечерами, после заката (в 18.30), я уходила на обезлюдевший пляж, который был совсем рядом с моим домом, прятала городской рюкзак под сложенные до утра шезлонги и забиралась в тёмное тёплое море, и уплывала в бесконечную даль, даль, в которой нельзя было различить границу чёрной воды и чёрного моря, даль, напоминавшую мне космос. Я плыла к огонькам (это были стоящие далеко в море кальмароловецкие лодки). Мне нравилось грести в этой темноте к этой далёкой космической цели. Стоял декабрь.
Днём у меня не было цели. Цель, как таковая, растворилась, оставив после себя расплывчатую ежедневность, в которой ни о чём не надо беспокоиться. Каждый день мне задавали вопрос: «как дела?», и каждый день я, натужено растянув улыбку, мило отвечала: «да всё лучше всех, как всегда!». Но с каждым днём мне становилось всё ленивее и ленивее что-то делать. Меня уже не радовали никакие покупки, я всё реже выходила из дома дальше работы или магазина 7-11, который был на первом этаже того же здания. В какой-то период я сменила работу с объясняющего «как отдыхать» на тамаду-гида, рассказывающего о стране и ведущего себя так, чтобы всем было интересно и всем всё больше и больше нравилось в этой с стране и в этом автобусе, в котором гид – я. Иногда мне предлагали низкооплачиваемые (100 $ за два дня) экскурсии. Я с пренебрежением отказывалась. Я смотрела телевизор (Боже, я же никогда не смотрела и не смотрю телевизор в РФ!), я сидела в Интернете (я совершенно не помню, что именно я делала в Интернете, но ничего полезного - это точно). И все мои дни проваливались в пустоту, в никуда. Их будто не было. Я жила в этой райской стране, в этой вожделенной стране, в этой жаркой стране, я ничего не делала в этой стране.
Но… «В мире нет смысла, но мы должны дать ему смысл.» (Ницше). «Только препятствия помогают человеку вырасти». (Экзюпери)
Жизнь без цели, без смысла, без препятствий, без эмоций (гидская работа как таковая не давала мне ни эмоций, ни препятствий)… В какой-то из вечеров у меня, гуляющей по Секонд стрит Паттаи, среди баров и пабов, возникло минутное, но сильное желание – напиться. Напиться, закурить и вести себя крайне непристойно. Желание не могло быть притворено в жизнь. Вот тогда я и поняла, что дальше так продолжаться не может. Нужно идти. Идти к цели. Через тысячу сложнейших препятствий.
Этот поход – это инсталляция. Упрощенная инсталляция периода жизни, который настал теперь. Цель – терпеть и идти. Цель – стать сильнее. Цель – не ныть. Цель – не бояться. Цель – видеть за пределами самой себя. Цель – остановиться и выйти на время из социального потока, чтобы переосмыслить происходящее. Цель – задуматься. Цель – осознать, что есть только я и цель. И ничего и никто больше мне не поможет. Это преодоление самой себя.
Я бросила тайский рай, и, как порядочная перелетная птица, перелетела с крайнего юга на самый крайний север - летовать.
Итак, декорации сменились:
=============================================================================================
День первый. 23 июля
Избушка была тёмная, с маленьким разбитым окошком, незакрывающейся изнутри, оббитой ра-зодранным дерматином дверью, печкой-буржуйкой, широкими нарами с валяющимися на них человеческими одеждами и характерным, затхлым, тёмным запахом брошенного и промокшего человеческого жилья. Спать на этих нарах мне совсем не хотелось.
Пол часа тому назад у этой избушки меня высадила рейсовая норильская «Заря», и я осталась одна в этом густом, диком заполярном лесу на берегу озера Лама.
Немного подумав, я взвалила оба своих рюкзака – большой и маленький – на свой организм и двинулась в чащу вдоль берега озера – туда, где, как предполагалось, начинался мой маршрут – к устью реки Бучарама, до которой оставалось берегом ещё около 30 км.
Так, с камня на камень, сквозь кусты, шаг за шагом, к часу ночи я добрела до следующей избушки – на этот раз с людьми. У избушки КС-ка, моторка, мангал, стол и свет горит в окошке. Я не за-шла. Я хорошо знала, что делают в таких избушках вечером пятницы - пьют и перестают быть по-хожими на людей. Но, так как люди всё же люди, первую ночь в лесу мне хотелось провести ря-дом с ними, а не с дикими зверями. Я забивачилась за бугром, находящимся в 200 метрах от избы, но закрывавшем меня от глаз людских. Наступила первая ночь.
День второй. 24 июля
Утром у моей палатки раздались два голоса. Очень пьяных и очень мужских. Один из них сказал:
– О, а это чё за фигня?
Второй:
– Да это маяк, не трогай!
Было определённо ясно, что под «фигнёй» они подразумевают мою палатку. Первый всё же подо-шёл.
– Да никакой это не маяк!
– Да нет там никого, не трогай!
Но первый постучал по тенту. Я лежала под эти жалким куском ткани, и в который раз думала о том, как сложно, не видя ничего из происходящего вокруг, оставаться внутри в безопасности.
– Здесь ЕСТЬ, и нечего сюда ломиться!.. – как можно грубее гаркнула я, и мужики, продолжив свои пьяные, по всей видимости, рыболовецкие дела, отступили.
Когда моросивший всю ночь дождик начал сдавать свои позиции, я, выкарабкавшись из уютного спальника и светлой палатки в серо-мокрую реальность, приняла решение, что сегодня не я буду нести (спина со вчерашнего перехода уже побаливала), а меня будут нести. Достала и надула лод-ку.
Как здорово грести по спокойной глади озера! Моя маленькая (3, 5 м.), закаяченая байдарка Щука-1 выделывала настоящие чудеса своей сверхманёвренностью. Достаточно немаленький груз + я утопили её практичеки полностью, и над водой торчала только верхняя, синяя часть байдарки, да я с веслом. Хотим направо? Легкое прикостновение весла – и плывём направо. Налево? Пожалуй-ста! Ветер непопутный? Ну, это нам не помеха, мы, я и моя байдарка, несёмся вдоль кромки воды, метрах в 20 от оной, и камни, болота, лесины и ольховый кустарник проносятся мимо, что радует меня невероятно.
Так, в озёрной гребле, прошло пол дня. Начинала подниматься неслабая волна. В целях своей безопасности (страшно было на такой боковой волне) я снова причалила. Сдула чудо-Щуку, и привязала её, мокрую и сложенную пополам, к задней части упаковонного свободно рюкзака.
Мамочки! Что же так тяжело-то, а? Мне показалось, изначальный суммарный вес рюкзаков 32 кг увеличился после намокания лодки до всех 40 кг.
С камня на камень, сквозь кусты, по болоту… Ноги тонут в болоте, я сгибаюсь под тяжестью рюк-зака, на каждом крупном камне я не могу не присесть. Больно спине, почему-то очень больно… Встаю с очередного камня, в очередной раз вытаскиваю затянутый вязью болота ботинок. Шагаю другим ботинком вперёд. Он тоже тонет. Вытаскиваю. Фу!... Не могу я так больше. На топкой гальке (!) устариваю стапель-2, и снова надуваю Щуку.
Снова плыву, но уже без такой яркой, как утром, радости. Не прекращается дождь. С вёсел ко мне в рукава и в юбку байдарки заливает вода. Очень много воды. Руки в перчатках коченеют и ими так холодно держать дюралевое весло. Но лучше плохо ехать, чем хорошо идти. К вечеру, часам к 8-ми, за очередным изгибом ламского берега показался дым костра. А вот и сам костёр уже видне-ется. Вокруг – десяток палаток и неопределённое количество людей в дождевиках. Когда я порав-нялась с их пришвартованными к берегу надувными лодками, они, помахав мне, спросили, не хочу ли я горячего чая. Ха! Это я-то не хочу? Дождь так и не прекращался весь день и мне сейчас каза-лось, что на мне нет ни одной сухой нитки. Причаливаю, ко мне протягивается сразу несколько мужских рук – помогать мне выбираться на крутой берег. Меня вытаскивают. Вытаскивают на берег и мою Щуку. Наливают огромную кружку горячего чая, протягивают хлеб, помидоры, шаш-лык, сникерс, что-то ещё. Все собираются вокруг меня плотным кружком.
Я, ловя невероятное блаженство от горячести чая, рассказываю гражданам-рыбакам о своём мар-шруте, показываю карту. Кто-то присвистывает. Кажется, их очень сильно впечатляет эта идея. Всех, кроме одного. Старый геолог, явно пользующийся авторитетом в собравшейся у костра тол-пе, смотрит на меня с каким-то странным интересом, перемешанным с подозрительностью и пре-зрением. Через примерно час моего такого тёплого общения с компанией, предлагавшей мне на сегодня закончить движение и забивачиться в их компании, геолог предлагает мне отбуксировать меня на своей надувной лодке с мотором до Бучарамы. Заманчивое, слишком заманчивое предло-жение – буксир до начала маршрута. Я соглашаюсь.
Все эти 10 км со скоростью 4 км/час геолог меня тщательно инспектирует по туристским терми-нам – как называются узлы, горы, разные воднические штуки. Узрев во мне некомпетентность, выдал оценку: «Два. Теорию ты не сдала. С такими данными практику не пройдёшь тоже. 70% того, что ты погибнешь. Иди до перевала, если отстанешь от графика на 2 дня – возвращайся. За-помни – отступление равно победе». Он говорил, что когда-то в Киргизии перетаскал много тру-пов таких матрасников, как я. Он говорил, что 28% от того, что я останусь жива – это если я вер-нусь с перевала. А 2% - это чудо, при котором меня подберёт попутная группа или вертолёт… у него была идея-фикс – отговорить девочку-матрасницу от идеи пройти, по его мнению, КМС-овский маршрут. Некоторое время спустя срок моего отставания на перевал упал до 1 дня:
- Один день - и возвращайся, дальше отставание будет только нарастать. Слышишь?
Да, я слышала. Я хорошо слышала, что он говорил. Про отвесные скалы на маршруте, про густые ольховые заросли, про толпы медведей, конечно. В конце концов, дядя дошёл даже до того, что заявил:
- Если на один день раньше срока на перевал придёшь, можешь идти дальше. Иначе – ты труп.
Я сидела на моторе. В 11 часов под так и не прекратившимся проливным дождём мои зубы начали выдавать барабанную дробь, мокрая одежда полностью перестала сохранять тепло. Я сидела в этой лодке, как в луже. И мне хотелось только одного – берега, костра. К тому же дядя меня по-рядком достал. Я направила лодку к берегу. Дядя говорил, что лучше бы дойти до Бучарамы, до неё тут было не больше трёх километров. Но я больше не могла.
И вот, я на гальке. Уплывая, геолог раз за разом кричал фразу:
- Трупом ты меня не удивишь!....
- …Тру-у-у-пом ты меня-я не удиви-и-ишь!
- …Тру-у-у-упо-о-ом ты-ы-ы меня-я-я-я-а-а не удиви-и-и-и-иш-шь!...
Тем временем я скачу по берегу, пытаясь хоть как-то согреться. Меня просто всю трясёт и коло-тит. Температура около 8-10 * С. Разгружаю судно. В нём промокло всё. Всё просто плавает в во-де – вся одежда, спальник, палатка, продукты… Продолжая подпрыгивать, из абсолютно мокрого плавника закоченевшими пальцами с первой спички развожу костёр. Ставлю палатку. Пытаюсь согреться и высушиться. Дождь не прекращается. Начинается штормовой ветер. Хранящую полу-просохшие вещи палатку сгибает очередным шквалом и она делается плоской, сравнявшись с зем-лёй – сломалась дуга. Тем не менее, от ветра гораздо лучше горит костёр.
До пяти утра с горем пополам пытаюсь тщетно всё просушить. В пять, с блестящими и красными от дыма глазами, во всё ещё сырой одежде, ложусь спать, накрывшись космическим одеялом.
День третий, 25 июля.
Уже днёвка. Да, днёвка вынужденная – всё так же пытаюсь просушить мокрое всё и пытаюсь спа-стись. Дождик то идёт, то нет, и полупросушенные вещи я периодически прячу от костра в палат-ку. Думаю о словах геолога. Он сказал, что вероятность трупа – 70%, и 30% - если я вернусь с пе-ревала обратно. Он не привёл очень объективных причин гибели меня. Но всё-таки…
Мне хочется всё съесть и сидеть на этом берегу. Здесь тоже вполне красиво – это Ламские горы, тоже столовые и не даром сюда ездит весь Норильск отдыхать на выходные….
Я ем. Съедаю подаренный мне вчера сникерс, сырокопчёную колбасу (её вручили мне родители, хотя я и считала этот продукт не подходящим для моего похода), пару каш «Минутка», картошку. ролтон. День проходит между костром и палаткой, на пяточке в 7 метров длиной.
День четвёртый. 26 июля
Верю ли я в Бога? Мне, пожалуй, сложно поверить в такое количество таких потрясающих совпа-дений. Это мне гораздо сложнее, чем поверить в Бога.
Вчера, в третий же день пути, после такой вынужденной днёвки, я, кое-как собравшись, всё же села в лодку. И снова полные рукава воды, и снова все вещи, тщательно запакованные и заскот-ченные, но лежащие на дне лодки, безнадёжно мокрые.
На пути повстречалась очередная избушка. Я изучила её. Дрова, буржуйка без трубы, соль. Соли тут в каждой избушке в избытке. Очень хотелось приладить трубу, но чувство тащило меня даль-ше. И я поплыла, продолжая заливать себя водой. Вот и долгожданная база уфологов – мне рас-сказывли о ней. Я причалила, конечно.
Интересно же – как это, изучать инопланетян. К тому же, у меня была большая нужда – спички. К моему великому стыду, у меня было 56 охотничьих спичек и несколько коробков обычных и… Охотничьи промокли. Промокли и черкаши. Хотя всё было тщательно загерметизировано (а в ба-ночку из-под фотоплёнки, где лежали обычные, охотничьи не влазят) и хорошо спрятано. Диле-тантство?
Швартуюсь, иду на базу. Никого. Ни души. Стучусь во все двери многочисленных разбросанных по берегу домиков, ищу людей – никого. База брошена.
Какая-то вышка стоит у одного домика. На вышке – бочка. Забираюсь по лесенке наверх. В дне бочки дырка, в бочке на верёвке кружка. Какие-то провода. Всюду среди домиков на палках при-клеены светоотражатели типа катафот. В домиках какие-то бумажные конусы и бумажные же штуки, похожие на неопознанные летающие объекты. Смеюсь про себя. Думаю, что если инопла-нетяне и есть, то они тоже наверняка смеются над способами их изучения. Вся база больше напо-минает детский пионерский лагерь. А катафоты с бумажными НЛО – произведения младшекласс-ников. Весьма и весьма несерьёзно на вид.
Я думаю найти спички. Много спичек. И тут – о-па! – у печки большая коробка, где именно много спичек. Ничего себе! Отсыпаю себе кучку. Ура! А черкаши? Ищу. И тут – о-па! – лежат.
Возвращаюсь к лодке. Штормит. Идти на лодке по такой волне и на такой мели почти нереально. Если и не кильнусь, то зальёт меня ещё более капитально. Выгружаю вещи, переворачиваю лодку, иду на базу. Весь вечер в самом уютном из домиков топлю большую печь, развесив всё, что у меня есть, на верёвки вокруг печи. Спать ложусь без одежды, накрывшись четырьмя базовскими одея-лами.
Просыпалась я несколько раз за ночь от жуткого холода. Печь прогорела. А ведь четыре одеяла! Притаскиваю ещё одеял, снова пытаюсь спать. Замерзаю. Утром сворачиваю едва просохшие ве-щи. Кошмарно холодно и неуютно. Всю ночь снился медведь, бродящий вокруг домика. На тер-мометре целых +3 - отчего же так холодно?
Из гермоштанов делаю гермомешки, плотно затянув их резинкой и проклеив швы. Спички прячу в герму с картой. Получилась карта Путорана в рамочке из спичек. Символично.
Очень тщательно пакуюсь.
Выхожу с базы в полдень. Иду бечёвой – тяну за собой по воде пустую лодку, рюкзак с вещами на спине. Легко. Очень легко. Дальше – хуже. Ольшаник. Такой густоты ольшаника мне ещё нигде не приходилось встречать, между его корявыми ветвями не больше 10-20 см. Здесь иду в две ходки – перетащу вещи, иду за лодкой, перетащу лодку, иду за вещами. В ольшанике нашла примятую (явно сегодня) траву и сломанные кусты. Может, люди? На всякий случай всё время что-то кричу и пою: «Я человек, я иду, я иду, и вовсе я не похожа на еду!», или просто: «Эй! Это я!». Тем вре-менем я уже ушла от озера Лама и путь мой пролегает берегом реки Бучарама. На песчаном пляже нахожу следы. Мда, это не люди… Совсем однозначно, кто это шёл с четырьмя широкими боль-шими лапами. Шёл сегодня. Сердце падает. Я его вовсе не хочу встречать…
Поэтому вечером, покормив себя банкой врученной мне родителями кукурузы, нахожу большой галечный пустырь и бивачусь точно посередине пустыря – место явно не транзитное для местного населения. Если этих с четырьмя лапами назвать населением.
День пятый. 27 июля.
Костёр этим утром разгорелся с первой спички. Вскипятив воду, накормила себя 2-мя лапшами «ролтон» с тремя столовыми ложками подсолнечного масла и кружкой вишнёвого киселя. У меня принято решение об утреннем питании. Как известно, пища, полученная утром, расходуется в те-чение дня, а вечером – идёт в прок. Зачем мне нести на себе что-то для «в прок»? Итак, питаться я буду раз в день – сразу после подьёма. Сегодня, после такого плотненького завтрака, клеила сапо-ги к гермоштанам, писала дневник и потому на маршрут вышла только к полудню. После некото-рого времени с повторением вчерашнего сценария (бечёва, 2 ходки, бечёва, 2 ходки), решила не-сколько срезать по мшистому редкому лесу. Лес оказался очень приятным, чересчур приятным. Наладилась погода. Сквозь редкие лиственницы мне были видны со всех сторон окружавшие меня столовые Ламские горы. Я ни о чём не думала. В этом лесу очень хорошо медитировалось. Там, где мох стал совсем невысоким и почти перешёл в лишайник, я, одев рюкзак на плечи, повела за собой сложенную пополам лодку прямо по земле. Чудо-Щука!
К вечеру я вышла к Геологической и забивачилась на одном из её нетранзитных для местных ост-ровов, приготовив с вечера дрова из сухого плавника и спрятав их под тент на утро.
День шестой. 28 июля.
Дневник пишу скорее для того, чтобы не забыть, какое сегодня число. Иду по 10-11 часов в день. Сплю по 9-10, меньше спать не получается – сильно устаю. За ходовое время прохожу в час по чайной ложке, но я иду. Какое-то время пытаюсь идти с обоими рюкзаками и с пустой, слегка на-дутой лодкой, сложенной пополам. Несколько раз произошёл «Бум». Я упала на берег, и, лёжа вот так под весом рюкзака и разглядывая бурные белые воды Геологической, тянувшей мою Щуку, понимала, что, упади я в реку, я не смогла бы встать с этим рюкзаком и последствия были бы весьма неприятны. Решив не дожидаться, пока «Бум» будет в реку, снова пошла в две ходки. Иду в сапогах, приклеенных БФ, Моментом и Ураном (три полосы, не смешивая) к гидроштанам. Всё отклеилось. Скотч сантехнический воду тоже не терпит, поэтому я иду всё время с мокрыми нога-ми, - но шерстяные носки у меня из собачьей шерсти, а ведь собаке не холодно, когда она мокрая. Тем более, вода движется в сапогах при ходьбе, и я не мёрзну. Ночами очень тепло заворачиваю ноги в сухое. Спать мне, несмотря на всю многочисленную тёплую одежду, одетую на меня, слег-ка прохладно, но не холодно. У меня спальник на +8, но с пришитым слоем синтепона (в ногах 2 слоя) и вкладышем из агротекса (позже поняла, что хорошо бы из агротекса делать еще накидку на спальник от конденсата). Да, так и есть, здесь заботы сводятся к «холодно-тепло» и «мокро-сухо».
День седьмой. 29 июля.
Утром, после как всегда так старательно оттягиваемого выхода на маршрут (с утра всегда тяже-лее идти), я нашла в лесу следы людей. Помимо следов – свежее, едва остывшее кострище, кон-сервную банку в нём, пару неумело скуренных окурков от сигарет «West» и кусок багажной бирки с рейса самолёта Пулково – Норильск. Питерцы, значит… Находка эта, надо сказать, меня очень взволновала – я не одна, я теперь всё-равно что иду с ними, с этими незнакомыми мне высокими сильными людьми. Нет, я вовсе не хотела их догонять – их явно опытная группа имела своего ру-ководителя, свой темп, свою раскладку и мне могла сказать только одно – примерно то же самое, что говорил геолог в той злополучной лодке. Нет, мне вовсе не нужны были ни попутчики, ни от-говариватели. Но весь этот день, то и дело находя отпечатки их протекторов (шёл дождь и отпе-чатки везде были очень свежими), я радовалась тому, что я иду с ними след в след (просто долина реки там такая, что по другому не пройдёшь), всё пыталась найти новые и новые признаки их и местные дикие звери в этот дождливый и как всегда мокрый день были мне не так страшны.
Но я шла в две ходки. И поэтому от группы питерцев я могла только отстать. Надо сказать, что идти в две ходки особенно неприятно тем, что вот идёшь себе, идёшь, наслаждаешься пейзажем, видишь новые горизонты и хочешь их достигнуть поскорее. Но нет – там сзади ещё килограммы! И приходится разгружать рюкзак, идти обратно, загружать там рюкзак и снова иди по тому же са-мому месту, по которому только что прошёл и всё уже увидел. Пройденное расстояние в этом слу-чае умножается на три.
Этот день был особенно красив, и я то и дело останавливалась, чтобы, затаив дыхание, полюбо-ваться горами в снежных шапках, зелёными стройными лиственницами на фоне этих гор, белыми, даже слегка голубоватыми пенными потоками воды в Геологической и отвесными скалами кое-где по её берегам.
День восьмой. 30 июля.
Вчера мне очень хотелось хоть немного приблизиться к уходящим вперёд питерцам – как ни странно, именно приблизиться. Мне думалось, они своей большой (4-6 человек) компанией распу-гали всех местных жителей (четырёхлапых). Окончательно выбившись из сил, я забивачилась дос-таточно высоко по ущелью, там, где уже серьезно холодало, не было дров и почти не было деревь-ев. Ни вечером, ни ночью, ни утром меня не покидало ощущение зверей вокруг. Беда в том, что ощущение это было оттого, что я начиталась отчётов по этой местности (с упоминанием четырёх-лапых) и наслушалась многочисленных стращателей. Вообще, мне кажется очень неправильным то, что меня запугивали медведями. Оттого, боюсь я медведя или нет, никак не менялась вероят-ность его на меня нападения (нападают медведицы с медвежатами, шатуны и раненые человеком звери), вероятность эта была в принципе невысока – нормальный зверь чуял меня издалека и усту-пал мне дорогу. Так что получалось, что эффект от запугивания меня был один – я постоянно боя-лась. Очень боялась. То есть, был сильнейший вред, а пользы – не было. Не нужно пугать медве-дями, товарищи!
Так, всё время боясь, я прошла красивейший 10-тиметровый ледник вечного голубого снега и на-чала траверс левого склона ущелья – Геологическая падала здесь водопадом и это было началом перевала.
День девятый. 1 августа.
Я сделала совершенно невероятную вещь – я ночевала на перевале. Прямо на самом гребне. На-шла площадку из мха, покатую, конечно, под снегом поставила палатку и спала, всё время скаты-ваясь.
Ночью шёл снег. Почти беспрерывно. Палатку завалило. Я очень мёрзла на камнях, свернувшись клубком. Вообще, вчера я планировала уйти за перевал и идти всю ночь, а уже утром, по теплу, в тепле и низко, забивачиться. Но, кажется, никак не получалось – я упорно начала падать на скользких камнях и рюкзак стал каким-то жутко тяжёлым. Рюкзак в принципе имеет свойство тя-желеть под вечер, а по утрам сильно болит спина и начало рук. Провела ревизию еды. Осталось у меня 24 еды. Конечно, выдала себе категоричное распоряжение сократить количество потребляе-мой пищи. В ходовые дни больше, в сплавные – меньше.
Невероятно замерзая, вылезла из палатки в окружающий её сугроб, засунула в рюкзак лодку и побежала выше, за гребень, надеясь сразу же за гребнем увидеть противоположный склон и озеро-начало Хонна-Макита. И тут… Тут произошло то, что, конечно же, могло произойти, но чего я никак не ожидала.
На меня напала туча.
Сначала она просто посыпала меня снегом. Затем, когда я пошла ещё выше, снег сгустился. Его стало очень много, и он перестал таять. Когда я шла с лодкой второй ходкой, туча решила, что ма-ло меня пытать холодом и голодом (из-за холода и экономии черкашей, газа и еды в этот день я не ела горячей пищи). Туча обволокла меня густой пеленой, она просто проглотила меня. Несколько раз я присела отдохнуть и подождать, пока разъясневеет, но драгоценное время шло, я не могла сидеть. И я шла, не видя ничего вокруг, не зная, где я иду, шла по холодной заснеженной горе с торчащими то тут, то там, камнями. Спохватывалась: «Ах ты, Господи, только бы ногу не сло-мать!», проваливаясь в сугробы между камней. И вокруг всё белое. Всюду всё белое. Видимость не больше полутора метров. Вот скала, её слегка видно. Она рядом, и с неё течёт водопад. Быть может, водопад из искомого озера?
Карабкаюсь по скале. Цепляюсь за снег. Я в ботинках, и снега в них уже полным-полно. Забралась. Ага, озера нет, но надо идти по перевалу правее, судя по кар-те. Я иду. Точнее, ползу, по колено проваливаясь в снег. Долго ползу. И тут понимаю, что озера нет, вокруг пелена, в рюкзаке только лодка и я не знаю, где я и куда я иду. У меня начинается лёг-кая паника. Я не могу идти обратно – это ходка с лодкой, лодку надо оставлять у ориентира, а здесь только снег кругом… Я ползу, а в голове мысли, что уже ночереет и что этой ночью я за-мёрзну в этом снегу. Будь у меня палатка, я построила бы вокруг неё иглу, в иглу зажгла бы го-релку, выпила бы горячего какао с ложкой спирта. Но где палатка? Где горелка? Вокруг только пелена. Смерть в снегу на перевале мне кажется просто жуткой. Я не готова быть замёрзшей 1 августа! Продолжая проваливаться в снег уже по пояс, я начинаю тихо подвывать «Отче наш». Как все люди на Руси… Паника мешает мне понять, что при этой температуре до замерзания я смогу пройти о-о-о-очень много.
Я вышла к цепочке искомых озёр. О!... Слегка разъясневела туча и я увидела гладь озера подо льдом, совсем рядом, но ниже меня. Скатываюсь с горы, как с горки, скатываю рюкзак. Я бродила четыре часа…
Бросаю лодку у приметной скалы и – скорее, за теплом, за спасением. До своей закладки я шла минут сорок. А ведь потрачено четыре часа на дорогу туда… Таких драгоценных. И вот, вдоль озёр я бреду, оставляя на девственном снегу свои одинокие следы, я уже с таким дорогим и бес-ценным здесь грузом. Я повторяю про себя, как зацикленная: «Пока я иду, я жива, как только ос-тановлюсь, я умру». Иду по холодной каменной заснеженной пустыне. Иду до половины третьего ночи. Под ногами, как писали предыдущие группы, чавкающее месиво, на спине – как будто танк развернулся.
В месиве я долго делаю площадку из мха. Что бы ни говорили защитнички тундрового мха, а мох, пусть и мокрый от только что стаявшего снега – это не вечная мерзлота, всё же… Выдрала посиневшими руками весь окрестный мох. Сложила его в месиво. Поставила палатку. Выруби-лась. Весь остаток ночи просыпалась, чтобы сделать шевеление-зарядку «для сугреву».
