Пора строить стену между США и Болгарией

Пора строить стену между США и Болгарией

Все мы очень любим поэта Сергея Есенина. Но некоторые его стихотворные строки сложно признать удачными. Наш короткий рифмованный справочник поможет вам разобраться, что в них к чему.

«Под кущей обновленной сени…»
(«Под сенью кущ», хотел сказать Есенин.)

«Пахнет рыхлыми драчёнами…»
(Это яйца запеченные.)

«Эти волосы взял я у ржи…»
(Не заржи, соберись, не заржи!)

«Только вот с эфтой силой / В душу свою не лезь...»
(Можно и с «этой» было. А-ля народная речь.)

«Не грусти и не печаль бровей…»
(Здесь «печаль» — глагол, но не «бровей».)

«Словно кто-то к родине отвык…»
(Тут не «к», а «от» должно быть. Хнык.)

«В душу плачут чибис и кулик…»
(«Плакать в душу», «плакать», «в душу», sic!)

«Валерий Яклевич! / Мир праху твоему!»
(Вообще он «Яковлевич», если по уму.)

«Это только тягостная бредь…»
(«Бред» плюс рифма к слову «умереть».)

«Пускай ты выпита другим…»
(Не про бухло мы говорим.)

«Так много всяких и невсяких было…»
(Пять длинных стоп заполнить нужно было.)

«Потому, что я с севера, что ли…»
(Здесь не сбейся: не «хули», а «что ли».)

«Я готов рассказать тебе поле…»
(Это аккузатив поневоле.)

Мы должны это высмеивать дабы помочь пиндосам избавиться от недостойного поведения кловунов...

Все мы очень любим поэта Сергея Есенина. Но некоторые его стихотворные строки сложно признать удачными.

Я однажды сподобился прочитать целиком 3-томник Есенина.
Самые известные его стихотворения, которые знают все, - да, очень неплохие.
А вот остальные, малоизвестные, показались мне не очень удачными.
Такое у меня впечатление сложилось в целом. Заранее извиняюсь.

Примерно то же можно сказать о любом другом поэте

Про литературу

Писать заявки на PhD - не очень благодарное и довольно утомительное занятие; по этой причине я ненадолго отсюда выпал. Но вот и возвращаюсь - с небольшим рассказом о себе и о русской литературе.

Я учился в очень хорошей петербургской школе - с отличными учителями (в основном преподававших в университете), некоторые из которых стали одними из моих самых любимых друзей; с четырьми языками (включая латынь, которая и оказалась самым полезным языком после английского), всякой углубленной математикой (вот этого в моей жизни лучше бы и не было), с кучей всяких дополнительных курсов (от истории кино до какой-нибудь культуры и истории стран Востока). Школу я свою любил и люблю до сих пор, во многом (не во всем), конечно, она меня сделала таким какой я есть.

И вот в школе этой у меня был весьма своеобразный учитель литературы. Те мои читатели здесь, кто со мной знаком, понимают о ком я говорю, а остальным личность ничего не скажет; главный момент заключается в том, что человек был очень хорошим литературоведом, но совсем ужасным преподавателем (в особенности со школьниками) и не очень уравновешенным человеком.

Важно то, что этот человек дал мне такое представление о русской литературе, которое редко встречаешь у моих сверстников (особенно если они не историки). Он рассказывал о русских писателях довольно по-взрослому и это помогало понять, что это не про то, что "а потом Х. написал поэму, а Z - стих, давайте их обсудим". Он дал понимание личностей и значения всех этих фигур в контексте эпохи, что особенно было важно - писателей 18-го века, про которых я навсегда понял, что вообще-то все они не столько и писателя, сколько государственные служащие и политические фигуры - а литература для них была так, развлечением.

И вот ты понимаешь, что Фонвизин - это не только, да и не столько автор двух неплохих пьес, а вообще-то главный советник Панина, главы русской дипломатии. Понимаешь, что Фонвизин помогал Панину в очень важных и опасных вещах. Вот в 1780-х годах он пишет "Рассуждение о постоянных государственных законах" - практически это преамбула к документу об ограничении самодержавия после Екатерины II. Попади кому в руки документ - не сносить головы ни Панину с братом, ни, тем более, Фонвизину. И деятельность Фонвизина в этом качестве не менее (если не более) важна, чем его литературные опыты.

Или вот мой любимый Кантемир (которым нас мучали месяца полтора) - его сатиры это, конечно, здорово ("На хулящих учение", кстати, хорошо ложится на рэп-бит, кстати), но вообще-то в Кантемире важнее тот факт, что он представитель локальной элиты, отношения с которой были очень важны для Петра I - Луцкий договор отрывал Молдавское княжество от Турции и привязывал ее к России. Этот договор был необходим Петру для успеха Прутского похода (поход закончился фантастическим провалом, но заранее этого-то знать было нельзя). Ну и у самого Антиоха вес немаленький был потом - приводил к власти Анну Иоанновну, был послом в Лондоне и Париже. В общем, типичная карьера иностранца-европейца - тем смешнее, когда того же Кантемира связывают исключительно с Россией и с русскостью (которой тогда вовсе не было).

Хрестоматийные примеры вроде Тредиаковского (учился у капуцинов в Астрахани, потом в Сорбонне, неплохо продвигал самого себе при дворе Анны Иоанновны - он же не только и не столько для красивой словесности оды писал), Радищева и Державина говорить даже не буду.

Странно другое - почему в обычных школьных программах от всего этого великолепия биографий и увлечений остаются только голые факты - написал оду, стих, поэму, вступил в переписку и т.д. Ведь все теряется - масштаб, значения, фигура, да и сами произведения теряют в смысле сильно.

Странно другое - почему в обычных школьных программах от всего этого великолепия биографий и увлечений остаются только голые факты...

Французский драматург Эмиль Ожье однажды принимал участие в регистрации новорожденного младенца, сына своего близкого друга. Дело происходило в маленьком провинциальном городке, и процедуру производил не сам мэр, а его адъюнкт, который задал Ожье первый вопрос:
"Как вас зовут?"
Драматург ответил:
"Эмиль Ожье".
Адъюнкт продолжил:
"Ваше звание и род занятий?"
Ожье спокойно ответил:
"Литератор, член Французской Академии".

Вероятно адъюнкт невнимательно слушал или был круглым болваном, потому что он продолжил процедуру следующими репликами:
"Хорошо. Теперь вам необходимо подписать этот протокол. Вы грамотны? Если же нет, то поставьте вот здесь крест".
Ожье не нашёлся, что ответить, а все присутствующие разразились громким хохотом.

На опыте "Лезвия" пришел к заключению, что писательство в нашей стране - дело, выгодное лишь для халтурщиков или заказников. Посудите сами - я ведь писатель, можно сказать, удачливый и коммерчески "бестселлер", а что получается:
"Лезвие" писал с середины 1959 года, т. е. до выхода книги пройдет без малого 5 1/2 лет. Если считать, что до выхода следующей мало-мальски "листажной" повести или романа пройдет минимум два года, ну, в самом лучшем случае - полтора, то получается семь лет, на которые растягивается финансовая поддержка от "Лезвия". Если все будет удачно, то "Лезвие" получит тройной гонорар (журнал + два издания). За вычетами, примерно по 8500, т. е. в итоге - 25 тысяч.
Разделите на семь лет, получите около 300 рублей в месяц, поэтому если не будет в ближайшее же время крупного переиздания, то мой заработок писателя (не по величине, а по спросу и издаваемости) первого класса оказывается меньше моей докторской зарплаты - 400 р. в мес., не говоря уже о зав. лабораторской должности - 500 р