Владимирович, вот Вы написали ьут про озеро восток. Неужели я должен доверять копипасту прямо ?)
Если я с предметом знаком.
Конечно нет.
Верить никому нельзя. Мне можно (c)
Но казаки на Урале были. Река называлась Яик. Источников исторических много. Пушкин правда не историк, но много об этом писал.
А спирта на озере мы еще не видели
50 лет назад, 10 февраля 1962 года, на мосту Глиникер-Брюкке (Glienicker Brucke), соединяющем Берлин и Потсдам, где проходила граница между Германской Демократической Республикой (ГДР) и Западным Берлином, произошел обмен советского разведчика Рудольфа Абеля на американского летчика Фрэнсиса Пауэрса.
Советский военный разведчик, полковник Рудольф Иванович Абель (настоящие имя и фамилия Вильям Генрихович Фишер) с 1948 года находился в США, где выполнял задание по выявлению степени возможности военного конфликта с США, создавал надежные нелегальные каналы связи с Центром, добывал информацию об экономическом положении и военном (в том числе ядерном) потенциале.
В результате предательства 21 июня 1957 года он был арестован. При аресте назвался именем своего друга и сослуживца - Рудольфом Абелем. В ходе следствия категорически отрицал свою принадлежность к разведке, отказался от дачи показаний на суде и отклонил попытки американских спецслужб склонить его к сотрудничеству.
15 ноября 1957 года он был приговорен американским судом к 30 годам каторжной тюрьмы. Наказание отбывал в федеральной тюрьме в Атланте.
Советская разведка начала борьбу за освобождение Абеля сразу же после вынесения ему приговора. Несколько лет шла кропотливая работа, которую проводила большая группа сотрудников КГБ. У заключенного появился двоюродный брат Юрген Дривс, под именем которого работал сотрудник резидентуры КГБ в Восточном Берлине Юрий Дроздов, была налажена переписка членов семьи Абеля с его адвокатом в США Джеймсом Донованом через адвоката в Восточном Берлине Вольфганга Фогеля. Сначала дело развивалось вяло. Американцы были очень осторожны, проверяли адреса родственника и адвоката, явно не до конца доверяя кузену Дривсу и Фогелю.
События стали развиваться быстрее после международного скандала, случившегося 1 мая 1960 года. В этот день в районе Свердловска (ныне Екатеринбург) был сбит американский самолет-разведчик U-2, управляемый пилотом Фрэнсисом Гэри Пауэрсом. Маршрут разведывательного полета самолета пролегал от базы Пешавар (Пакистан) через территорию Афганистана, значительную часть территории СССР (Аральское море - Свердловск - Киров - Плесецк) и должен был завершиться на авиабазе Буде в Норвегии. Его целью была фотосъемка военных объектов.
После пересечения границы СССР самолет-разведчик несколько раз пытались перехватить советские истребители, но все попытки оканчивались неудачей, так как U-2 мог совершать полеты на высотах, недоступных для тогдашних истребителей: более 21 километра. Самолет был сбит в районе деревни Поварня под Свердловском ракетой зенитного ракетного комплекса (ЗРК) С-75, созданного в НПО Алмаз (ныне - Головное системное конструкторское бюро Концерна ПВО Алмаз-Антей). ЗРК С-75 впервые был применен для пресечения действий авиации.
Ракета попала по хвостовой части самолета U-2 на высоте более 20 километров. Подбитый самолет стал падать. Пауэрса спасло то, что чудом не разгерметизировалась его кабина, он дождался падения до отметки 10 километров и выпрыгнул с парашютом. После приземления Пауэрс был арестован, а затем осужден на 10 лет тюремного заключения.
На пресс-конференции, в ответ на советские обвинения в том, что Соединенные Штаты осуществляют шпионские действия, посылая свои самолеты в полеты над советской территорией, президент США Дуайт Эйзенхауэр посоветовал русским вспомнить дело Рудольфа Абеля.
Фотографии Абеля и материалы о нем снова появились в прессе. Газета Нью-Йорк дейли ньюс в своей редакционной статье первой предложила обменять Абеля на Пауэрса. Эту инициативу подхватили и другие американские газеты. Активизировала свои действия и советская разведка. Американцы прекрасно понимали, что кадровый разведчик-профессионал высокого класса Абель стоит гораздо больше, чем простой, хотя и опытный летчик Пауэрс, и надеялись совершить выгодную сделку. В результате переговоров была достигнута договоренность об обмене Абеля на трех американцев. Помимо летчика Пауэрса, советская сторона согласилась освободить американского студента из Йеля Фредерика Прайора, арестованного за шпионаж в Восточном Берлине в августе 1961 года, и молодого американца Марвина Макинена из Пенсильванского университета. Он находился в тюрьме в Киеве (Украина), отбывая 8-летний срок за шпионаж.
Обмен Абеля и Пауэрса было решено проводить 10 февраля 1962 года на мосту Глиникер-Брюкке. Ровно посередине моста, сооруженного над протокой между двумя озерами, проходила государственная граница между ГДР и Западным Берлином. Этот стальной темно-зеленый мост имел длину около ста метров, хорошо просматривались подходы к нему, что позволяло предусмотреть все меры предосторожности. В другом районе Берлина, у контрольно-пропускного пункта Чарли, должны были освободить Фредерика Прайора.
Утром 10 февраля к мосту с одной стороны подошли американские автомашины, в одной из которых находился Абель. С другой - машины советских и восточногерманских представителей, которые привезли Пауэрса. Их сопровождал крытый фургон с радиостанцией. В нем на всякий случай укрывалась группа пограничников из ГДР.
Как только по рации поступил сигнал о том, что у КПП Чарли Прайор передан американцам, началась операция по главному обмену (Макинен был передан через месяц).
Официальные представители обеих сторон встретились на середине моста и завершили заранее обговоренную процедуру. Абель и Пауэрс были приглашены туда же. Офицеры подтвердили, что это именно те люди, которых они ждут.
После этого Абелю был вручен документ об освобождении, подписанный в Вашингтоне 31 января 1962 года президентом США Джоном Кеннеди и министром юстиции Робертом Кеннеди.
Вслед за этим Абель и Пауэрс прошли каждый на свою сторону границы.
Вернувшись в Москву, Фишер (Абель) был отправлен на лечение и отдых, затем продолжил работу в центральном аппарате внешней разведки. Принимал участие в подготовке молодых разведчиков-нелегалов. Скончался в 1971 году в возрасте 68 лет.
Вернувшись на родину, Пауэрс работал в одной из компаний летчиком-испытателем, а затем летал на вертолете телекомпании. В августе 1977 года он погиб при крушении пилотируемого им вертолета, когда возвращался со съемок тушения лесных пожаров в окрестностях Лос-Анджелеса.
(Дополнительный источник: Военная энциклопедия. Председатель Главной редакционной комиссии С.Б. Иванов. Воениздат. Москва. В 8 томах - 2004 г.)
Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников
Мы никогда не спорили, лопнет ли Советский Союз ... Тут я вышел из дома - и через полчаса я в джунглях. strana.lenta.ru/latvia/danos.htm
Во-первых, моя фамилия не Данос, а Данош. Во-вторых, я не Янис, а Йохан. В-третьих, я балтийский немец, но отнюдь не немец. Балтийские немцы - это немецкоговорящее население города Риги, как сейчас русскоязычные. Эти прибалтийские немцы имеют кровь и латышскую, и немецкую, и швабы, и франки, и австрийцы, и шведы, и поляки, и русские - все что угодно можно найти в крови балтийских немцев.
Самый короткий анекдот: немецкий рабочий. Не было немецких рабочих. Были служащие, были ремесленники, были торговцы, все что угодно. Но рабочих не было. Работали латыши.
Сейчас латыши часто вспоминают Ульманиса, потому что это была последняя хорошая жизнь до прихода советской власти. Но Ульманис - такой же диктатор, как все другие в то время в Европе: в Эстонии, в Польше и так далее. Это был период, когда вся Европа сходила с ума. И немцы, и поляки, и итальянцы - все, в любой стране. Это было время между двумя войнами, и выжить могли только те, у кого был диктатор. Демократия в таком случае совершенно никуда не годится.
Ульманис не был придурком, но он ликвидировал парламент, всех немцев, евреев, русских, поляков с государственной службы вышвырнул, посадил нахлебников с красно-белым галстуком. В это время Латвия не выдавала ни одного лата на вооружение, а вся Европа вооружалась. Конечно, жили хорошо, лучше чем в Европе А какой смысл покупать пушки и самолеты, если в стране всего 2 миллиона человек?
У нас в доме крутились все кто угодно. Мой отец был подданным Венгрии, и мы считались венграми. Отец был превосходным певцом, и у нас крутился верхний слой общества - и немцы, и латыши, и русские, и евреи. В немецкие школы тогда ходили все, кто действительно хотел получить высшее образование, потому что немецкие школы считались лучшими.
Я проходил через национализм очень быстро и болезненно. Я был в немецкой школе в Гитлерюгенде. И потом, уже когда учился в латышской школе, продолжал туда ходить на собрания - ремень, портупея и так далее. Кричали Хайль!, пели песни. А мой отец махнул рукой: пусть балуются дети. А перед войной, когда уже все немцы уехали, он сказал: Детишки, мы остаемся. Не отдам вас сумасшедшему Адольфу в качестве пушечного мяса. Мы, конечно, были очень злы, недовольны: все уезжают, фатерлянд и так далее, большая Европа, боже мой! Уже начиналась война, французов побили, поляков побили - пора, как говорится.
Ну ладно, мы остались. Пришли большевики, выслали людей, расстреляли, началась мясорубка. Моих двоюродных сестер увезли, одну по дороге замучили, другую отправили в Караганду. Потом пришли немцы, Красную армию вышвырнули, все такие веселые... Я был у немцев радиомастером.
А когда война пошла уже немножко дальше, я понял, какой я был идиот. Я сидел слушал по радио, как выступал этот самый Адольф. Весь этот антураж, на фоне слышно, что люди кричат - это было настолько талантливо устроенное шоу, что ты как в трансе. А после этого я прочитал в газете, что он там говорил. Ничего. Одни фразы.
Люди гибли как мухи, с обеих сторон жертвы были страшные, мое поколение, по существу, было уничтожено. Один был товарищ моего брата, который остался в живых. От тех немцев, которые уехали в 1939 году, ничего не осталось. У меня начинала работать одна идеология, вторая идеология, третья идеология. Я понял, что был совершенно с закомпостированными мозгами. Я всем этим переболел навсегда.
В 44-м году меня призвали в легион, и я решил дезертировать. Поехал в Курляндию, хотел уехать в Швецию. Нас должны были забрать, но предыдущим рейсом была полная лодка, ее потопили, и она больше не пришла. Как люди выжили - это вопрос случайности. Мы вырыли бункер там, устроили, замаскировали, но приехала моя первая теща и сказала: в Риге нет больше жандармерии.
Я приехал в Ригу последним поездом, и тогда - бух! - мосты взорвали, прошли все эти косоглазые со значками... Освобождение. Передовые советские войска - это что-то страшное. В основном с Дальнего Востока, из Средней Азии. Наши советские азиаты. Латышские части вошли только на четвертый день. А первые части, которые вломились через Двину, хотели переправиться, но не получилось. Это были, по-моему, штрафники.
Я пошел опять работать радиомастером. Моя способность чинить радиоприемники спасала жизнь. Я окончил вуз в возрасте уже 40 лет - меня ведь вышвырнули из университета. Я уже работал над диссертацией, а у меня еще не было диплома. Я закончил вуз в Питере, защитился в Москве. Считался монтажником седьмого разряда, и, когда я закончил вуз, моя начальница лаборатории сказала: Вы знаете, мне очень неудобно, но я не могу вас сразу оформить старшим инженером, хотя вы руководитель группы, неофициально уже давно работаете. И я получал очень маленькую зарплату и подрабатывал как радиомастер.
Я сидел в закрытой зоне у Королева на ракетном полигоне, там был кубрик, в котором собирались ученые. Мы никогда не спорили, лопнет ли Советский Союз, мы только спорили, когда это случится. У ученых не было сомнений, что это должно лопнуть. Но я говорил, что, наверное, не доживу до этого, где-то около 2000 года.
В научном мире шли дискуссии насчет абсурда этой системы. Вот в горах, когда альпинисты уходят на три дня с палатками на ледник, где-нибудь на высоте 4000 метров. И там пели гимн Советского Союза с такими словами, что если бы хоть один кагэбэшник у нас там был, он бы отправил все эти 120 человек сразу этапом туда, далеко-далеко.
В конце 80-х я стал одним из зачинщиков Народного фронта. Как я попал туда - меня один очень известный писатель встретил на улице: Слушай, ты же экспедиции на Кавказ организовывал? - Я говорю, организовывал. - Сколько человек?. - Я говорю, человек 200. - Он говорит: Значит, навыки у тебя есть из ничего что-то собрать. - Я говорю, ну, есть. - Значит, ты нам нужен. Так я попал туда.
Это было прекрасное время. Тогда люди говорили: это долго не продержится. Все уже ожирели, нет больше того устройства, пирамиды сверху донизу. Все держится только на инерции. Народный фронт не надо было особо организовывать, надо было просто немножко направить, собрать, как говорится, конгресс, правление, разработать какие-то особенные методики, печать получить, зарегистрироваться. Я вел чисто формальные дела: надо было организовывать митинг, расставить своих невооруженных дружинников. Было страшно интересно. Не было войны, не было драки, были песни. Фантастика. В армии же то же самое: оркестр идет, и все солдаты поют. Тут пели, но не было барабанов и не было вооружения. В церкви ведь тоже поют. Это фантастика. Как может что-то держаться на песне?
...Почему я живу здесь, а не в Германии? А что в Германии? Я уже вдоль и поперек проехал Германию. Все эти устроенные деревни, где все святые, женщины каждый день по два часа убирают увядшие цветы - этот образ жизни мне не подходит. Тут я вышел из дома - и через полчаса я в джунглях. Где вы такое еще найдете в Европе?
70 лет назад в Черном море погибло судно Струма, на борту которого находилось более 700 еврейских беженцев, направлявшихся в Палестину.
Британское правительство отказало им в праве въезда в Палестину, опасаясь реакции арабского населения.
Турция не разрешила высадиться на свой берег и отбуксировала судно с неработающим двигателем в море.
Считается, что финальной точкой трагедии стала торпедная атака советской подлодки, которая приняла Струму за вражеский транспорт, хотя официально это не признало ни советское, ни российское руководство.
В результате из всех находившихся на борту спасся только один человек.
Судно Струма ходило под панамским флагом. Оно было отнюдь не самым комфортным для морского путешествия - свидетели описывают, что там даже не было туалетов.
Как выяснилось уже в открытом море, у Струмы также барахлил двигатель, что впоследствии сыграло роковую роль в судьбе судна.
Тем не менее, выбирать в то время не приходилось - в декабре 1941 года для многих уже было очевидно, что с территории стран, подконтрольных Германии, евреям надо было срочно бежать.
Когда судно вышло в море, мотор сломался в первый раз. Прибывшие на борт механики сумели починить его, и Струма добралась до Стамбула, где мотор сломался окончательно.
В Турции выяснилось, что беженцы не смогут попасть в Палестину. Турецкие власти также отказались разришать им сойти на берег.
Турецкие историки говорят, что запутанная международная ситуация, наличие большого числа других беженцев в Турции, нейтралитет Стамбула, статус людей, бежавших из Румынии, а также другие обстоятельства не позволили оставить людей в этой стране.
Судно простояло в стамбульском порту около 70 дней. Все это время турецкие власти вели переговоры с британцами о судьбе беженцев.
В конце концов, турки согласились пустить к себе лишь пару десятков человек. Когда в конце февраля Струму отбуксировали в Черное море, на ее борту было более 760 беженцев.
24 февраля судно погибло в результате взрыва. Самой распространенной версией является взрыв торпеды, выпущенной с советской подлодки Щ-213.
О том, что Струму потопила именно торпеда, рассказал единственный выживший - 19-летний беженец из Кишенева Давид Столяр. Он сказал, что видел торпедный след на воде.
Согласно записям судового журнала подлодки, в этот день она действительно атаковала несколько судов. Прямых доказательств того, что именно Щ-213 уничтожила судно с беженцами, нет.
По данным Северина Гокберга, историка из Центра по изучению Холокоста в Вашингтоне, за время войны до берегов Палестины из Европы добралось 51 судно с 27 тыс. пассажиров.
В то время территория управлялась Великобританией по мандату Лиги Наций. При этом Британия установила ограничения на въезд евреев в эту область.
Они не хотели усложнять отношения между евреями и арабами, они считали, что в Палестине и без того достаточно евреев. В 1930-х годах были серьезные восстания арабов, которые нападали на евреев. И Британия всерьез опасалась этнических беспорядков, - рассказал британский историк Джеффри Хоскинг.
Еще одним обстоятельством, которое осложняло иммиграцию в Палестину, были квоты на выезд евреев из Германии, согласованные в 1930-х годах.
Была квота на 25 тыс. [в год], которая затем была увеличена еще на 14 тыс. И все попытки, например, детей отдельно вывезти, натыкались на позицию, что есть квота, и пусть хоть все дети будут, нам все равно, но не больше, - рассказал Илья Альтманн.
Еще одой проблемой были деньги. Для въезда в Палестину было необходимо 800 фунтов, а из Германии евреев выпускали с 20-ю марками, - сказал историк.
В настоящее время многие израильские историки, которые изучают Холокост, считают, что, несмотря на объяснения Британии, именно эта страна несет большую часть ответственности за гибель беженцев со Струмы.
Историки отмечают, что эта политика в отношении беженцев продолжалась и после войны, проявившись в еще одной противоречивой истории с судном Эксодус в 1947 году.
Оно перевозило около 4 тыс. евреев, выживших в Холокосте, из Европы в Палестину, которая в тот момент все еще находилась под британским управлением.
Британские власти отказались пускать судно в палестинские порты, и вернули его в Германию. Там их разместили в лагерях.
В конце концов после того, как эта история вызвала осуждение во многих странах, британцы отправили евреев на Кипр, где они находились вплоть до создания государства Израиль в 1948 году.
В дополнение ко всему этому от Сталина всегда можно было ждать внезапных перемен в оценках событий и фактов, что тяжело отражалось на гуманитарных науках. Красочный пример: профессор государственного права в Московском юридическом институте А.Н.Трайнин разоблачал, как полагалось, согласно программе и стандартным вузовским учебникам, ложь и лицемерие буржуазного демократизма и охаивал конституции западных стран, утверждая, что конституции западного типа для Советского Союза не нужны. Но в один роковой день в конце ноября 1936 года проф. Трайнин явился на лекцию в 9 часов утра, не успев прочитать свежий номер Правды. Он обрушился на слухи о подготовке новой конституции СССР, построенной по образцу западноевропейских конституций, называя эти слухи вымыслом заграничных буржуазных газет. Со студенческих скамей послышалось хихиканье. Профессор вознегодовал и распалился еще больше. Но тут один студент подал ему номер Правды, в котором был напечатан доклад Сталина о новой конституции СССР. Это была так называемая Сталинская конституция, которая была составлена Бухариным и Радеком как раз по образцу западных конституций, с единственным отличием от них, а именно: все свободы и гарантии этих свобод существовали в СССР только на бумаге, а на практике, как очень скоро выяснилось, совершенно не соблюдались.
Проф. Трайнин прервал свою лекцию и пошел к директору института просить отпуск на месяц - для того, чтобы перестроиться.
poletika-nikolaj.librarus.ru/booki/wospomi/148.html
Вообще, интересные, очень спокойные по тону воспоминания - несмотря на крайний драматизм материала. Автор принадлежит к старинному украинскому роду. Видимо, юдофил - во всяком случае, очень много воспоминаний о евреях и их тяжёлой доле. Но не только.
Например, один член семьи его хороших знакомых был студентом юрфака Киевского университета и одновременно - прокурором республики. Так он приглашал преподавателей принимать у него зачёты в свой кабинет - Времени нет, много работы
Нашёл очень интересную статью о нём. Теперь понятно. Хотя впрочем,не очень
Международный Аэропорт Никосии заброшен уже почти 40 лет. Проработал он всего 6 лет. В 1974 году, Турция оккупировала северную часть острова, с тех пор аэропорт находится непосредственно в Буферной зоне Организации Объединенных Наций, отделяющей турецкие территории от греческой области Кипра.
Под катом еще 49 фото
01. Аэропорт был открыт 27 марта 1968 года. Он был спроектирован немецкой компанией Dorch-Gehrmann. Половину денег на строительство дала Великобритания.
04. Аэропорт не работает, начиная с 1974 года, и в настоящее время находится под контролем войск UNFICYP, и служит штабом-квартирой этих сил. 20 июля 1974 года, два пустых авиалайнера Авиалиний Кипра были уничтожены прямо на земле турецкими Военно-Воздушными силами.
Лишь спустя 45 лет после подвига решено наградить героев, спасших атомоход «Ленинский комсомол»
Александр Яковлевич Лесков представлен к награде
В России нужно долго жить. Справедливость этой поговорки на своем примере демонстрирует известный питерский подводник Александр Лесков. 45 лет назад он спас от гибели подводную лодку «Ленинский комсомол» и её экипаж. И только теперь, в момент ухода с президентского поста Дмитрия Медведева совершается то, что по всем законам – и человеческим, и юридическим – должно было совершиться тогда же…
На фотографии — эсминец типа «Флетчер» «Уильям Д. Портер», бортовой номер DD–579. Известный тем, что атаковал президента США Франклина Рузвельта.
Однажды посреди Атлантики шёл линкор «Айова» с Рузвельтом на борту. Президент направлялся в Марокко, а заодно и на Тегеранскую конференцию планировал заскочить. «Уильям Д. Портер» входил в состав эскорта.
Во время шторма на «Портере» сорвало глубинную бомбу, которая не замедлила рвануть. Эскорт решил, что его атакуют и устроил глубинную бомбардировку. Во время шторма это, надо представить, выглядело впечатляюще. Рузвельт был уверен, что Дениц натравил на него лучшие силы.
14 ноября на следующий день, когда шторм утих, командующий конвоем приказал устроить учения. «Портер», выполняя атаку по надводной цели описал циркуляцию и выпустил торпеду по линкору, поскольку морская вода разъела предохранитель в торпедном аппарате. О чём тут же сообщил по радио.
На «Айове» обосрались. Линкор уклонился и тут же навёл все стволы на эсминец. На всякий случай. Теперь обосрались на эсминце.
Ситуацию спас лично Рузвельт, прямым своим приказом. Командир «Портера» отделался лишь выговором за неумение целиться при торпедной атаке.
С того дня аж до середины 1945 года, когда «Портера» потопил камикадзе около Окинавы все встречные корабли на всякий случай семафорили: «Не стреляйте, мы республиканцы».
«Знакомлюсь с командиром отряда А. [привожу эти строчки по памяти], он докладывает мне, что положение тяжелое, отряд разваливается. В глаза не смотрит. Я вынимаю пистолет и стреляю в паникера в упор». Линьков кратко описывает эту тяжелую сцену и продолжает: «После выхода книги я получил много писем. Фамилии его я не назвал, где-то живет его семья. Почему, по какому праву я проявил самоуправство, а некоторые назвали мои действия самосудом. Как объяснить мое решение? Я смотрю на человека, в чьих руках судьба отряда, он струсил, предал, нарушил воинскую присягу. В руках партизан оружие, они готовы бороться, а командир — трус, дезертир, готов бросить поле боя, он убеждает меня, что положение безнадежно. Переломить ситуацию нужно срочно, не откладывая. Другого выхода не было. Война в тылу врага — не только диверсии и боестолкновения, но еще и война разведок. В отряды разными путями проникают агенты врага. Они выдают себя за солдат, вышедших из окружения. Часто эти люди завербованы врагом, они прошли подготовку в разведшколах. Они “заработали” себе право на жизнь, расстреливая наших бойцов. Немцы фотографировали расстрелы. Снимки предателей-палачей подшивали в их личные дела. Эти подонки верно служили своим хозяевам. Путь на родину для них был закрыт навсегда. Эти преступления не имел и срока давности. Я взял под личный контроль кадровый состав отряда. Любой боец, который вызывал у меня подозрение, ликвидировался. Я посылал его на задание в группе людей, которым доверял, и отдавал приказ о его ликвидации. В центр сообщал, что боец погиб в бою. Семья получала право на пособие».
Представьте себе, что мог чувствовать молодой человек, которого окунули в самое пекло войны. Я бы, наверное, чувствовал то же самое, если бы оказался рядом с ним в белорусских лесах. Так началось для меня истинное познание войны. Я впоследствии много читал о войне. Старательно искал, покупал, изучал воспоминания Василевского А.М., Еременко А.В., Жукова Г.К., Конева И.С., Рокоссовского К.К. Прославленные маршалы тогда еще были живы. Но их записки были холодны и напоминали штабные сводки. Война в их изложении была рассказом о передвижении войск. Они не писали, какой ценой были выиграны сражения. Я много думал о судьбе рядового солдата. Что думал о нем прославленный маршал? Ответа не находил. Линьков за несколько часов раскрыл мне истинную цену победы.
Подрежут мне крылья – буду ходить на ногах; отрежут ноги – стану ходить на руках; оторвут руки – поползу на животе – лишь бы только приносить пользу!» history-of-art.livejournal.com/599642.html#cutid1
Родился в селе Головчинцы Литинского уезда Подольской губернии (ныне селе Кармалюкове Жмеринского района Винницкой области) в крестьянской семье.
В возрасте 17 лет был отдан помещиком на 25-летнюю службу в царскую армию. В 1813 дезертировал из 4-го уланского полка, который размещался в Каменце-Подольском и вернулся в родные места. Вскоре был пойман и приговорён к 500 ударам плетью, после чего был направлен в крымский штрафной батальон. На пути к Крыму Кармелюк сбежал из-под стражи.
[править] Крестьянские волненияВ 1814 году возглавил восстание крестьян против местной администрации и дворянства, разразившееся в Литинском, Летичевском и Ольгопольском уездах. В 1817 году Кармелюк был схвачен жандармами и приговорен к смертной казни. В последний момент казнь была заменена на 25 ударов плетью и 10 лет каторжных работ в Сибири. Однако во время пересылки Кармелюку удалось бежать из Вятского этапного лагеря. Возвратясь на Подолье, продолжил борьбу, пока опять не был схвачен во время облавы. Воспользовавшись знанием русского языка и соответствующими документами, во время следствия выдал себя за костромского солдата. После заточения в каменец-подольской крепости Кармелюк вместе с другими заключёнными организовал свой четвёртый побег. При попытке к бегству был ранен, затем схвачен и прикован к каменному столбу в башне Юлия II (Папской, позже названной Кармелюковой).
Зимой 1824 года его наказали 101 ударом плетью, заклеймили раскалённым железом и опять отправили этапом в Сибирь. Следующие два года Кармелюк вместе с другими каторжанами провел в пешем конвоировании в Тобольск. В 1825 из Тобольской каторжной тюрьмы переведен в Ялуторовск. Вскоре он опять бежал, но был схвачен и приговорен к ещё более суровым условиям содержания. Следующий побег — один из самых знаменитых задокументированных случаев. Осенью, во время ночной бури, Кармелюк выломал решетку, собрал рубашки всех сокамерников и связал их в длинный канат. К концу каната привязал камень и перебросил его через тюремный частокол. При помощи этого подвесного моста прямо из окна за изгородь друг за другом бежали все пленные — к утру камера была пуста.
В 1828 году опять был схвачен и отправлен в Сибирь на Боровлянский стеклодувный завод в Тобольской губернии. Затем опять побег, а в 1830 — очередной арест. Спустя 2 года Кармелюк разобрал потолок в своей камере и сбежал из Литинской тюрьмы.
В 1830—1835 крестьянское движение под руководством Кармелюка охватило все Подолье, соседние с ним районы Бессарабии и Киевщины. В восстании принимали участие около 20 тысяч человек. На протяжении 23 лет борьбы крестьянские отряды Кармелюка совершили более тысячи нападений на помещичьи усадьбы. Захваченные у помещиков деньги и ценности раздавались крестьянским беднякам. В повстанческом движении принимали участие не только украинцы, но и поляки и евреи. Долгие годы соратниками Кармелюка были евреи Аврум Ель Ицкович, Абрашко Дувидович Сокольницкий, Арон Виняр и Василий Добровольский, а также поляки Ян и Александр Глембоцкие, Феликс Янковский и Александр Витвицкий. Ни один из них на допросах и очных ставках не предал Кармелюка, за что некоторые из них были казнены, а другие высланы в Сибирь.
Для борьбы с восставшими российское правительство в ноябре 1833 г. создало т. н. Галузинецкую комиссию. В 1835 году Кармелюк был убит из засады шляхтичем Рутковским; по преданию — не пулей, а серебряной пуговицей. С целью устрашения непокорных крестьян растерзанное тело Кармелюка ещё долго возили по городам и сёлам. Похоронили его в Летичеве, где позже, в 1974 году был установлен 5-метровый памятник. Допросив 2700 лиц, правительственная комиссия постановила, что Кармелюк поднял на борьбу 20 тысяч повстанцев.
В Головчинцах резонанс судебного дела Кармелюка был столь велик, что вся его многочисленная родня была вынуждена во избежание репрессий отказаться от своей фамилии. Подавляющее большинство родственников взяли себе фамилию Карман: такой была кличка соратников Устима. После 1955 г., когда село было переименовано в Кармалюково, начался обратный процесс смены фамилий: почти все Карманы опять пожелали стать Кармелюками
Всегда поражало несоответствие между этим лицом - скорее неприятным и спокойно самодовольным - и тем что известно об этом человеке - настоящий кадровый офицер(я таких знал) - спокойный, доброжелательный, исполненный чувства долга - и требующий всегда прежде всего от себя.
Замечу ещё, что на 2-м портрете он похож мне кажется на Брежнева.
Юный кибуцник Меир Хар-Цион с младшей сестрой Шошаной шли в Галилею, к истокам Иордана. Вперед их вели любопытство и дерзость. В Израиле уже не было мест, где бы они не побывали. Чтобы не делать большой крюк, пошли напрямик - через Сирию. Там их и задержали.
Было это в 1952 году. Около месяца путешественники провели в тюрьмах Кунейтры и Дамаска. Свобода пришла после вмешательства ООН и Красного Креста - Меира и Шошану поменяли на троих сирийских офицеров.
В следующем, 1953 году неугомонный Хар-Цион, уже боец легендарного шароновского отряда 101, с подругой Рахелью Савораи сходил в Петру - таинственную столицу набатейского царства, к Красной скале - мимо постов арабских легионеров, мимо бедуинских кочевников, которые ненавидели израильтян, - и вернулся. ru.wikipedia.org/wiki/%D5%E0%F0-%D6%E8%EE%ED,_%CC%E5%E8%F0h
тактика боя, принятая в 101 отряде, была разработана именно Хар-Ционом: командир идёт впереди; удар наносится там, где его не ждут; раненых и убитых не оставлять, но помощь оказывать после боя; нет невыполнимых заданий. Эти принципы стали классическими в израильской армии
....................
В 1953 году Хар-Цион со своей подругой Рахелью Савораи пробрался на территорию Иордании в Петру — бывшую столицу набатейского царства, к так называемой «Красной скале», и вернулся в Израиль. Общее расстояние похода по горам и пустыне составило 45 километров.
Пример Хар-Циона вызвал повальную моду среди израильских бойцов на смертельно опасные походы к Красной скале. 12 евреев погибли в Иордании в попытках повторить поход Хар-Циона.
В 1955 году поэт Хаим Хефер (англ.) и композитор Йоханан Зарай написали песню «Ха-села ха-адом» — «Красная скала», посвящённую походу Хар-Циона.
Ее спел Арик Лави. В связи с неоднократной гибелью молодых искателей приключений, походы в Петру были запрещены специальным законом, а радиостанциям запретили транслировать песню
Ноябрь 1955-го, офицеры 890 батальона:
Слева направо (стоят): лейтенант Меир Хар-Цион; майор Арик Шарон; начгенштаба - Моше Даян; капитан Дани Матт; лейтенант Моше Эфрон и полковник Асаф Симхони.
Сидят слева направо: капитан Аарон Давиди, лейтенант Яаков Яаков и капитан Рафуль Эйтан
Русский военный лётчик. Родился в семье потомственных дворян. Его предки Прокофьевы были военными, а отец стал известным в Петербурге певцом, режиссером и владельцем театра (Северский — его сценический псевдоним).
Прокофьев-Северский учился в Морском кадетском корпусе, который окончил в декабре 1914 года в чине мичмана. К моменту поступления в корпус он уже умел летать — отец был одним из первых владельцев самолета в России.
В 1914—1915 годах в России при Военно-морском флоте начали создавать авиационные группы, предназначенные для морской разведки и совместных действий с кораблями. Среди молодых моряков, направленных в Севастопольскую авиационную школу для подготовки летчиков морской авиации, был мичман Прокофьев-Северский. 2 июля 1915 года он сдал экзамен и получил звание морского лётчика.
Летом 1915 года во время боевого вылета подорвался на собственной бомбе и был тяжело ранен. Ему ампутировали правую ногу. Тем не менее он решил вернуться в строй и упорно учился ходить сначала на костылях, а затем с протезом.
В начале 1916 года приступил к службе на петербургском заводе 1-го Российского товарищества воздухоплавания в качестве наблюдателя за постройкой и испытанием гидросамолетов, предназначенных для авиации Балтийского флота. В это время начал работать в качестве конструктора. Предложил схему, чертежи конструкции и технологию перехода летающих лодок с поплавков на лыжи, что позволило авиации флота действовать зимой. Чтобы доказать, что может летать, однажды во время показательных полётов без разрешения заменил недостающего лётчика. Узнав об этом случае, Николай II захотел сам увидеть прославившегося офицера. И вот высокий стройный морской офицер, показав прекрасную строевую выправку, предстает перед императором. Тот осторожно спрашивает о протезе. Получив утвердительный ответ, царь без колебаний разрешает Александру летать.
Вскоре молодой авиатор показал себя как выдающийся боевой лётчик, и 3 февраля 1917 года ему был присвоен «за отличие» чин подпоручика. К моменту Октябрьской революции 1917 года подпоручик Прокофьев-Северский был одним из самых известных лётчиков-асов в России. Он налетал 1600 часов, участвовал в 57 воздушных боях, одержал 13 побед, имел множество боевых наград, в том числе почётное Золотое оружие и орден Св. Георгия 4-й степени, вручённый лично главой Временного правительства — А. Ф. Керенским. 12 октября 1917 года «за отличие в делах против неприятеля» произведен в чин поручика. Был награждён специальной наградой за ценные изобретения в области морской авиации. Занимал должность командующего истребительной авиацией Балтийского флота и технического консультанта при Адмиралтействе.
[править] АвиаконструкторВ начале 1918 года эмигрировал в США. Оставшись не у дел, Прокофьев-Северский стал подыскивать себе новую работу. Вскоре состоялась его встреча с известным генералом Уильямом Митчеллом — убеждённым сторонником развития бомбардировочной авиации, «крестным отцом» американских стратегических военно-воздушных сил. Прокофьев-Северский поделился с ним своими соображениями по техническому усовершенствованию самолётов. Идеи молодого русского лётчика заинтересовали генерала, и он предложил ему место инженера-консультанта при Военном министерстве в Вашингтоне. В 1927 году получил американское гражданство, и ему было присвоено звание майора ВВС США в запасе.
Для развития и коммерческого использования своих идей в 1922 году основал фирму «Seversky Aero Corp». Фирма работала успешно, было разработано несколько технических новинок, однако во время Великой депрессии разорилась.
В феврале 1931 года Северский основал новую фирму «Seversky Aircraft Corp.», где являлся одновременно президентом, конструктором и лётчиком-испытателем; главным инженером стал его земляк, талантливый грузинский авиаконструктор Александр Картвели. Среди их разработок такие самолёты как SEV-3, P-35, 2PA и самый массовый истребитель времён второй мировой войны — P-47 Thunderbolt.
Являясь авиаконструктором и владельцем фирмы, Северский продолжал сам испытывать и пилотировать самолёты. Например он был первым среди американцев, кто пилотировал новейший (на то время) английский истребитель Supermarine Spitfire[1].
Фирма разработала несколько новых моделей самолётов, но не была коммерчески успешной, и в 1939 году Северского без его ведома и в его отсутствие сняли с поста президента, а саму фирму преобразовали и переименовали в Republic Aviation Company.
[править] Писатель и военный аналитикБлагодаря своему умению выступать на публике, Северский стал знаменитостью и постоянно находился в центре внимания прессы. Даже его переезд на новую квартиру в 1942 году удостоился заметки в The New York Times.
Всеобщую известность Северскому принесла книга Victory Through Air Power («Воздушная мощь — путь к победе»), опубликованная в 1942 и быстро ставшая бестселлером. В этой книге А. Н. Северский аргументированно утверждает, что США могут и должны стать державой, лидирующей в воздухе, заняв тем самым военное лидерство в мире.
По этой книге компания Уолта Диснея сняла пропагандистский фильм, в котором, в промежутках между рисованными анимированными сценами, выступал сам Александр Северский. Этот фильм Рузвельт и Черчилль просматривали совместно.
К концу второй мировой войны Прокофьев-Северский был признанным авторитетом в делах военной стратегии и имел должность консультанта по военным делам при правительстве США. В 1945 он был награждён медалью «За заслуги» — самой почётной наградой США, присуждаемой гражданским лицам.
До конца своей жизни Прокофьев-Северский оставался консультантом ВВС США и лектором Авиационного университета, где обучались будущие командиры военно-воздушных подразделений. Он много ездил по стране, читал лекции, выступал в прессе, участвовал в конференциях.
Арадан. Две судьбы – две войны – два полиглота
Петя
Мой товарищ, напарник и сменщик-водитель Пётр.
В неполных 18 его в 1944 году призвали. Были навыки вождения трактора – стал механиком-водителем Т-34. Дошёл до Берлина. Горел. Остался жив. Когда мы познакомились, ему было почти 30 – жена Валентина и пятилетний ребёнок. Но он, взрослый человек, фронтовик, сохранил детскую наивность. Его восприятие жизни удивляло даже меня, мальчишку. Его рассказы о войне разительно отличались от того, что я слышал до и услышал потом.
На войне Петя изучил немецкий и знал все нужные слова: хенде хох, эссен, тринкен и лиген. С удовольствием рассказывал, как немцы давали тринкен и эссен, а немки чётко выполняли команду лиген вне зависимости от времени, места и возраста. Слов мародёрство и насилие Петя не понимал. Он был на войне, в логове врага, а там нормально и тринкен, и лиген.
Ты что, Серафим, – успокаивал он, – маленьких мы не трогали. Но уж если сиськи есть, то пожалуйте лиген. Да ведь никто из них не разу не отказал. Значит всё по согласию. А ты говоришь насиловали... Ну, если разве когда хором, но это редко. Немок-то хватало.
Вот такая война – через смотровую щель Т-34.
Геннадий Николаевич Письменный
В 1934 году Геннадий Николаевич с отличием окончил Ленинградскую Горную Академию, и в числе лучших выпускников был направлен в США и Германию – на стажировку.
В 1937 году Г.Н. вернулся в СССР, был взят при пересечении границы в Брест-Литовске, доставлен в Ленинград и посажен во внутреннею тюрьму КГБ на Лиговке. Ему объяснили, что он участник заговора, и назвали ряд фамилий, в том числе и его учителей из Горной Академии.
Допрашивали оригинально: вызывали на допрос в 7 утра и даже не били, а предлагали садиться на рояльный стульчик... с которого была свинчена крышка. Не замечали, если он пытался висеть над стулом, но ведь долго так не выдержишь, а допрос обычно продолжался часов до 11 вечера. В конце допроса предлагали подписать признательные показания. Г.Н. отказывался, и его отправляли в камеру. Утром всё начиналось сначала.
И, тем не менее, Г.Н. говорил, что это было время его университета. У него в сокамерниках было мало доцентов с кандидатами, всё больше членкоры и академики.
Надо отметить, что со стажировки Г.Н. вернулся с блестящим знанием английского и немецкого. За время сидения с 1937 по 1941 год по тюрьмам изучил французский, итальянский, испанский и греческий. Как не странно, книги в тюрьмах давали, а так как библиотеки были составлены из конфиската, то качество библиотек было выше всяческих похвал.
В 1941-м началась война. Г.Н. писал письма с просьбой отправить его на фронт. Осенью, в ноябре, отправили рядовым в штрафную роту.
Как он воевал, можно судить по тому, что в феврале 1942 года он уже был младшим лейтенантом в строевой сапёрной роте.
В апреле 1942 года контуженный, без сознания, попадает в плен. Полевой лагерь военнопленных. Г.Н. бежит, пойман, опять бежит, опять пойман и попадает в барак смертников в Дахау.
Г.Н. – смертник, но его спасает знание языков. Через какое-то время он, оставаясь смертником, становится личным переводчиком начальника лагеря. Немцы его ценят и берегут. А он входит в подпольный комитет Сопротивления. Чем он занимается?.. Толком не рассказывал... Однако в 1945 году Королева Великобритании награждает Г.Н. Рыцарским Крестом за спасение жизней британских лётчиков. Франция награждает его орденом Почётного Легиона. Крест храбрых от Польского правительства в изгнании. Ещё что-то от итальянцев и испанцев. В общем: грудь в орденах. Это всё выяснилось в 1956 году, когда его реабилитировали. Оказывается, был ещё и орден Красной Звезды, которым его наградили за последний бой... посмертно.
Всё это потом, а пока... 1945 год. Закончилась война. Лагерь освобождают союзники, Г.Н. попадает в лагерь для перемещённых лиц и начинает рваться на Родину.
1946 год. Г.Н. возвращается. В Брест-Литовске его берут и сажают. Шпион!
Мы познакомились (вернее, он обратил на меня внимание) вскоре после моего приезда. После нескольких лет родных тюрем и лагерей Г.Н. был в Арадане на вечном поселении с правом перемещения от точки заселения в пределах 50 км. Умела Советская Власть формулировать.
К моменту нашего знакомства Г.Н. отсидел 18 лет и знал... 18 языков. Славянские (польский, болгарский, словацкий и т.п.) не в счёт. В 1955 году Г.Н. изучал иврит. Где он взял книги – не говорил. Меня Г.Н. корил за плохое знание немецкого и говорил, что трудно изучить только первые три языка, потом языки даются всё легче и легче.
И ещё говорил, что в немецких лагерях было легче, чем в родных: Там знал, за что мордовали.
На стройке Г.Н. отвечал за геологию и руководил всеми взрывными работами. Абрамыч на него только что не молился и доверял полностью. Когда в начале 1956-го, ещё до реабилитации Г.Н., чьи-то шустрые ручонки сумели взорвать склад с аммоналом (весь аммонал стройки!), особисты первым делом ухватились за Г.Н., но Абрамыч его отстоял.
И ещё эпизод. Лето 1956-го. Из Абакана в Кызыл направляется на двух автобусах группа представителей зарубежных профсоюзов (МОПР): англичане, немцы, французы, итальянцы, испанцы... В общем – ноев ковчег.
Километров за 50 от Арадана ломается один из автобусов. Второй пытается тащить его на буксире и вышибает у себя кардан. Благо это происходит рядом со станцией (домик смотрителя, чайная и телефонная связь со штабом стройки – Араданом). Смотритель звонит Абрамычу, и тот высылает четыре самосвала ЗИС-150: два – тащить автобусы, а два с зафиксированными проволокой кузовами, вымытыми до блеска и набитыми сеном – для перевозки пассажиров.
На всех иностранцев два переводчика: парень и девушка. Но у парня схватило живот, а девочка – англичанка и немного знает немецкий. Приезжают в Арадан. Иностранцы в восторге от экстрима. Девчонка мечется и ревёт. Галдёж. Ничего перевести она не успевает. И вдруг воцаряется тишина. Люди сами собой образуют круг, а внутри круга ходит небритый тип в рваной телогрейке, подпоясанной бикфордовом шнуром (он прямо со взрывных работ) и говорит с каждым на его родном языке. И как говорит!.. Да, я простой разнорабочий.
Летом 1956 года, вскоре после эпизода с делегацией МОПР, приехал из Кызыла прокурор и привёз толстенный пакет с реабилитацией.
В пакете было много чего, в том числе и награды, которые нашли героя. В тот день я первый и последний раз видел Г.Н. пьяным: он шёл по асфальту, размазывая по лицу слёзы, выкрикивал что-то нечленораздельное и расшвыривал по кустам свои награды. А за ним, на отдалении шли взрослые и дети... Много... По местным меркам, очень много... Человек 8-10... и дети рыскали в кустах, собирая выброшенные награды...
Через несколько дней Г.Н. внезапно уехал, забрав жену и сына. Один раз он потом заезжал в Москву и позвонил. Он был тогда главным инженером комбината Тува-кобальт.
Так прошел по моей жизни этот человек с легендарной судьбой. Сколько их было на просторах Родины чудесной?
Вообще замечательно интересный журнал. Правда маленький - только начал.
В Киеве у стадиона имени Лобановского - бывшего домашнего стадиона Динамо, сильнейшей киевской футбольной команды – стоит впечатляющий памятник. Это массивная каменная стела, на одной из сторон которой высечены четыре фигуры, смотрящие куда-то вдаль, за горизонт. Они изображают четырех футболистов - Николая Коротких, Ивана Кузьменко, Алексея Клименко и Николая Трусевича, которые пали жертвой нацистской оккупации Украины во время Второй мировой войны.
Их убили нацисты – Коротких при допросе, остальных в Сырецком концлагере – через некоторое время после того, как украинская команда, в составе которой они играли, нанесла унизительное поражение немецкой. Ужасная участь погибших легла в основу превратившейся в легенду истории о Матче смерти, факты и выдумка в которой настолько переплелись, что она до сих пор продолжает вызывать споры.
Их история вдохновила четыре фильма – включая Бегство к победе (Escape to Victory), в котором место действия было перенесено в Париж, а конец сделан менее мрачным, множество книг и расследование, проведенное германскими властями в 1970-х годах и не обнаружившее доказательств того, что игроков убили из-за футбольного матча.
Последний фильм – российские вариации на тему матча и его последствий – вышел в прошлом месяце и сразу же вызвал скандал, не только из-за своего чрезмерного драматизма, но и из-за того, что футболисты выглядят в нем героическими советскими (то есть русскими) людьми, а большая часть прочих киевлян - едва ли не пособниками нацистов. Звучали даже призывы запретить показывать его на Украине – кое-кто опасался, что он может спровоцировать напряженность в и без того непростых отношениях между Россией и Украиной в преддверии притока российских болельщиков на Евро-2012, однако в итоге его прокат все же был разрешен.
Фильм получил российское государственное финансирование, предназначенное для патриотических картин. Главную роль в нем играет популярный российский актер Сергей Безруков, много снимавшийся в исторических фильмах и, в частности, игравший Пушкина. Прототипом его героя на этот раз послужил вратарь Трусевич. В ключевой сцене он, сидя в раздевалке, объявляет своим товарищам по команде, что они должны победить. Убьют ведь, - замечает один из футболистов. А мы это переживем, - отвечает героический вратарь с бесшабашным блеском в глазах.
Реальность была несколько более грубой. Немцы захватили Украину, в то время входившую в состав Советского Союза, в 1941 году. Оккупация была особенно жестокой – в сентябре в Бабьем Яре в Киеве за два дня были убиты 30 тысяч евреев. К началу следующего года многие горожане практически голодали. Ближе к лету оккупационные власти решили организовать серию футбольных игр, чтобы восстановить в украинской столице ощущение нормальности.
Была собрана украинская команда, хотя ее потенциальные участники спорили между собой о том, не будет ли игра с оккупантами коллаборационизмом. Она была названа Старт и возникла вокруг группы рабочих с городского хлебзавода – считается, что его директор был поклонником футбола и поэтому предоставил работу бывшим игрокам, чтобы помочь им пережить оккупацию. Костяк команды составили люди из Динамо, но остальные игроки также были профессионалами из Локомотива и явно превосходили противников.
Старт легко выиграл ряд игр – но затем состоялся Матч смерти. По легенде – здесь факты и выдумки начинают смешиваться - немцы решили, что с них хватит. Второй матч против команды люфтваффе должен был пройти на стадионе Зенит 9 августа 1942 года. По некоторым сведениям, украинцам дали понять, что допустим только один результат. Впрочем, по другой версии, судья-немец зашел перед матчем в раздевалку исключительно для того, чтобы напомнить, что играть следует по правилам. В первом тайме счет был 3:1 в пользу Старта, в перерыве в раздевалку заходили несколько посетителей. Свидетельства опять расходятся – некоторые говорят об офицере СС, подчеркнувшем последствия для игроков, которые может повлечь за собой победа, другие ничего об этом не упоминают.
Не вызывает сомнения одно – Старт победил со счетом 5:3. Согласно одному из описаний матча, игрок Старта в последнюю минуту обошел германского вратаря, но вместо того, чтобы забить гол, послал мяч обратно на среднюю линию. Унижение было полным.
Между тем существует фотография, обнародованная после войны сыном одного из игроков, на которой футболисты Старта и немецкой команды стоят после матча вместе и улыбаются в камеру. Никаких признаков враждебности на ней не заметно. Впрочем, с выводами на основании этого снимка торопиться тоже не стоит – некоторые считают, что он был сделан после одного из предыдущих матчей.
Первые публичные заявления об аресте и гибели игроков были сделаны лишь в следующем – 1943 – году. Матчем смерти игру начали называть только после войны – в 1946 году статья под таким названием появилась в одной из советских газет.
Создание подобных героических мифов было обычной тактикой режима. История убитого в 1930-х годах мальчика Павлика Морозова превратилась в легенду о том, как он отважно пожертвовал жизнью, разоблачив собственных родных как врагов государства, на которой росли поколения советских школьников. В послевоенные годы история Матча смерти была раскручена аналогичным образом.
Итак, что же произошло после матча? Сразу же после - ничего. Лишь через несколько дней девять футболистов арестовали на хлебзаводе. Некоторые современники утверждали, что их схватили вместе с множеством других рабочих за то, что они подмешивали битое стекло в выпекавшийся для немцев хлеб. По другим версиям, немцы, в конце концов, установили связь между Динамо, игроками и НКВД. По-видимому, причиной ареста Коротких, действительно, стало именно это – была обнаружена его фотография в форме НКВД. Его отвели в находившееся в центре Киева здание гестапо, которое до и после оккупации занимала советская тайная полиция, и там он умер под пытками.
Остальных арестованных игроков отправили в Сырецкий концлагерь. 24 февраля 1943 года, через несколько месяцев после Матча смерти, Трусевич, Клименко и Кузьменко были расстреляны.
10 июля 1941 советский лётчик Николай Терёхин совершил первый в истории двойной таран.
Из воспоминаний Захарова Георгия Нефёдовича, командира 43-й авиационной истребительной дивизии:
...10 июля над могилевским аэродромом произошел бой, описание которого вскоре попало на страницы центральных газет. …Когда показались немецкие бомбардировщики, у нас на аэродроме находилось три звена. Шесть истребителей поднялись сразу и тут же были связаны боем. Звено Николая Терехина только возвратилось с боевого задания и еще не успело заправиться. Заканчивал заправку и взлетал Терехин уже под бомбежкой. Накануне он сбил бомбардировщик (второй с начала войны) и вот снова повел звено в атаку на “юнкерсы”. Мы с тревогой следили, как взлетает звено, как Терехин точно вывел ведомых в прямом смысле из-под бомб, потом так же удачно сманеврировал и быстро пристроился к “юнкерсу”, но огня почему-то не открывал. Я сейчас уже не могу сказать, что у него произошло с оружием, но, помню, вместе с другими работниками штаба дивизии, наблюдавшими тот бой, был раздосадован тем, что Терехин не открывает огня. И вдруг И-16 на наших глазах винтом рубанул фашиста по хвосту!
А дальше произошло такое, чего за всю войну мне видеть больше не приходилось. Уже потом, после боя, мы это квалифицировали как двойной таран, и, как всякий редкий случай, эпизод этот передавался летчиками в устных рассказах, обрастая всевозможными домыслами. Но, по утверждению некоторых очевидцев, Николай Терехин после первого тарана ударил плоскостью другой, рядом идущий “юнкерс”.
Сейчас, по прошествии стольких лет, восстановить этот редкий эпизод в деталях очень трудно. Единственный человек, который мог бы рассказать о нем, — сам Николай Терехин. Но спустя полтора месяца после начала войны 161-й полк, в котором воевал Терехин, выбыл из состава дивизии на переформирование, и о дальнейшей судьбе этого славного летчика я ничего не знаю. Однако же по рассказам некоторых однополчан Терехина, с которыми я вспоминал этот эпизод много лет спустя, дело обстояло следующим образом. “Юнкерсы” шли в очень плотном строю. Над ними в ожесточенном бою сошлись наши истребители (два звена) и Ме-109. И оттого что бой истребителей протекал в непосредственной близости, немецкие бомбардировщики держались на минимальной дистанции один от другого. Когда Терехин таранил одного, тот стал заваливаться на крыло и зацепил своего ведущего. Ведущий резко отвернул влево и столкнулся с левым ведомым. Так все головное звено Ю-88 и рухнуло…
Это произошло очень быстро, и уже в следующую минуту в небе повисло шесть или семь куполов парашютов. Кучно, группой снижались уцелевшие гитлеровцы, и несколько поодаль, но на близком расстоянии от них, — Николай Терехин. Для Терехина бой не окончился, потому что немцы открыли по нему стрельбу из пистолетов. Наш летчик отстреливался. Вся группа должна была приземлиться в нескольких километрах от аэродрома в поле. Строй бомбардировщиков, конечно, сломался: “юнкерсы”, беспорядочно швыряя бомбы, уходили на запад. Бой истребителей оттянулся далеко в сторону, уследить за ходом боя с земли стало невозможно. В это время появилось возвращающееся с боевого задания еще одно наше звено и бросилось вслед за уходящими “юнкерсами”. А за Терехиным я немедленно послал машину с бойцами, но раньше нас туда подоспели колхозники. Они помогли летчику обезоружить фашистов, связали их всех одной длинной веревкой, конец которой дали в руки Николаю Терехину. Так он и появился на КП дивизии — с пистолетом и одной руке и с веревкой, которой были связаны немцы, в другой. Старшим среди немцев оказался подполковник с двумя Железными крестами. Допросив пленных, мы передали их в штаб. За этот бой летчик-истребитель Николай Терехин был награжден орденом Ленина...
