Нет никаких сомнений в том, что между уровнем богатства страны и уровнем демократии (в том числе и умением народа пользоваться демократическими процедурами без причинения себе самим и окружающим непоправимого вреда) есть значимая корреляция. Это очевидно. Как очевидно и другое. Эта связь не линейная. И уж точно не причинно-следственная. Все вышеперечисленные примеры доказывают этот немудреный тезис. Богатство страны и уровень демократии не находятся в отношениях жестко одностороннего детерминизма.

Одно не является ни строго необходимым, ни строго достаточным основанием для другого.

Саудовская Аравия по богатству не уступит средней европейской стране. Например, Чехии. В плане демократии эти страны на разных планетах.

Если между двумя параметрами одного объекта есть корреляция, но нет линейной причинно-следственной связи, возможно, есть третий фактор, который влияет на оба эти параметра, а в нашем случае определяет и уровень богатства, и уровень демократии.

Этот третий фактор называется культура. То есть совокупность ценностей, разделяемых населением данной страны. Ценности, создающие трудовую культуру и уровень доверия в обществе, напрямую влияют на уровень богатства в стране. Вот здесь связь жесткая, линейная и причинно-следственная. Страны, в культурном фундаменте которых лежит протестантизм, в среднем в полтора раза богаче католических, в три раза богаче православных и в пять раз богаче мусульманских стран, несмотря на то, что среди последних есть богатейшие, надутые нефтью. Тенденция все равно пробивается.

В большинстве случаев культурная матрица народа устроена так, что в комплекте с набором ценностей, вызывающих экономический успех страны, идут и ценности, способствующие демократическому выбору: индивидуальная свобода, равенство возможностей, идея автономной личности и т.д. Это матрицы западно-христианской и еврейской цивилизаций. Набор «культурных хромосом» конфуцианской цивилизации создает предпосылки для экономического успеха (культура труда и доверие в обществе), но индифферентен к демократии. Не способствует и не препятствует. Поэтому на этой матрице развивается и демократическая Япония и авторитарный Китай.

Возвращаясь к выборам на Украине, можно сказать, что это — зигзаг внутри демократического направления развития. Таким зигзагом для США были выборы Буша.

Российским зигзагом внутри демократического выбора могло стать избрание Зюганова в 1996 году. Не стало. «Демократическая элита» страны с иезуитской установкой «цель оправдывает средства» столкнула страну с пути демократии и вполне закономерно получила авторитаризм и Путина.

В культурной матрице Украины и России, наряду с общими элементами (православие, несколько веков общей истории и множество неразрывно единых кусков исторической памяти), есть несколько фундаментальных различий. Главный водораздел – это пока что неистребимая имперскость россиян и полное отсутствие этого признака в наборе ценностей украинцев. На трудовую этику и в целом культуру труда это различие не особо влияет, поэтому в разгильдяйстве мы настоящие братья, а вот на политическую культуру оказывает мощное и в нашем, российском случае деформирующее влияние.

Имперскость проявляется во множестве признаков. Главный, конечно — это готовность обменять свободу на величие империи, на сильную руку.

Есть масса второстепенных признаков имперскости, например, неспособность образовывать диаспоры в эмиграции. Этого не умеет делать ни одна имперская нация: ни англичане, ни французы, ни американцы, ни русские при эмиграции не создают диаспоры. В отличие от неимперских наций, таких как армяне, вьетнамцы, евреи, итальянцы. Украинцы, например, создали свою диаспору в Северной Америке. Миллионы русских и первой, послереволюционной, и последующих волн эмиграции скапливались в Париже, Берлине, Праге, но нигде, ни в одном городе не создали устойчивого, саморазвивающегося автономного социума. Фантомное имперское чувство заставляет людей жить «затылком вперед», устремив взор в покинутую великую имперскую родину. А дети почти бесследно растворяются в новом социуме.

Адвокаты авторитаризма, среди которых есть и сторонники авторитарной модернизации, т.е. такие «отложенные демократы», ссылаются именно на «плохую» культурную матрицу россиян. Один из лидеров этого направления, президент ИНСОР Игорь Юргенс, говоря о решающем значении выборов 2012 года для модернизации страны, заявил: «Прямые свободные выборы… в силу целого ряда обстоятельств таковыми в чистом виде быть не могут, нужны какие-то соглашения элит, а не свободное волеизъявление, которое невозможно, опять-таки не столько по вине властей, сколько в силу целого комплекса обстоятельств … от пассивности и отсутствия политграмоты до желания сильного государства и нелюбви к демократии в том виде, в котором первая волна демократов ее представила».

Диагноз верный. Анамнез ложный.

Культурная матрица народа не есть нечто застывшее на века. Она может меняться. На глазах всего двух поколений почти исчез имперский синдром у французов и англичан. Выборы и иные демократические механизмы, наряду с открытостью и конкуренцией представляют хороший комплекс процедур для улучшения культурного генотипа нации.

Далеко не каждая культурная матрица способна к позитивным трансформациям. Самый очевидный пример – Гаити с ее культурой вуду. Все мировые религии разделяют добро и зло и учат выбирать добро. Вуду добро и зло не различает, а фактически культивирует зло. Это не реформируемо. И никакая демократия здесь не поможет.

Неизмеримо более сложная и неоднозначная проблема – это применимость демократии в исламских странах. В мире пока нет примеров исламской страны с завершившейся модернизацией. Грандиозному эксперименту, поставленному Ататюрком, скоро исполнится 100 лет, но шансы на его успешное завершение не равны 100%. Исламская цивилизация, возможно, является главной проблемой 21 века. Похоже, что простых и очевидных решений этой проблемы не существует.

В России, несомненно, есть мощные культурные блокираторы прогресса и демократии. Но они преодолимы. Россия не Гаити. Шансы на их преодоление есть. Ориентированные на модернизацию интеллектуалы могут эти шансы увеличивать, могут уменьшать. Шанс остается, если демократические процедуры не прерывать. Даже если их результаты нам всем не нравятся.

Страны, в культурном фундаменте которых лежит протестантизм, в среднем в полтора раза богаче католических, в три раза богаче православных.

Московский комсомолец опубликовал документ Нравственная основа модернизации, подготовленный Национальным институтом развития современной идеологии к заседанию партийных клубов Единой России по вопросу нравственности, прошедшему 13 февраля.

Аналитический материал (файл PDF) состоит из трех глав: Православие, как нравственная основа модернизации, Патриотизм - это гражданская религия современного общества и Работать на Россию!. Эпиграфом к первой из них выбраны слова патриарха РПЦ Кирилла Модернизация - это нравственный императив.

Интересная статья
Демократия – игрушка для богатых?

Насчет богатеньких протестантов - это вроде как-то раньше с Луганом обсуждалось.
Географический фактор тут есть.

Наверное есть, где тепло, там и работать лень.

Также продвижение на Восток, который , как известно, дело тонкое, тоже расслабляет
Вот и поляки, и мы тоже ленивые

Вот этот пункт вызывает большие сомнения.

Это почему?

Потому что единственным отличием поляков от восточных пруссов или чехов был католицизм, а единственным отличием, например, новгородцев, от тех же поляков или шведов было православие

Чехи западнее поляков

Ну а канадцы?

А японцы - они самые восточные. 

Не веря я в роль восточности, Земля круглая, крутится...

Мы имеем экспериментально наблюдаемые факты

Мы видим, что географическая долгота сама по себе роли не играет.

Антинаучно рассуждаете. Это всё дурное влияние ППГ.

Так вот возвращаясь к демократии. Я хотела сказать три вещи. Первое – я должна признаться, что я являюсь безусловным сторонником демократии. Это очень важно. Потому что очень часто оказывается так, что люди, которые начинают задавать вопросы по поводу демократии, считают, что демократия – это неправильная форма правления, а вот если Путин правит и вице-президент «ЛУКойла» людей давит, то вот это самое оно, это лучшее, что мы имеем, это рай на земле.

Так вот для меня демократия – это безусловная цель. Пока человечество не превратилось во что-то другое, пока у нас не произошло вертикального прогресса и мы не соединились с компьютером, лучший способ правления для развитого, нормального общества – это демократия. Но я бы хотела сказать, что демократия есть цель, а не средство. Потому что в нищем обществе введение демократии очень часто кончается Уго Чавесом или председателем Мао.

Второе, что бы я хотела сказать, что надо отличать демократию от защиты прав собственности. Не совсем правильно путать эти две вещи. Потому что бывает демократия, как в Венесуэле, без защиты прав собственности, и бывает защита прав собственности, как в Китае, без демократии.

Так вот если вы защищаете право собственности, то у вас всегда стопроцентный результат. Та страна, в которой защищается право собственности, рано или поздно становится демократией, как это произошло, например, с Чили или с Южной Кореей. Та страна, в которой дело начинается с демократии, очень часто заканчивается диктатурой, как это произошло, скажем, в Венесуэле.

И третий момент, что демократия, на мой взгляд, невозможна или очень трудна в странах догоняющего развития, в частности, в таких странах, как Россия. С чем связана трудность? Во-первых, с характером населения. Население нищее. А любое нищее население голосует за тех, кто обещает ему разделить чужую собственность, а не обещает преумножить имеющуюся у этого населения. Более того, это население не просто нищее, оно глядит, допустим, на соседнюю Америку и видит, что там живут богато. Поэтому оно проголосует за любого человека, который обещает через три года сделать так, как в Америке. А что после этого человек делает не так, как в Америке, а как в Северной Корее, это уже издержки процесса.

Вторая проблема заключается в том, что в странах догоняющего развития всегда очень популярной идеологией является то, что я бы назвала культом карго. Напомню, что такое культ карго. В Меланезии в начале 20 века, когда местные жрецы пытались объяснить населению, почему у белых всё есть, а у меланезийцев ничего нет, жрецы объясняли, что все хорошие вещи, которые есть у белых – самолеты, граммофоны, всякая механика, это на самом деле сделали духи предков для меланезийцев, а проклятые белые украли по дороге.

Огромное количество идеологий, в том числе исламский фундаментализм или путинская идеология, они, на мой взгляд, являются разновидностью культа карго. Т.е. это объяснение, почему мы такие бедные, но на самом деле мы замечательные, а вот эти проклятые богатые, они плохие люди.

Социализм в значительной степени тоже являются разновидностью культа карго, но не очень удачной. Потому что социализм опровергается опытным путем. Социалист говорит: мы построим общество лучше, чем у этих проклятых белых людей. Но поскольку общество получается не лучше, то через некоторое время можно сказать: парень, ты же не сделал то, что обещал.

В этом смысле идеологии типа исламского фундаментализма обладают преимуществом, поскольку они же и не обещают построить что-то лучше. Они просто говорят, что они богаче нас, поэтому они хуже. Конструкция опытом доказывается, и проверяется, и подтверждается.

И третьим обстоятельством, наиболее страшным, является существование в странах догоняющего развития того, что я бы назвала группами интересов. Это социальные группы, которые зарабатывают себе на существование тем, что идут против интересов рынка, их интересы противоположны рынку. И чем более их интересы противоположны рынку, тем большее количество денег они готовы затратить или тем большее количество насилия они готовы совершить, чтобы препятствовать прогрессу, рынку и демократии.

Самый известный в истории пример – это янычары. Это не совсем по поводу рынка. Это история того, как в Оттоманской империи существовала совершенно недееспособная группировка, не приспособленная для того, что является ее декларируемой целью, т.е. для войны. Она не была способна выполнять свою номинальную функцию, но именно поэтому она противилась всяческим переменам своей функции. Она понимала, что вместе с ней она исчезнет. Кстати, современная российская армия, современные российские генералы в значительной степени такие же янычары.

То же самое – очень характерная вещь произошла с российскими силовиками, с советскими силовиками после конца Советского Союза. Советский Союз сдох, в они остались. И все эти прокуроры, НКВДшники, чекисты – все они были заинтересованы в том, чтобы продолжать делать то, что они могут. Они не умели делать бизнес, они не умели управлять государством. Они умели находить врагов. Если врагов нет, то их можно было придумать. Сначала они подвизались по-маленькому.

А когда пришел Путин, они стали подвизаться по-большому, и они нашли врага сначала в лице Михаила Борисовича Ходорковского. И вся структура России изменилась таким образом, что слой, на который опирается Путин, стал не всё население, стал не бизнес, стал не Запад, а стали те, кто спасают его от врагов. Сначала это был Ходорковский, а потом, что называется, далее везде.

Я назвала три причины, по которым, на мой взгляд, очень тяжело демократии устанавливаться в странах догоняющего развития. Это нищета народа, это идеология, которая совпадает с культом карго, и это группа интересов. Как России выбраться из этого тупика, я постараюсь поговорить в следующий раз. Фактически этого никто не знает.

Фактически это попытались сделать реформаторы. И реформаторы, на мой взгляд, ошиблись в самом крупном. Они установили то, что устанавливалось легко, т.е. демократию, и они не стали устанавливать то, что устанавливалось трудно, а именно рынок. Когда они установили демократию, то созданная ими система сначала стала голосовать за коммунистов и ЛДПР. Потом им пришлось изнасиловать народ, чтобы он голосовал за человека, который показался реформаторам вменяемым. А потом инструмент, созданный ими для изнасилования народа, украли люди, которые использовали этот инструмент уже не в целях реформ, а в целях присвоения имущества и в целях превращения России в придаток к оффшоркам. Всего лучшего. До встречи через неделю.

Латынина о демократии и собственности

Вы можете указать какие именно положения Латыниной Вы разделяете?

Над самой Латыниной прикалываться грешно, ее лечить надо.

С.БУНТМАН: Я про одно хочу сказать, пока у нас есть время. Вот, знаешь, здесь были события на Патриарших. Вот, нехорошее место. Но в данном случае там было опровержение, что не было зам мэра Бирюкова, не говорил он про задницу в 4 буквы, которая рифмуется словом «Европа». Что столики у кафе с тротуаров убирали по просьбе жителей. Меня интересует не это в данном случае. Наверное, не по-журналистски. Не интересует, как это, кто это, на каких юридических основаниях, кого приковывали наручниками, а кого вовсе не приковывали там наручниками, чтобы выяснить личность. А меня интересует абсолютно не по-журналистски, а я бы сказал по-московски. Это реакция быдлятины. Быдлятина среагировала и у нас на сайте, и во многих местах. Правильно. Пущай убирают! Не наша традиция за столиками на тротуарах сидеть, чтобы мы не могли пройти. Это та самая быдлятина, которая, во-первых, паркует автомобили неизвестно где тем самым местом, которое, якобы, назвал зам мэра Бирюков, а, может, и не назвал, в окна и магазинов, и в детские площадки, и не выключает двигатель. Это та самая быдлятина, которая лезет на те же самые тротуары всеми колесами и оставляет 15 см для того, чтобы могли люди протиснуться между стеной и бампером их замечательного автомобиля, будь то «шестерка» Жигули или будь то «семерка» БМВ – это все равно, это один и тот же стиль. Это те самые люди, которые считают, если они стоят в задних рядах жаждущих попасть в вагон метро, то они считают... И священное писание они читают только для одной фразы – «Первые будут последними, последние будут первыми». Интернационал они читают для такой же фразы – «Кто был ничем, тот станет всем». И они считают, что мгновенно надо стать всем и влезть в эту дверь, даже если из нее не вышел ни один человек. Это люди, которые вышли из кошмарных коммуналок, льют свои гнусные сопли по поводу сталинского времени и как мы дружно все жили, и отгородились кошмарными заборами, будь то 3 сотки, будь то 20 гектаров у них. Они делают заборы, кто из чего может, кто делает из консервных банок и украденной колючей проволоки, кто делает из дорогостоящих материалов с видеокамерами наверху. Это один и тот же стиль. Но столики им не нравятся, где можно проходить мимо едящих и пьющих людей, где можно сидеть спина к спине, где всем вольготно и все друг другу уступают прекраснейшим образом место, где именно существуют в тесноте, а не в обиде. И тут же эта быдлятина – вот, я ее выделяю из всей массы людей, которые живут вместе с нами. Вот, существует контингент быдлятины. Я не социолог, чтобы сказать, насколько он велик. Но мне кажется, что он совпадает с твоими любимыми портянками. Вот, просто совпадает.

М.ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да. Ну, круто ты проехался, конечно, слушай.

С.БУНТМАН: Извини, очень плохо тебя слышно, я просто довершу фразу, а потом говорить.

М.ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да-да-да.

С.БУНТМАН: И я скажу последнее. Вот эта самая быдлятина кричит о каких-то московских традициях. А что они имеют в виду? Омерзительные подвалы с запахом мочи и кислого стирального порошка, которые назывались пивными автоматами? Они об этом говорят? О рюмочных, которые были забиты доверху, до самого потолка протухшими Мармеладовыми, которые только и делали, что жаловались на жизнь? Вот о чем они говорят. О пельменных, где милиционер наливал из чекушки в кармане брюк, себе наливал в стакан, при этом ловил других, которые могли принести какую-то бутылку? Об этих московских традициях говорят? Пошли они к черту, я вам скажу.

Москва, только когда мы научимся жить вместе и когда мы научимся жить вместе в мире и по-новому, а не в гнуснейших коммуналках, не в омерзительных очередях и не в переполненном метро, где все друг другу на горло хотят наступить. Когда у нас более-менее получится вот это, мы станем нормальным городом. А с быдлятиной мы и не станем. И Бирюковы тут не причем, и милиция краснопресненская не причем. Вы – такие быдлятина сами, господа. И, пожалуйста, не навязывайте всем нам свои представления о каких-то там московских традициях, о которых вы ни черта не знаете. Нас больше, чем вас. Слава тебе, господи. Но вы шумливее, крикливее и омерзительнее, и креститесь на все то, что вам кажется колокольней. А это, на самом деле, никакие не колокольни, а бесовские какие-то мольбища. Вот что вами движет. А движет просто холопство и мерзость. И жить с вами отвратительно. Все! Все, хао, я все сказал про это дело.

М.ГАНАПОЛЬСКИЙ: Слушай, ну... Слышишь меня, да?

С.БУНТМАН: Да.

М.ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ну, крутейший монолог вообще.

Я так не думаю, особенно по сравнению с её постоянными оппонентами.

Если посмотреть сегодня – ограничимся просто Европой и возьмем христианские страны, – есть три ветви христианства: католицизм, православие и протестантизм. Если оттолкнуться от таких определений, как демократия, качество жизни, уровень жизни, и распределить страны именно по этим показателям, то на первом месте будут именно протестантские страны, все. Потом католические. И лишь потом такие, как Россия, Греция, Болгария и т.д. И это совершенно не случайные вещи, потому что более темной и закрытой религией является православие.

Если оттолкнуться от таких определений, как демократия, качество жизни, уровень жизни, и распределить страны именно по этим показателям, то на первом месте будут именно протестантские страны, все.

Ну мы уже как то обсуждали подобное.

География имеет значение.

Что-то я не вспомнил, где.